Главным внешнеполитическим событием недели стало завершение дипломатического марафона в Лозанне. Ирану и «шестерке» международных посредников удалось достичь согласия по ключевым параметрам ядерной программы Тегерана. Директор программы «Ядерное нераспространение и Россия» ПИР-Центра АНДРЕЙ БАКЛИЦКИЙ уверен, что каждая из сторон может записать соглашение себе в плюс, а единственным по-настоящему уязвимым местом документа остается вопрос снятия санкций.
Эксперт ПИР-Центра Андрей Баклицкий
Вечером 31 марта в отеле Beau Rivage в швейцарской Лозанне нарастало ощущение дежавю. Переговоры между Ираном и «шестеркой» международных посредников продлевались уже дважды: в июле и ноябре 2014 года. Вторник, последний день срока, отведенного для выработки «политического» соглашения, заканчивался, и стороны снова не смогли прийти к взаимоприемлемому решению.
Представители «шестерки» (в первую очередь американцы) хотели получить подписанное соглашение, подобное документу от 24 ноября 2013 года (тогда в Женеве был принят Совместный план действий по иранской проблеме.— “Ъ”). Иранская сторона исходила из того, что соглашение будет заключено только одно — в июне. Тегеран хотел продолжить работу всех своих ядерных объектов, «шестерка» настаивала на значительных сокращениях иранской ядерной программы. Госсекретарь США Джон Керри должен был не забывать об оппозиции любой «плохой сделке» в Конгрессе, Джавад Зариф — соблюсти принципы, обозначенные верховным лидером Ирана. Над всем этим витал вопрос снятия санкций — сложный настолько, что было непонятно, с какой стороны к нему можно подойти.
Переговоры по «политическому» соглашению были попыткой пройти по линии настолько тонкой, что временами было непонятно, есть ли она вообще.
За вторником прошли среда и большая часть четверга. Журналисты, скучающие от отсутствия реальных новостей, начали шутить про «заговор швейцарских отельеров», заинтересованных в затягивании переговоров. Наконец, вечером в четверг министр иностранных дел Ирана Джавад Зариф написал в своем аккаунте на сервисе Twitter: «Нашли решения. Готовы приступить к подготовке текста прямо сейчас». Верблюд прошел сквозь игольное ушко.
Основные положения лозаннских договоренностей (хотя и являющихся соглашением о намерениях, не имеющим юридической силы) выглядят следующим образом:
Иран на десять лет сокращает количество своих центрифуг с 19 тыс. до 6014, причем только 5 тыс. машин старого типа IR-1 будут использоваться для обогащения урана до 3,5%. После десяти лет количество центрифуг будет ограничено только потребностями Ирана.
Подземный комплекс в Фордо превращается в исследовательский центр, где в течение 15 лет будет вестись только исследовательская деятельность без использования расщепляющихся материалов.
Иран соглашается сократить свой запас низкообогащенного урана с 10 тонн до 300 кг и удерживать его на таком уровне в течение 15 лет.
Тяжеловодный реактор в Араке будет модифицирован с тем, чтобы производить минимум плутония, причем не оружейного качества.
Иран принимает дополнительный протокол к соглашению о гарантиях МАГАТЭ, позволяющий агентству эффективно следить за ядерной программой страны.
Мировое сообщество устанавливает контакты с Ираном для передачи ему определенных материалов и технологий, связанных с ядерной деятельностью.
Как только Иран выполнит вышеобозначенные условия, Совет Безопасности ООН отменит все предыдущие резолюции по ядерной программе Тегерана и примет новую резолюцию, основанную на текущем соглашении. Тогда же США приостановят, а Евросоюз прекратит действие своих односторонних санкций. Сама архитектура санкций сохранится на большую часть времени действия соглашения и может быть использована против Ирана в случае нарушений.Поражает техническая продуманность и проработанность «политического» рамочного соглашения, охватывающего буквально все вопросы, обсуждавшиеся экспертным сообществом на протяжении последнего десятилетия. На четырех страницах текста нашлось место и модифицированному коду 3.1 к соглашению о гарантиях МАГАТЭ (Иран будет обязан сообщать агентству о строительстве новых ядерных объектов сразу же, а не за 90 дней до их ввода в строй), и мониторингу урановых шахт и цехов по сборке центрифуг, и даже излишкам тяжелой воды, производимой для исследовательского реактора в Араке (Иран будет продавать все излишки на международном рынке в течение 15 лет).
Каждая сторона смогла записать соглашение себе в плюс: Иран де-факто не закрыл ни один из ядерных центров и сохранил свои обогатительные мощности, получив при этом четкую перспективу снятия санкций. «Шестерка» сократила ядерную программу Тегерана до вполне безопасных масштабов, получила новые инструменты для мониторинга и сохранила возможность использовать санкции в случае нарушения соглашения.
Министр иностранных дел России Сергей Лавров заявил, что «Россия, безусловно, удовлетворена итогами переговоров в Лозанне».
Выступая после публикации рамочного соглашения, президент США Барак Обама в очередной раз напомнил, что иранский вопрос имеет только два решения: дипломатическое и военное. Как верховный главнокомандующий президент Обама выбрал путь переговоров, и переговоры принесли успех. Заявление адресовалось в первую очередь американской общественности (в большинстве своем отвергающей военную операцию против Ирана) и республиканскому большинству в Конгрессе, настроенному против сделки с Ираном.
Верховный лидер Ирана аятолла Хаменеи до сих пор не высказался по поводу договоренностей, но команда переговорщиков из Тегерана работала в прямом контакте с президентом Хасаном Роухани, который не мог не согласовывать свои решения с аятоллой. На протяжении переговоров верховный лидер публично не придавал им большой важности. Кроме того, после напоминания аятоллы Хаменеи о том, что подписываться будет только одно соглашение в июне, иранская дипломатия действовала очень аккуратно. Формально Иран не подписывал никаких бумаг, было сделано только заявление для прессы.
Положенные на бумагу условия рамочного соглашения также в очередной раз напомнили, что «ничего не считается согласованным, пока все не будет согласовано».
Единственным по-настоящему уязвимым местом рамочного соглашения остается вопрос снятия санкций. Очевидно, что сторонам не удалось достичь здесь договоренностей, формулировки остались максимально общими. Для снятия санкций Ирану нужно убедить МАГАТЭ, что он выполнил все положения соглашения. Но, если сокращение количества центрифуг легко поддается проверке, то снятие вопросов по «возможной военной составляющей» иранской ядерной программы, тянущихся с 1990-х годов, может оказаться слишком длительным и сложным процессом.
Что касается введения новых санкций, связанных с ядерной программой Ирана, то такая возможность не упоминалась ни в тексте рамочных договоренностей, ни в совместном заявлении Джавада Зарифа и верховного представителя ЕС по иностранным делам Федерики Могерини. Но учитывая, что переговоры будут продолжаться еще три месяца, можно ожидать новых попыток введения санкций со стороны Конгресса США. Премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху уже заявил, что соглашение с Ираном, основанное на обозначенных рамочных договоренностях, будет угрожать самому существованию его страны. Многие конгрессмены — и республиканцы, и демократы — будут готовы прислушаться к словам господина Нетаньяху.
В итоге впереди нас ждут три интересных и насыщенных месяца, когда многообещающие принципы, согласованные в Лозанне, будут превращаться в юридически обязывающее соглашение. А пока важно понимать, что рамочная договоренность между «шестеркой» международных посредников и Ираном — это не итоговый документ, подписанный сторонами. Это не панацея, решающая все возможные сложности, связанные с иранской ядерной программой. Но это значительно больше, чем то, на что мы могли надеяться еще вечером 31 марта.