Управляемая трагедия
Анна Сотникова о фильме Рубена Эстлунда «Форс-мажор»
В прокат выходит «Форс-мажор» — один из лучших фильмов прошлого года, показанный в январе на фестивале «2morrow», формалистская история стремительно рушащихся семейных отношений на фоне белоснежного альпийского курорта
Семья благополучных шведов — папа, мама и двое маленьких детей, мальчик и девочка,— проводят идиллические каникулы на альпийском горнолыжном курорте. Во время ланча на открытой террасе они становятся свидетелями искусственного схода лавины: пока снег стремительно врывается в кадр, мать хватает детей и бежит прочь — отец же хватается за свой айфон и бежит вперед них. Оставшаяся часть отдыха будет омрачена взаимными недомолвками, самооправданиями и многозначительными взглядами: как признаться в том, что ты трус, как смириться с тем, что твой муж трус, и как со всем этим жить дальше?
Сорокалетний Рубен Эстлунд, автор формалистских зарисовок о причудах человеческой природы и вопросах этики, в своем четвертом полном метре доводит свой стиль до абсолюта — "Форс-мажор" выглядит намного четче, проще и схематичнее его предыдущих работ. Жена начинает сомневаться в собственном муже — а как следствие, и во всей своей жизни; муж отрицает очевидное, дети боятся за отношения родителей. Центральные персонажи выглядят намного более условными, чем их прекрасно прописанные друзья, но одни влияют на других. Идиллическая пара — лучший друг мужа с юной любовницей — начинает сомневаться в собственных чувствах после закономерной истерики главной героини. А сама героиня, прежде непоколебимо уверенная в своих моральных установках, после разговора с практикующей открытые отношения приятельницей, оказывается перед вопросом, что же все-таки семейная жизнь значит для нее.
Главная претензия к "Форс-мажору" состоит в том, что это предельно неизобретательный фильм, построенный на стереотипах: мол, сюжет хорош, но герои банальны и не блещут глубиной, а постановка — откровениями. Определенная доля правды в этом есть: "Форс-мажор" — холодное кино, поставленное в зоне раздражающего комфорта, с кристально чистой операторской работой и такой же режиссурой, то есть фильм, из которого хирургическими методами извлечено все лишнее. Герои подолгу молчат или вовсе не присутствуют в кадре, уступая место по-скандинавски выхолощенным интерьерам и заснеженным вершинам — но это тот случай, когда молчание говорит о них больше, чем любая пустая болтовня. Каждая деталь работает на одну идею и рано или поздно сводится к общему знаменателю, одни события цепляются за другие, чтобы на сюжетном уровне спровоцировать эффект искусственного схода лавины. Все это можно смело обвинять в безжизненности, если не учитывать один момент: цель оправдывает средства. Эстлундовская манера режиссировать при помощи линейки и циркуля делает "Форс-мажор" фильмом Бергмана, снятым по законам, строгим как правила "Догмы-95". Предчувствие апокалипсиса зреет на фоне идиллического заснеженного пейзажа, пока рассказ, начавшийся с, казалось бы, ничем не примечательного эпизода (ну убежал человек, ну струсил признаться, и что с того?), вырастает до масштабов этической головоломки, превращается в глубокий разговор о гендерных стереотипах, о столкновении идеалов с реальностью и об итоговой безысходности. Исследование собственной трусости — процесс настолько же интимный, насколько универсальный. Каждый рано или поздно сталкивается на этом пути с какой-то незначительной деталью, способной разрушить его картину мира. И, задавая себе вопрос "как же теперь быть?", неизбежно приходит к ответу: жить дальше. В этот бездонный ответ Эстлунд и всматривается, как в белоснежную равнину — долго, пристально, пока не заболят глаза.
В прокате с 23 апреля