По данным МВД, в России ежегодно без вести пропадает около 50 тыс. человек. Александра Романычева разбиралась в том, кто занимается их поиском и насколько этот поиск эффективен.
Фото: lizaalert.org
Фото: Михаил Джапаридзе/ТАСС
В Красногорском "Макдоналдсе" в Павшинской пойме вечером 26 марта собралось больше тридцати человек, большинство — друзья пропавшего девятнадцатилетнего Руслана Моисеенко. 21 марта Руслан поймал такси из клуба в районе метро "Баррикадная" и поехал домой в Красногорск. До дома Руслан так и не добрался. Версию, что парень — "бегунок", исключили: деньги из квартиры не брал, раньше не убегал. Но уголовное дело не завели, так как не нашли машину и не доказали причастность таксиста. Родители обратились за помощью к добровольцам.
Координатор поисково-спасательного отряда "Лиза Алерт" Женя, крупный парень в куртке с нашивкой "Спасатель" на спине, распределяет людей по группам. Мы с Лешей, известным на форуме "Лиза Алерт" под ником Ленин, идем по берегу Москвы-реки. Побережье Павшинской поймы — это перекопанная земля, из которой торчит арматура, вокруг — стройка. "Я с Матвея здесь",— рассказывает Леша-Ленин. На поиски людей он выезжает уже около девяти месяцев. Он идет совсем по краю берега и светит фонарем в темную реку. "Матвей — это ребенок из Дедовска. Я, еще когда в охране работал, узнал, что он пропал. Он же совсем маленький — и пропал. Я вообще, когда искали его, несколько суток не спал. Его украли родственники, чтобы продать. Это громкая история, неужели не слышала?" — удивляется Ленин. Матвей Иванов, отказник, пропал из детского отделения Дедовской больницы. Месячного малыша уже собирались забирать приемные родители, но не успели. Ночью 17 июня 2014 года пришел неизвестный человек и забрал младенца из палаты. У следствия были разные версии, в том числе о причастности к краже родственников малыша, но никого так и не арестовали, а Матвей до сих пор не найден.
В отряд "Лиза Алерт" многие волонтеры приходят, услышав о резонансной истории. Сама организация была создана в 2010 году после пропажи Лизы Фомкиной. Пятилетняя девочка заблудилась в лесу в Орехово-Зуево, в течение пяти дней ее практически никто не искал. Информация о пропавшей попала в интернет, и тогда подключились добровольцы. Девочку искало почти 500 человек. По мнению волонтеров, запоздалая реакция органов внутренних дел и МЧС привела к тому, что Лиза умерла от переохлаждения на девятый день со дня пропажи, ее нашли на десятый день.
По словам координатора организации Григория Сергеева, мотивация у волонтеров абсолютно разная: "Молодой 25-летний парень, отслуживший в армии, толкающий от груди 100 кг, приходит потому, что здесь девчонки красивые, ветки хрустят, он брутален, он в лесу, он крут. Молодая мама не понимает, как ребенок может находиться в опасной ситуации. Взрослый, умудренный опытом человек понимает, что он в жизни может сделать что-то не только для себя".
В отряде есть небольшой костяк, остальные приходят и уходят: кто-то участвует только в поиске детей или только в поиске пожилых людей, есть те, кто приезжает раз в год. Волонтеры рады всем, независимо от причин, которые приводят человека в поисковые отряды. Они уверены, что независимо от условий, при которых пропали люди, поиски все равно должны быть начаты и продолжаться круглосуточно, поскольку под угрозой человеческая жизнь. Например, спасатели МЧС, согласно инструкции, не имеют права вести поиски в темное время суток. Чем быстрее начнется поиск, тем больше вероятность, что он окончится успешно: так, согласно статистике, ребенок, похищенный с целью сексуального насилия, живет только три часа.
По данным МВД, ежегодно в России пропадает от 40 тыс. до 50 тыс. человек. 92% находятся живыми, оставшиеся 8% — это погибшие и те, кого ищут годами. Срок ведения разыскных дел составляет 15 лет, поэтому ежегодно в розыске находится порядка 94 тыс. человек. "У нас в стране пропадает много людей, это большие цифры,— говорит координатор "Лизы Алерт" Ирина Воробьева.— А статистику нужно считать с момента попадания информации в экстренные службы, даже если пропавшего нашли через час. Если мы посчитаем все эти обращения, то цифра будет в разы больше".
По данным МВД, ежегодно в России пропадает от 40 тыс. до 50 тыс. человек. 92% находятся живыми, оставшиеся 8% — это погибшие и те, кого ищут годами
В России поиском без вести пропавших занимаются подразделения МВД, при необходимости к делу подключаются Следственный комитет и прокуратура. Часто те, кто подает заявление об исчезновении человека, сталкиваются с отказом в его принятии. Многие и сами убеждены, что подавать заявление можно только по истечении трех суток после того, как человек пропал. Но ни в одном документе, регламентирующем поиск людей, такой нормы нет. Миф про три дня возник, скорее всего, из положения, по которому при наличии признаков преступления оперативник должен принять решение в срок, не превышающий трех суток со дня поступления сообщения о пропавшем. Однако сами поисковые мероприятия должны начаться незамедлительно после выяснения всех обстоятельств пропажи.
Оперативники иногда пользуются незнанием граждан и предлагают "погулять три дня, пока муж вернется". Это должностное преступление. Если гражданину отказывают в принятии заявления, нужно звонить на горячую линию МВД. На сайте МВД есть отдельная вкладка "Внимание, розыск!", куда выкладывается информация о поисках. При согласии на размещение информации о пропавшем на сайте МВД можно отслеживать свою заявку там. Если этой информации нет, то на сайте можно написать претензию. Параллельно можно обратиться в поисковые отряды.
Иногда даже принятое заявление не гарантирует активных поисков. Так, в середине марта пропала режиссер-документалист Тамара Якжина. Подруга режиссера забила тревогу после того, как та перестала отвечать на звонки. Вместе с соседкой они осмотрели квартиру, удивившись беспорядку и открытым во всей квартире окнам, и сразу же обратились в районное отделение полиции, написали заявление и попросили сотрудников опечатать квартиру, однако оперуполномоченная Потехина не увидела в этом необходимости. Правоохранительные органы не стали интересоваться и телефоном пропавшей, несмотря на то что он принимал звонки еще в течение трех дней после исчезновения женщины. Уголовное дело возбудили лишь 9 апреля, а 15-го в Подмосковье было найдено тело Тамары Якжиной.
В правоохранительных органах нежелание сразу идти на поиски объясняют нехваткой кадров. "В России задействовано до 4,5 тыс. разыскников. В среднем нагрузка на одного оперативного сотрудника составляет порядка 100 дел. 50% документов в уголовном розыске относится к разыскной работе",— рассказывает замначальника управления организации оперативно-разыскной деятельности Главного управления уголовного розыска МВД Андрей Щуров. В конце марта глава ведомства Владимир Колокольцев на встрече с "Единой Россией" сообщил, что ведомство разрабатывает меры по сокращению сотрудников, однако итоговые цифры пока не называются. С 1 февраля приостановлен набор новых сотрудников.
Отказываясь брать заявление, оперативники часто оказываются правы. Большинство пропавших действительно находятся в первые же сутки. "Нередко бывают случаи, "вот мой муж потерялся, его нет уже десять часов", у нас начинается операция, мы на снегоходах прочесываем лес, а на самом деле он все это время пил у друга",— говорит спасатель МЧС. Сотрудников этого ведомства часто привлекают к поискам, особенно если требуется специальное оборудование или поиск пропавшего в труднодоступной местности.
Добровольные поисково-спасательные отряды в России появились в 2009-2010 годах после нескольких случаев, когда потерявшиеся погибали оттого, что для поисков не хватало людей или розыск был начат не сразу. Сейчас в стране действует около 60 поисковых отрядов. Кроме "Лизы Алерт" самые крупные из них — ассоциация "Поиск пропавших детей", смоленский поисково-спасательный отряд "Сальвар" и московский областной поисково-спасательный отряд "Полярная звезда". Многие небольшие региональные организации впоследствии стали филиалами "Поиска пропавших детей" и "Лизы Алерт". "Поиск пропавших детей" работает в тесном сотрудничестве с МВД на основании заключенных соглашений. В "Лизе Алерт" считают, что соглашения — это формальность (хотя в некоторых регионах и у них есть такие соглашения).
Такие пропавшие, как Руслан Моисеенко,— редкость, в основном в группе риска находятся пенсионеры с нарушением памяти, люди с инвалидностью и дети. 25% детей, которые самовольно ушли из дома, становятся жертвами преступлений криминального характера. "Ребенок на улице — это опасно,— уверяет координатор поискового отряда "Лиза Алерт" Ирина Воробьева.— К сожалению, такие истории иногда заканчиваются гибелью. Это либо что-то криминальное, потому что ребенку надо где-то есть и спать, либо несчастные случаи. "Бегунок" во Владимирской области погиб, потому что обрушилась стена заброшенного дома, в котором он тусил с друзьями". Ежедневно в органы внутренних дел поступает порядка 70 заявлений об исчезновении детей. "Большинство удается найти в первые трое суток. Еще от трех до семи детей находится в течение месяца. Но двое-трое из них — это дети, которые уходят постоянно, из неблагополучных семей и интернатов",— рассказывает Андрей Щуров.
В полиции не хватает мотивированных людей, огромный объем работы и большое количество заявок. У них мотивации нет, у нас она есть
25 мая по инициативе уполномоченного по правам ребенка Павла Астахова в России будет запущен единый Национальный мониторинговый центр помощи пропавшим и пострадавшим детям. Основная задача центра — скоординировать всех, кто профессионально занимается поиском детей,— полицию, МЧС, волонтеров, общественные организации. По словам Андрея Щурова, центр будет заниматься не только поиском ребенка, но и его дальнейшей реабилитацией. "Если речь идет о побеге из неблагополучной семьи, реабилитацию должна проходить вся семья. Если выясняется, что родители ведут асоциальный образ жизни, подключаются органы опеки и попечительства, комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав и проч. Если речь идет о жертвах насилия — это компетенция правоохранительных органов, а также учреждений здравоохранения и социальной защиты, профессионально занимающихся реабилитацией жертв насилия. Если ребенок сбежал из детского учреждения, подключается профильное министерство субъекта федерации",— поясняет Астахов. Центр поиска в настоящий момент заключает соглашения с профильными ведомствами. "По каждому случаю пропажи ребенка будет заведен специальный профиль в базе, по которому можно будет отслеживать, какая помощь оказана, был ли рецидив, то есть будет индивидуальный план работы",— добавляет он.
Зимой 2012 года в Нижнем Тагиле пропал школьник. Двое друзей катались с горки в карьере, но выбраться наверх смог только один. Мальчик сам отправил друга домой со словами: "Ладно, иди, я тут сам, тебе пора домой, тебя мама ждет". Когда родители обратились в полицию, оперативники, согласно инструкции, начали опрашивать их, поскольку родители всегда первые подозреваемые. До одноклассников дошли утром. В итоге оперативники нашли ребенка погибшим от переохлаждения. По должностным инструкциям ни один полицейский ничего не нарушил, рассказывает Ирина Воробьева, но, "если бы все работало, волонтеров бы не было. В полиции не хватает мотивированных людей, огромный объем работы и большое количество заявок. У них мотивации нет, у нас она есть".
Волонтеры указывают на то, что, в отличие от других стран, в России плохо налажена система сообщения между полицией, системой здравоохранения и другими экстренными службами. "В одном кабинете уголовного розыска могут искать человека, а в другом кабинете на него уже могут лежать материалы дела, и эти данные никогда не пересекутся",— объясняет Воробьева. Кроме того, иногда и у самих оперативников недостаточно ресурсов для поиска. Например, даже они не могут быстро получить информацию с камер московского метро.
Российский волонтерский опыт по поиску людей уникален. В США и Европе волонтерские организации занимаются исключительно информационной поддержкой и распространяют информацию о пропавшем, как, например, поступает известная американская организация AMBER Alert. Второй вариант — это стихийные отряды, которые возникают, когда пропал конкретный человек. В России же большая часть волонтерских поисковых объединений ищет разных пропавших на постоянной основе, работая при этом и как распространитель информации, и непосредственно "в поле".
Но у добровольных отрядов нет инструментов, которые есть у полиции. Они не в состоянии сделать биллинг телефона, получить информацию по обращению банковской карты, не могут снять данные транспортных карт.
Андрей Щуров рассказывает, что изначально скептически относился к работе волонтеров. Сейчас МВД, наоборот, пытается сотрудничать. "Мы дали рекомендацию всем руководителям разыскных подразделений зарегистрироваться в твиттере и фейсбуке и общаться с волонтерами в соцсетях,— рассказывает Щуров.— Это дает положительный результат. Иногда они перегибают палку, а иногда дают почву для размышлений и служебных проверок. Вот на днях написали в социальных сетях, что в территориальном подразделении не приняли заявление. Дают фотографию отделения, пишут, какая дежурная часть. Естественно, мы звоним руководителю территориального подразделения и выясняем, в чем проблема. А недавно в ночь с субботы на воскресенье один из волонтеров "Лизы Алерт" выкладывает информацию, что три территориальных подразделения не приняли заявление о розыске без вести пропавшего ребенка 14 лет. Я сразу пишу: "Дайте мне адреса этих отделов, я готов сейчас, в два часа ночи, выехать и посмотреть, где не приняли заявление". А в ответ — тишина".
Между спасателями, любителями и профессионалами, много противоречий. Иногда добровольцы могут невольно помешать работе оперативников. "Был такой случай: волонтеры находят в лесополосе труп ребенка. И вместо того, чтобы не прикасаться к этому трупу, начинают рассматривать, в этой ли одежде или не в этой он был по приметам. И при этом нарушается обстановка на месте происшествия. И все, я потерял след",— возмущается Щуров. Кроме того, волонтеров могут использовать для того, чтобы манипулировать общественным мнением. Самый яркий пример — история с якобы пропавшей в январе 2013 года женой Алексея Кабанова, шеф-повара кафе ANB и одного из основателей сети ОГИ. Спустя три дня после убийства Кабанов разместил объявление в фейсбуке о том, что она пропала и он просит помощи в поиске. Пост имел небывалый отклик, и множество волонтеров пытались найти женщину в течение нескольких суток.
Сейчас отношения волонтеров с полицейскими строятся в российских регионах по-разному, и фактически успех совместной работы зависит от того, смогут ли на месте договориться оперативник и волонтерская организация. Спасатели по должности и по зову сердца балансируют между недоверием друг к другу и необходимостью сотрудничать. По мнению и волонтеров, и сотрудников ведомств, ситуация за пять лет стала меняться к лучшему. Впрочем, иногда все они оказываются бессильны. На момент сдачи номера Руслана Моисеенко найти не удалось.