Михаил Глузский был из тех артистов, чье лицо запоминается быстрее, чем фамилия или название фильма. Из почти полутора сотен картин, в которых сыграл Глузский, упоминания всерьез достойны совсем немногие: "В огне брода нет" Глеба Панфилова, "Пришел солдат с фронта" Николая Губенко и "Монолог" Ильи Авербаха. Но эти картины вышли на рубеже 60-70-х, уже лет через 30 после того, как Глузский начал сниматься. Впрочем, сам актер, уклонявшийся от ответа на вопрос, что для него главнее — театр или кино, первые в своей жизни аплодисменты услышал с театральной (или почти театральной) сцены: "Впервые мне хлопали, когда мне было около 13 лет и я играл в художественной самодеятельности. Все происходило в подвале жилого дома. Не помню, что это был за спектакль — кажется, какой-то водевиль. Когда я произносил слова из своей роли, все аплодировали и смеялись. Я тоже смеялся".
Безымянный купец в "Крейцеровой сонате" — один из многочисленных эпизодов Михаила Глузского, которые иногда запоминались больше, чем главные роли |
Глузский, учившийся в мосфильмовской киношколе у таких "актерских" режиссеров, умевших открывать таланты, как Борис Барнет, Григорий Рошаль, Юлий Райзман, так и не встретил своего режиссера, сотрудничество с которым радикально переменило бы его актерскую участь. Похоже, большинство режиссеров, не ставя под сомнение его талант, все-таки относилось к нему с некоторой настороженностью. Происходившие в его судьбе перемены выглядят либо как случайность, либо как результат терпеливого ожидания своего часа. "У меня хранятся два письма с отказами,— рассказывал однажды Глузский.— Замечательные письма. Ах, если б режиссеры могли так сформулировать, почему они на мне остановились, как в этих двух письмах вскрыто, почему я не подхожу!"
Лишь после фильма Глеба Панфилова "В огне брода нет" Михаила Глузского стали приглашать не только на эпизоды, но и на крупные роли |
То, что он не мог играть в советском кино главных героев, было предопределено его внешностью, фактурой отрицательного персонажа. Действительно, вглядываясь в черные глаза Глузского даже на нейтральных журнальных обложках и парадных портретах, неизменно чувствуешь какую-то опасность, хотя и уговариваешь себя, что это не японский разведчик и не полковник абвера, а Михаил Андреевич Глузский. По отзывам знавших его — мягкий, интеллигентный и обаятельный человек, правда, закрытый и предпочитавший держаться особняком. К своему отрицательному амплуа Глузский, как и к многому другому, относился с философским спокойствием: "Долгие годы моим уделом были шпионы, пьяницы, белогвардейцы. Был момент, я попытался вырваться из этого заколдованного круга. В фильме "Секретарь обкома" я сыграл-таки сугубо положительного героя. И что же? Вот вы его не помните. И, честное слово, лучше бы его не было вовсе".
Генерал Макартур в "Десяти негритятах" — последний из множества военных, сыгранных Михаилом Глузским |
Качественно новым этапом, с которого начался у Глузского период крупных работ, стала роль коменданта санитарного поезда Фокича в режиссерском дебюте Глеба Панфилова "В огне брода нет", где как раз не было необходимости выбирать плюс или минус. Этим роль и понравилась Глузскому: "Мы, артисты, уж очень привыкли ходить по двум проторенным дорожкам. Одна дорожка — положительная, другая — отрицательная. Фокич же подкупил меня тем, что в эту схему никак не укладывался. Он был человеком, в котором сложно и причудливо смешались добро и зло". Глузский построил этот образ на контрасте твердости и мягкости, жестокости и ласковости, суровости и доброты. Но самая трогательная роль ждала его впереди, в фильме Николая Губенко "Пришел солдат с фронта", где он сыграл дядю Ваню, пожилого демобилизованного сержанта, чья семья погибла во время войны. Сведя к аскетичному минимуму жесты и мимику, погасив хищный блеск в глазах, Глузский в этой роли явил такую кротость и беззащитность, такое обезоруживающее и искреннее страдание, что все жители Великих Лук и окрестных деревень, участвовавшие в съемках, стали звать его дядей Ваней, а когда в финале ему по сюжету пришла пора отправляться в госпиталь, плакали по-настоящему.
Из всех своих киноролей самой удачной Михаил Глузский считал Флора Федулыча Прибыткова из "Последней жертвы" по драме Островского |
Однако любимой ролью Глузского был вовсе не интеллигент Сретенский, а купец Флор Федулыч Прибытков в непритязательной экранизации "Последней жертвы" Островского, осуществленной Петром Тодоровским. Об этой работе обычно сдержанный Глузский отзывался восторженно: "Такая роль, как Фрол Федулыч, ей-богу, дорогого стоит! И пусть это нескромно, но, когда вижу себя на экране, хочется сказать словами великого поэта: 'Ай да сукин сын!'" Корыстный и бездушный персонаж Островского получился самым привлекательным благодаря актеру. Наконец-то пригодились его мудрый прищур, проницательный взгляд, способность передавать психологические нюансы, полутона.
Но и став уже знаменитым, Глузский продолжал относиться к своей работе с какой-то военной дисциплинированностью: приказано играть — играй. Если не было ролей (что с ним случалось крайне редко) — занимался дубляжом, когда появилась реклама — снимался в роликах, ничуть не смущаясь и приговаривая, что презирают рекламу те актеры, которых туда не приглашают. В отличие от многих своих коллег он предпочитал не капризничать и жаловаться, а выполнять свой долг, как выполняли его многочисленные сыгранные им военные самых разных званий — от сержанта до командарма.
ЛИДИЯ МАСЛОВА