Семьдесят лет назад "Огонек" вел прямой репортаж из логова врага — наш автор был среди тех, кто штурмовал рейхстаг*
Фото: Иван Шагин / фотоархив "Огонек" / Иван Шагин / фотоархив
Фото: фотоархив "Огонек" / фотоархив
Фото: фотоархив "Огонек" / фотоархив
Фото: В.Гребенев и Я.Рюмкин / фотоархив "Огонек" / В.Гребенев и Я.Рюмкин / фотоархив
Фото: фотоархив "Огонек" / фотоархив
*Сохранена орфография оригинала.
Уже пять дней я живу в рейхстаге. Окна моей комнаты выходят на Королевскую площадь. И вот вам она с натуры 2 мая 1945 года. Парка Тиргартен нет, если не считать жалких пней и обуглившихся стволов деревьев. На железном столбе ослепшего фонаря клочья зеленого немецкого мундира. Вся площадь изрыта окопами, траншеями, воронками от бомб, завалена мертвыми деревьями и очень похожа на дровяной склад. Брошенные пушки, окрашенные, как зебры, окружают площадь. Было бы страшно, если бы на их стволах не стояла усмиряющая меловая надпись: "Учтено. Зорин". Много разбитых автомашин. Трупы с рыжими копнами волос, расплющенные на земле танками, цемент, бетономешалки, узкоколейка, мешки с песком — признаки запоздалых усилий спасти рейхстаг.
— Мы начали бой за рейхстаг на мосту Мольтке,— сказал мне командир полка Ф.М. Зинченко, первым ворвавшийся в здание.
Я помню этот мост. Вода в Шпрее казалась золотой от заката солнца. Еще живые деревья отражались в ней чудовищными великанами. Но этого никто не замечал.
— Солдаты! Через квартал за Шпрее рейхстаг. Здесь должно быть водружено знамя победы,— сказал полковник.— Мы первые вышли сюда, весь мир будет знать о тех, кто первым ворвется в рейхстаг. Так неужели наш полк не достоин этой исторической чести?
...Королевская площадь представляла необычное зрелище. Солдаты, ночью проникнув на площадь, залегли за разбитыми автомашинами в немецких окопах, вырытых прямо посреди площади, и стреляли по рейхстагу. Через их головы били наши орудия, танки. Из окон военного министерства строчили пулеметы, немцы забрасывали площадь фауст-снарядами (снаряд для ручного противотанкового гранатомета.— "О") и минами. Из парка, со стороны Кроль-оперы, падали тяжелые снаряды, поднимая над площадью черные столбы земли, кусты, обломки дубов и акаций. Не то что подняться во весь рост, а высунуть голову было рискованно. И солдаты батальонов капитана Неустроева и капитана Давыдова, лежавшие впереди всех перед рейхстагом, с нетерпением ждали сумерек.
Площадь напоминала весеннее поле, покрытое маками: так много было здесь знамен и флагов. На дальних улицах от рейхстага, где еще шли бои, воинские части, пробивавшие путь к зданию, тоже двигались со знаменами. Всем хотелось первым водрузить знамя победы над рейхстагом. Артиллеристы из-за Шпрее, бьющие по рейхстагу с закрытых позиций, прислали делегацию со своим знаменем. Оно было бархатное с силуэтами Ленина и Сталина. Повар из соседнего двора, где стояла его кухня, приполз в белом халате в траншею и уговаривал солдат роты Сьянова взять его флажок. На флажке белыми нитками вышито: "Что, выкусил? С приветом, повар Загоруйко". Видимо, повар подразумевал Гитлера. Солдаты смеялись, называли повара кто "доктором", кто "папашей" и обещали прибить флажок на рейхстаге как можно выше.
Бой между тем становился все ожесточеннее. Немцы ввели в действие дальнобойную артиллерию. Все дома на площади у рейхстага стреляли. Подошли "тигры", но они боялись выйти на открытую площадь и стреляли термическими снарядами из-за углов правительственных зданий, занимающих целые кварталы. Наши солдаты точно вросли в землю, никто не отполз ни на метр. Связисты исчисляли расстояние до рейхстага в одну катушку телефонного провода. Рота Сьянова уже читала надпись, высеченную золотыми буквами на стене рейхстага: "Германскому народу". Батальон Давыдова уже слышал стоны раненых немцев, но огонь никому не позволял подняться до ночи.
Штурм начался 30 апреля, в 22 часа 55 минут по московскому времени. Это был первый штурм за все годы Отечественной войны, когда бойцы поднялись в атаку без приказа. Вот как это произошло. Кто-то из глубины парка Тиргартен стал прощупывать лучами прожектора мрачное здание рейхстага. Сначала голубой луч света обшарил массивные ступени входа, побегал по стене, в которой зияли дыры от снарядов, и затем медленно поднялся по колонне вверх к крыше, и вдруг все лежавшие на Королевской площади увидели над рейхстагом большое красное знамя. Ветер играл им. Развевающееся знамя напоминало Кремль, Смольный, Сталинград. Из рейхстага по прожектору стали стрелять пулеметы. Значит, в здании немцы? Кто же и как смог поднять там знамя? Кто так насмеялся над противником? Кто живому еще гарнизону немцев, отчаянно дерущемуся за рейхстаг, уже вынес смертный приговор? Знамя подняло солдат в атаку. Майор Соколовский только успел крикнуть: "Товарищи, завтра Первое мая. Порадуем товарища Сталина: ворвемся в рейхстаг!"
И тогда всю ночь все телефоны и походные радиостанции, находящиеся в Берлине, передавали на свои командные пункты: "Сейчас водрузили над рейхстагом знамя нашей чести!"
Узнал и полк Зинченко, что первыми водрузили знамя над рейхстагом его разведчики Мелитон Кантария, столяр из Очамчиры, что в Абхазии, и рабочий-торфяник из Смоленщины комсомолец Михаил Егоров. Они в сумерках пробрались в рейхстаг, поднялись по лестнице на крышу, где рвались снаряды, водрузили там знамя, ползком через площадь вернулись обратно в батальон и доложили об этом.
Все делегаты-"флажисты", как их тут прозвали, от всех родов войск, во время боя прикрепляли свои знамена к рейхстагу. Приделали к фасаду здания и флажок повара Загоруйко.
Но бои за рейхстаг только начинались. Немцы ушли в подвалы и отказались сдаваться. Глубокие подвалы тянулись подо всем зданием. Драться в них было невозможно. Узкие, темные, зигзагообразные, они тянулись на километры, и немцы открывали огонь по всем, кто пробовал по лестнице спуститься вниз. Кроме того, немцы были вооружены особыми пистолетами с электрической батарейкой. При нажиме на курок свет ослеплял цель.
Первого мая бой в рейхстаге длился 12 часов.
Батальоны Неустроева и Давыдова заняли первый этаж, закрыли все входы в подвалы, пробились на второй этаж и выбросили немцев. Установили пулеметы, что было важно сделать, так как восточная часть рейхстага с прилегающими к ней улицами еще находились в руках немцев. Батальон Неустроева расположился в северной части здания, южную часть обложили бойцы из других полков. Немцы к вечеру выбросили белый флаг и запросили парламентеров. Дивизия поручила вести переговоры майору А.В. Соколовскому.
Он спустился в подвал, и между ним и капитаном немецкой армии комендантом рейхстага произошел следующий разговор:
— Мы готовы подняться наверх из подвалов,— говорил комендант,— но при одном условии.
— Какое условие? — спросил майор Соколовский.
— Вы должны сложить оружие.
— На каком же основании? Кто же у кого сидит в подвале?
— У вас тактическое преимущество, у меня преимущество в силе. У вас сто-двести солдат, а нас здесь тысячи. Вы вскочили в рейхстаг, но отсюда обратно не уйдете. Мы простреливаем каждый метр площади.
— Мы и не собираемся уходить. Русский полководец Суворов говорил: "Воюют не числом, а умением". Я придерживаюсь на войне этого принципа.
— Я немного читал вашего Суворова. Но мне нравится наш Мольтке. Он писал: "На войне нет безвыходного положения".
— Вам виднее. Но, по-моему, в этот раз Мольтке вас подведет.
На этом разговор закончился, и парламентеры разошлись.
Возобновились военные действия. Из подвалов немцы стали бить в потолок фауст-снарядами. Зажгли северную часть рейхстага. Загорелись архивы, картотеки, переписка канцелярии. Пожар оттеснил наш батальон и прижал в коридоре центрального входа. Еще работал телефон, и майор Соколовский связался с командиром полка.
— Все в огне. У меня остался единственный плацдарм для наступления — коридор.
— Можете уйти и занять круговую оборону вокруг здания,— приказал Зинченко.
— Не могу, Федор Матвеевич, стыдно уйти из рейхстага.
— А какое настроение у бойцов?
— Не кладите трубку. Я сейчас при вас спрошу.
Солдаты зашумели.
— Уходить из рейхстага? Чтобы другие пришли и заняли? Лучше смерть, чем такой позор.
В коридор влетел снаряд и вылетел через стену, осколками убило пять бойцов. Коридор был узкий и небольшой. Три сотни солдат, выскочившие из пожара, стояли впритирку друг к другу, не было даже возможности пошевелиться, вынуть руку из кармана. Начали бить немецкие снайперы. Лечь было невозможно. Пули свистели над головой.
— Никакой паники! Полнейшая тишина! Стоять насмерть! — тихо командовал майор Соколовский.
В страшной тишине солдаты, казалось, чувствовали, как ветерок от пуль шевелит волосы на голове. К счастью, снайперы били высоко. Майор подумал о том, что немцы могут вылезти из подвалов и ударить ему прямо в спину. Надо было что-то быстро предпринимать. Он приказал сделать брешь в стене. Оставался один выход — сквозь пламя и дым пробежать в подвалы и завязать там бой.
Ночью наши радисты поймали на волне 85 метров немецкую радиостанцию "56 АК", которая передавала из подвалов рейхстага: "Согласны капитулировать. Жду парламентеров на восточной окраине рейхстага. В случае согласия опознавательные знаки — зеленая, красная, белая ракеты".
Переговоры снова ничего не дали. Немцы отказались от капитуляции. Видимо, они просто выгадывали время, надеясь, что к ним придут на выручку. Явились с белым флагом два немецких врача. Сдали в плен госпиталь. Заявили, между прочим, что в 4 часа утра 2 мая немецкие части покинули подвалы рейхстага, уйдя потайными ходами в город.
Соколовский решил боем проверить сообщения врачей о том, что противник якобы ушел из подвалов. Немцы оказались на месте. Больше того, из дивизии сообщили новый радиоперехват: комендант рейхстага радировал из подвала командованию Берлина: "Прошу срочно подослать снаряды фауст. Держу оборону, но выходов не имею". Соколовский отдал приказ начать штурм подвалов. Ворвавшись туда с помощью гранат, солдаты под землей быстро расширили плацдарм. Немцы выбросили белый флаг и начали сдаваться.
Когда оставшиеся в живых 1700 немцев выстраивались без оружия на площади у рейхстага, санитары вынесли из горящего здания тяжело раненного майора Соколовского. Приподнявшись на носилках, он попросил пронести его вдоль строя пленных. В одном месте майор заставил санитаров остановиться. Комендант, который вел переговоры с Соколовским в подвале, узнал его, хотя голова у майора была перевязана бинтами, красными от крови. Когда Соколовский кивнул ему и строго посмотрел усталыми глазами, немец подобострастно вытянулся.
— Ну, как твой Мольтке? — спросил Соколовский и улыбнулся,— выходит, Суворов-то русский сильнее, а?
...Уже пять дней я живу в рейхстаге. Каждое утро, когда я распахиваю окно на Королевскую площадь, вижу, как мимо тянутся зеленые колонны немцев. Генералы, окончившие военные академии Берлина, конструкторы "мессершмитов" и самолетов-снарядов, авторы многочисленных книг о том, как победить Россию, а за ней весь мир, офицеры и солдаты, с помощью оружия и убийств бросившие к ногам всю Европу, бредут теперь мимо рейхстага, где присягали Гитлеру, окончательно убежденные в непревзойденной русской силе.
Война кончена. Как все-таки хороша весна! Соловьи вернулись в мертвый парк Тиргартен и по утрам поют, как у нас в Курске или на Украине. Вот и в Берлин пришла мирная тишина. Сегодня в рейхстаге первый концерт. Ради такого случая Федор Матвеевич Зинченко, комендант рейхстага, надел все свои пять орденов. Электростанция у него своя, стульев в рейхстаге для зрителей хватает, угостить гостей есть чем, так что концерт должен быть удачным. Придет на концерт и майор Соколовский, хоть с повязкой на голове, но придет: хочет повидать земляков, отвести душу за мирным разговором.