 |
— После гибели Бараева представители политического и военного руководства России стали говорить о некоем переломе в чеченской кампании. Что вы думаете об этом?
— Фигура Арби Бараева была широко разрекламирована российскими СМИ в связи с его причастностью к ряду громких преступлений. Хотя в военном плане он был простым полевым командиром, каковых в наших рядах сотни. Для нас серьезная потеря — гибель любого, даже рядового, бойца. Но говорить о том, что выход из строя того или иного командира может серьезно повлиять на ход войны,— это значит желаемое выдавать за действительное. Весной 1995 года российским спецслужбам удалось убить даже главнокомандующего чеченской армии Джохара Дудаева. И что же? Наступил коренной перелом? Преподнося убийство Бараева или другого полевого командира как серьезное продвижение в решении чеченской проблемы, российские военные только вводят в заблуждение общественность. На самом деле происходит обратное — конфликт только усугубляется. Места убитых занимают новые люди, которые хотят мстить, и так бесконечно.
— И что же, по-вашему, может повлиять на военную ситуацию в Чечне?
— Смотря кто и какую цель ставит. Если руководители России надеются дожать ситуацию, добить нас и таким образом установить мир, то это пустые надежды. Пока мы будем стрелять друг в друга, ничего в лучшую сторону не изменится. Война будет длиться до тех пор, пока мы не сядем за стол переговоров. Я предлагаю это сделать без предварительных условий. Я понимаю, что договариваться нам будет непросто: по многим вопросам российские руководители и мы занимаем взаимоисключающие позиции. Но лучше бесконечно договариваться, чем бесконечно воевать.
— Помощник президента России Сергей Ястржембский недавно заявил, что вы можете рассчитывать только на переговоры с прокурором.
— Я не хочу это комментировать — мало ли что могут говорить какие-то ястржембские.
— Допустим, Москва пойдет с вами на переговоры. Чего вы собираетесь добиваться?
— Самое главное для меня — это получить гарантию безопасности моего народа. Мы хотим международных гарантий. У нас есть все основания не верить российскому руководству. В 1998 году я и Борис Ельцин подписали мирный договор, главный смысл которого был в том, что отныне Россия и Чечня никогда не будут выяснять отношения при помощи силы. Проходят два с половиной года, и тот же Борис Ельцин по надуманной причине отдает приказ бомбить республику. Не было даже сделано попытки поговорить со мной. Как мы можем после этого верить?
— Вы отдавали приказ убивать чеченцев, которые сотрудничают с российской властью?
— Нет, я уже неоднократно заявлял и заявляю сейчас, никогда не приказывал убивать безоружных людей. В 1998 году, когда некоторые мои сторонники подбивали меня при помощи армии расправиться с так называемыми ваххабитами, я не стал это делать, чтобы не допустить гражданской войны. Такого же мнения я и сейчас. Нельзя расстреливать из-за убеждений. Я только призывал чеченцев не идти на службу марионеточной власти. Я осуждаю любую форму террора.
— Однако террор сегодня стал основной формой сопротивления чеченцев.
— Нападения на автоколонны и подрыв военной техники — это не террор, а войсковые операции. Да, порой от наших действий страдает и мирное население. А сколько людей погибло под бомбами, которые сбрасывают российские летчики?! Как же это квалифицировать?
— Когда, по-вашему, наступит мир в Чечне?
— Когда этого захотят российские руководители. К сожалению, война им выгодна. А от выгодного занятия очень трудно отказаться.