Президент на минувшей неделе посетил Хакасию, выяснял на месте, как идут восстановительные работы. "Огонек" побывал там, куда Владимир Путин не доехал,— в самом пострадавшем от огня селе
Фото: Коммерсантъ / Данил Шостак / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Данил Шостак / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Данил Шостак / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Данил Шостак / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Данил Шостак / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Данил Шостак / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Данил Шостак / купить фото
В пожаре, охватившем Хакасию, пострадало 40 деревень, 34 человек погибли, некоторые до сих пор находятся в списках пропавших без вести, больше 5 тысяч человек остались без жилья, почти тысяча находится в больницах. Тяжелее всего пришлось селу Шира, где уничтожено 500 домов, в которых жили 2,5 тысячи человек.
"Страшно, Вась"
Автобус Абакан — Шира. Напряжение пассажиров растет с приближением к конечной станции. Люди тревожно вглядываются в обгоревшие холмы, горы и поля.
Для водителя Василия этот утренний рейс из города до Ширы первый и последний на сегодня. Весь день он будет перевозить погорельцев во временные пункты размещения. Василий тоже родом из Ширы. Свой дом после пожара он еще не видел.
— 12-го поехал на рейс — вся трасса в дыму. Ехали у меня две бабки и парень молодой. Я его посадил к задней двери: говорю, если что, прыгай.
— Страшно, Вась, страшно,— причитает пассажирка.
Раньше эти места напоминали сказочную страну: с одной стороны — холмы, с другой — целебные озера Шира, Беле, Иткуль. Сейчас треть села — это выжженное поле. От домов остались квадратики фундаментов и торчащие обгоревшие печные трубы. Отдельные участки еще дымятся. Чернеют обуглившиеся скелеты металлических стульев, леек, чайников, велосипедов. По выжженной земле ходят худые недоенные коровы: они пришли к своим домам, от которых ничего не осталось.
На одном из пожарищ бегает собака с подпаленной на животе шерстью. У собаки сгорели щенки, и она не уходит с места пожара.
— Мы поехали в магазин, обутки жене искали. Звонят, говорят, у вас край горит. Я говорю, как так, 10 минут прошло, я только что из дома уехал. Я вынес шубу жены и свои дипломы. И велосипед ребенка, мы ей за день до этого подарили.
— Паша, нету мела у тебя? — обращается к соседу Сергей, как будто написанный мелом на обугленном столбе адрес материализует сгоревший дом.
После пожара у Паши нет не только мела, но и четырех машин и пилорамы. На возмещение убытков предприниматель почти не надеется.
— В сельсовете сказали, имущество должно было быть застраховано... Зря ты у меня вагонку тогда не купил, Серя!
— Ну нет, хорошо, что я ее у тебя не купил! — улыбается Сергей.— Видите, мы уже смеемся.
"Брось котомку"
Сельский дом культуры не видел столько посетителей ни на одном из праздников. Временно ДК переоборудовали в координационный центр: здесь погорельцев регистрируют, выдают им временные социальные паспорта и гуманитарную помощь. Вещи привозят со всей Хакасии, из Томска, Новосибирска, Ташкента, Петербурга.
— Ну что, видели уже беду нашу? — спрашивает худрук Дома культуры Елена Зырянова. Она работает координатором погорельцев почти круглосуточно.
— Дорогие пострадавшие и волонтеры! Мы не справляемся с фасовкой! На полчаса мы прекращаем выдачу! — хорошо поставленным голосом говорит в микрофон замдиректора ДК.
Толпа неохотно расходится. Многие отправляются в актовый зал. Он буквально завален одеждой: вещей столько, что под ними не видно ни сцены, ни кресел. Нарисованная на стене зала масляной краской кривоватая русалочка как будто бы собирается нырнуть в море вещей.
— Кофта теплая детская!
— Куртка теплая женская! — как на аукционе, кричат волонтеры со сцены, пытаясь систематизировать одежду. Волонтеры — это школьники и студенты. Каждый день после уроков они приходят в ДК и работают до ночи.
— Честно говоря, вещи берут все, кто может — погорельцы, не погорельцы,— говорит худрук Елена Зырянова.— Столько одежды — можно одеть всю Хакасию раз 15. Есть многодетные, малоимущие, почему бы им не помочь? А вот по продуктам строгий учет. Дают только по удостоверению пострадавшего при пожаре. Одна женщина пришла в очередь, ей говорят: "Вы же не погорели". Она отвечает: "А мне тоже надо!"
На пожаре наживаются не только охотники за гуманитарной помощью. На пепелищах появились мародеры: ищут на участках металл и оставшиеся ценные вещи. На рынке аренды жилья цены взлетели почти на треть: скоро погорельцам выдадут первые компенсации, и они станут выгодными клиентами.
— Сейчас первый шок, когда люди выскакивали на улицу в тапочках, проходит,— продолжает Елена.— И приходит осознание. А этот стресс куда страшнее. Мы стараемся каждого обласкать. Вот сидит дедушка и плачет: "Я ей говорю: брось котомку, брось". Оказалось, что он выскочил, а бабушка давай вещички собирать. И она на глазах у него сгорела, балка на нее упала. Я, знаете, думаю, что не так жалко потерять дома и имущество, сколько памятные вещи. Фотография мамы, которой уже давно нет,— и ты не вернешь ее никогда в жизни, никогда не увидишь. А эти шмотки — так...
На улице у ДК дети на качелях и лавочках — ждут родителей и караулят узлы с вещами.
— Мы погорели, мы погорели,— повторяет девочка-хакаска лет шести, теребя завязки кофты,— шесть трупов уже нашли.
Двое мальчиков то ли от перепуга, то ли от непонимания свалившейся беды радостно кричат:
— А у меня дом сгорел! А у тебя сгорел?
— У меня вся улица сгорела!
— Уи-уи-уи — это сирена! Побежали от пожара спасаться!
Гори, гора
Поля у села Шира горят ежегодно — это вам каждый подтвердит. Но раньше почему-то все обходилось.
Рано утром 12 апреля начался ураганный ветер 30 метров в секунду, а температура поднялась до плюс 27. По словам жителей, огонь в село пошел с горы.
— У нас улица такая, маленько в яме, и ничего не видно, что вокруг творится,— рассказывает Валентина, дожидаясь очереди на перевязку в сельской больнице и укачивая обожженные руки.— Я посмотрела в одну сторону — чернота, села на велосипед и поехала в другую сторону. У нас улочка такая узкая, чуть шире больничного коридора. Я поехала по ней и обгорела. Орала от боли. И как представляю, что есть люди, которые там заживо сгорели... Почему не было ни сигналки, ни набата, ни сирены, ни пожарок?
Пожарных машин в селе три, две из них отправились тушить соседние деревни Ефремкино и Целинное. В Кожухово, Карагаево машин уже не хватило, и деревни выгорели дотла.
В Шире осталась одна пожарка, пустая, без воды. Шесть пожарных на стареньком "ЗИЛе" с огнем справиться не смогли. Жители сами отстаивали дома с лопатами и метлами — воды не было и у них. Несколько лет назад власти убрали с улиц колонки, и жителям села пришлось бурить скважины и переходить на электронасосы. Сразу после начала пожара электричество отключили, в итоге исчезла не только возможность замыкания, но и шанс потушить дома.
— Что можно было сделать, чтобы не допустить такой ситуации? Пожарные лучше сработать могли? — спрашиваю замглавы Ширинского района Василия Рядчикова.
— Вот вы прикиньте. В Шире было 12 пожарных машин плюс два поезда.
— Через сколько они там были после начала пожара?
— Ну, это я не знаю. Не к концу же они пожара приехали, правильно?
— Не знаю, я у вас спрашиваю.
— Я знаю только, что оперативно все было.
— А 12 машин откуда приехали?
— Отовсюду, откуда только можно. Из Абакана, из Ачинска, Кемерово. Да тут два часа езды всего-то,— говорит Рядчиков.— Вам что надо-то от меня? Это стихия была такая, что профессионалы, всю жизнь проработавшие в этой системе, ни разу с таким не встречались! Вы должны понимать, что этот пожар нельзя было потушить,— срывается на крик Рядчиков.— Между прочим, вас там,— указывает пальцем вверх замглавы администрации,— накажут за такие вопросы! Вы совесть-то имейте! — кричит он, убегая к дверям и надевая на ходу куртку.
— Это действительно самый сильный пожар, на котором вы работали? — спрашиваю у главы штаба МЧС, инженера группы обеспечения информационного взаимодействия Вячеслава Штеера, прибывшего из Челябинска.
— Нет, это картина, характерная для лесных пожаров. Просто здесь власти не выполнили ряд противопожарных мер. Таких, как опашка земель.
Опашка — это траншея, вырытая вдоль автодорог и на границах населенных пунктов. Она не дает палу переметнуться на дома.
— Ваша опашка — это прошлый век. Это неэффективный способ,— говорит глава Ширинского района Сергей Зайцев, не отвечая, какой способ является эффективным.
Измученные горем люди обсуждают версии произошедшего. Якобы баловались мальчишки, а может, по полям Хакасии разъезжали черные джипы, разбрасывая листовки с надписью "Привет от Украины". Инвалид Сергей уверен, что пожар предсказал именно он.
— У меня голова так с утра болела, и в голове было: "Конец света".
Все версии ЧП записывают работники Следственного комитета, приехавшие из Москвы. Заведено пять уголовных дел по статье "Халатность". Как сообщил представитель СК Владимир Маркин, потенциальные фигуранты — руководители местного МЧС, республиканские и районные чиновники: главы Бейского, Усть-Абаканского и Ширинского районов.
Птичку жалко
В 10 километрах от погоревшего села — курортный поселок Жемчужный. Теперь словосочетание "ехать на курорт" приобрело для ширинцев новое значение: здешний санаторий стал для 400 погорельцев домом как минимум до сентября — такой срок поставили федеральные власти для восстановления домов. После сгоревших кварталов Ширы и человеческого муравейника Дома культуры тихий санаторий с выходом на озеро кажется раем.
В "раю" облупившаяся краска на этажах, а вместо душей — шланг и дырочка в полу. Но ширинцы считают, что им повезло: погорельцев из других поселений размещают в школьных кабинетах и спортзалах.
Днем в санатории пусто: молодые уезжают на работу или восстанавливать документы. Остаются только старики.
— Дочка пошла на пепелище, меня не пустила,— рассказывает Валентина,— сказала: мама, тебе не надо смотреть, плохо с сердцем будет. Все погорело. И злато, и серебро, и ложечек набор по 800 рублей.
— Я пришел из церкви, на диван лег и уснул. Просыпаюсь — темно. Голый выбежал, в одной майке. Деньги пропали, что на похороны копил, "шестерка". "Шестерку" не жалко, велосипед жалко,— говорит Анатолий Николаевич.
— Я, главное, переживаю за птиц. Я их кормила всегда. Как они там, бедненькие. У меня много книжек святых сгорело, иконочки сгорели. Я, в общем, верушшая. Мы готовились к Пасочке Христовой. Все побелили, полный холодильник еды, яичек.
— Я вот попугайчика взяла с собой, Кешу, а паспорт не взяла. Руки красные у меня — это я плеснула на огонь, а меня жаром как обдало. А бабки сильно обгорели: одна козу вытаскивала, другая — гармошку. Теперь просит: "Хватит плакать, найдите мне гармошку, я уж вам сыграю". Ну а что нам остается делать: ни разу не отдыхали за жизнь.
По вечерам санаторий превращается в общежитие: в холле второго этажа смотрят новости, на третьем — "Поле чудес", по коридорам гоняют машинки дети. К семи все идут на ужин. Сегодня — рыба, капуста, картошка, булочки, апельсины и чай с карамельками.
— Когда Шира горела, мы сами у себя пожар тушили, — рассказывает зам исполнительного директора санатория Марина Ерохина.— Власти попросили нас принять погорельцев. Мы единственный санаторий Хакасии, который на это согласился. Ведем переговоры с властями о компенсации убытков, но что-то нам пока не очень хотят компенсировать.
После ужина — собрание. На повестке дня — где строить новые дома.
— Вчера на штабе, который проводил Зимин (глава республики Хакассия.— "О"), проголосовали, что строить будут на том же месте,— докладывает Василий Рядченко.— Я, конечно, молчал. Но я вам предлагаю решение — новый поселок у озера Иткуль. 13 километров от Ширы. Мы его уже давно хотели строить, земля подготовлена, участки нарезаны по 10 соток — как раз на 400 человек. Будем строить на старом месте — не построим к сентябрю. А в Иткуле — 99 процентов гарантии даю! Губернатор заинтересован в том, чтобы это был образцово-показательный поселок!
— А садик, а школа?
— Дорог там нет пока, света, воды, но вся инфраструктура будет! Новенькие домики со всей социалкой! Улицы в асфальтике! Только не по федеральной программе, а по местной, республиканской. И не к сентябрю, конечно. И не в этом году,— отвечает замглавы,— голосуем!
— Здесь же от силы человек 100 из 400. Голосование будет правдивым? Людей оповещали? — подходит к зампредседателя его помощник.
— Я вчера оповещал! Так, 14 человек за старое место. Явное меньшинство!
В первых рядах раздаются сдержанные рыдания. Решение, которое нравилось бы всем, здесь, кажется, найти невозможно. Люди, дома которых расположены близко к горе, где палы идут каждый год, не прочь бы переехать. К тому же земля на горе плохая: глина да камни. Радуются и те, кто имел малюсенькие участки земли: теперь по уравниловке им достанется 10 соток. А вот те, кто жил в центре, работает в Шире, те, у кого было соток 20 земли, недовольны. Практически все боятся, что землю под сгоревшими домами у них отберут, хотя погорельцы являются ее собственниками и по закону сделать это никто не имеет право.
Уже известно, что дома будут не из кирпича, не из дерева — так слишком долго и дорого, а бетонные "коробки". Люди боятся, что получатся образцово-показательные "курятники". Но верят Путину: раз обещал дома — значит, будут. Некоторые из погорельцев ни на кого не рассчитывают: "Будем строить сами".
— Уважаемые, а сейчас перед вами выступит отец Виктор,— объявляет замглавы.
Все шикают и просят друг друга помолчать.
— Нас постигло тяжелое событие,— тихо говорит отец Виктор, глядя в пол.— Многие задаются вопросом, почему это в праздник Пасхи произошло.— Это не просто так, дорогие мои. Это определенные сигналы. Я служу 14-й год, и раньше на исповедь люди сотнями ходили. А в этом году очень малый процент пришел покаялся. Я призываю вас чаще посещать храм, поанализировать, поисследовать себя. Кто желает, того покрестим. Новую землю под строительство освятим. И старую я готов освятить. Мы грешники, но еще живы, слава богу.
— Дети-то не грешные! За что их? — раздаются женские голоса.
Отец Виктор молчит. В поселке Шира родители погибли у четверых детей — от 5 до 14 лет.