Усердное ничтожество
Мы продолжаем публикацию серии биографий руководителей госбезопасности СССР.*
Нарком Ягода много лет старательно чистил под Лениным партийные ряды |
Анархист-коммунист
Как и у любого профессионального революционера, у Генриха Григорьевича Ягоды было множество имен и вариантов биографии. В 1891 году, при рождении, отец Гершон Фишелевич Иегуда и мать Хася назвали своего четвертого ребенка Енохом. По воспоминаниям земляков, будущий главный чекист в детстве был импульсивным, вспыльчивым, мстительным и замкнутым. Немалую роль в надломе психики Еноха сыграл, конечно, государственный антисемитизм. Но и отец внес в это свой немалый личный вклад. Гравера Гершона Иегуду, вечного подмастерья у разных хозяев, знакомые считали недотепой и неудачником. Большая семья жила довольно скудно, но ее глава вместо обзаведения собственным делом завел дружбу с социал-демократами. И у себя на квартире в Нижнем Новгороде держал подпольную типографию местного комитета РСДРП.
Позднее член ЦК ВКП(б) Генрих Ягода писал в анкетах, что был в ней наборщиком и помогал отцу печатать пропагандистскую литературу. И что именно с этого момента примкнул к революционному движению. Но жандармы нашли и разгромили это надомное полиграфическое предприятие в 1904 году, когда Еноху было всего 13 лет. И в найденном в архиве деле он не фигурировал даже в качестве подозреваемого. Он писал также, что во время революции 1905 года входил в Сормовскую боевую рабочую дружину. Но и это не подтверждается документами.
Ягода указывал в документах, что являлся членом партии с 1907 года, с момента вступления в Нижегородскую ученическую организацию РСДРП. Но в деле об аресте группы Лубоцкого (более известного под фамилией Загорский — в его честь был переименован Сергиев Посад) имя Ягоды не упоминается ни разу. Да и как он мог попасть в среду гимназистов и реалистов, если в семье не было средств на его обучение. Енох дома готовился к сдаче экстерном гимназического курса.
Зато в полицейских архивах сохранились документы, свидетельствующие, что Енох Ягода вместе с сестрой Розой были анархистами и входили в Нижегородскую организацию анархистов-коммунистов. Среди анархистов он был известен как Сыч, Одинокий и Темка. Партийная работа Ягоды проходила под неусыпным контролем охранного отделения, ведь главный анархист Нижнего — Иван Чемборисов по совместительству был платным агентом полиции. Так что ничего революционно-значительного в это время находившемуся "под колпаком" Ягоде совершить не удалось.
В свободное от революционной деятельности время Ягоде приходилось зарабатывать на хлеб насущный. Его взяли в ювелирную мастерскую Свердлова — отца будущего первого председателя ВЦИК Якова Свердлова. И свою первую экспроприацию Ягода совершил именно там: украл набор инструментов и бежал. Когда именно он покаялся и был прощен Свердловым-старшим — до ареста или после,— точно неизвестно. В анкетах Ягода указывал одни даты, в полицейских делах фигурировали другие. Поэтому некоторые историки утверждают, что Ягода стал осведомителем охранки. Но доказательств этому не нашлось.
Скорее всего, Ягоду арестовали после того, как он уехал к сестре в Москву и вновь примкнул там к анархистам. Оставшийся без негласного надзора, склонный к максимализму, экстремистским действиям и террору, мещанин Ягода, по мнению полиции, представлял опасность для общества. Его арестовали и выслали под гласный надзор полиции в Симбирск. Где он, по его признанию, "не работал и партийной работы не вел".
После ссылки Ягода отправился в Санкт-Петербург, где тихо и незаметно трудился на ниве статистики: в статистической артели, статистиком в больничной кассе Путиловского завода, а затем до начала первой мировой войны в журнале "Вопросы статистики". В год начала войны он совершил поступок, открывший ему впоследствии дорогу к вершинам советской власти: женился на внучке Свердлова-ювелира и племяннице Свердлова-революционера — Иде Авербах.
Лубянский вельможа
Ягода (крайний справа) среди военачальников, за которыми он по долгу службы бдительно присматривал. Вскоре даже маршалы Тухачевский и Ворошилов (крайние слева) почувствовали свинцовую хватку ОГПУ--НКВД |
В некоторых книгах говорится, что Ягода в гражданскую войну воевал на фронте недалеко от Сталина и там познакомился с будущим вождем. На самом деле Генрих Григорьевич недолго редактировал газету "Крестьянская беднота", а затем перешел на сугубо аппаратную работу — управляющим делами Высшей военной инспекции Красной армии.
В ЧК он также попал в качестве дирижера документопотока — управляющим делами Особого отдела. И, видимо, оказался в этой роли незаменим. Ленин лично подписал ему удостоверения члена коллегии ВЧК и Наркомата внешней торговли, где Ягода также некоторое время управлял делами. В 1921 году Ягоду назначают замом начальника секретно-оперативного управления ГПУ, ведавшего идейными врагами. Через год — начальником опекавшего Красную армию Особого отдела ГПУ. Хорошо знавший его тогда Лев Троцкий писал: "Очень точен, чрезмерно почтителен и совершенно безличен. Худой, с землистым цветом лица (он страдал туберкулезом), с коротко подстриженными усиками, в военном френче, он производил впечатление усердного ничтожества".
И, видимо, именно эти качества Ягоды оценили и первый шеф ЧК — Дзержинский, и тихо прибиравший к рукам власть Сталин. В 1923 году Ягоду утверждают в должности заместителя председателя ГПУ. Дзержинский болел, болел и сменивший его на Лубянке Менжинский. И очень скоро все или почти все рычаги управления карательными органами оказались у Ягоды.
На трибуне Мавзолея с руководителями партии — апофеоз триумфальной карьеры наркома (второй слева), который вскоре даже суд над самим собой назвал триумфом советского народа над контрреволюцией |
Ягода и его подчиненные ликвидировали кулачество как класс и помогали Сталину в борьбе с внутрипартийной оппозицией. К примеру, еще в 1926 году чекистам поручили провести чистку партийной организации Ленинграда от троцкистов и зиновьевцев. Но при этом Ягода во многих случаях выступал за дифференцированный подход к арестам. В 1930 году, когда шла кампания по депортации кулаков, он приказывал: "Северо-западные регионы и Ленинград не поняли наших указаний и не желают их понимать; надо заставить их понять. Мы не очищаем территории от попов, купцов и других... У нас есть еще время, чтобы избавиться от попов и купечества, но сегодня надо точно указать цель: кулаки и кулаки-контрреволюционеры".
При его самом деятельном участии были проведены бредовые процессы, на которых судили старых "специалистов-саботажников". Он был одним из организаторов грандиозной лагерной системы, методика управления которой отрабатывалась на Соловках в печально знаменитом Соловецком лагере особого назначения ОГПУ. Ягода лично руководил строительством канала Москва--Волга, где широко использовался труд заключенных.
В 1934 году Ягоду назначили наркомом объединенного с ОГПУ Наркомата внутренних дел. И здесь непоследовательность Ягоды проявилась вновь. Он не возражал против ликвидации Судебной коллегии ОГПУ, имевшей право вынесения "врагам народа" смертных приговоров. Но при этом настоял на создании в НКВД СССР внесудебного органа — Особого совещания с правом приговаривать людей к заключению в лагеря на срок до пяти лет. И при этом отчаянно бился за то, чтобы прокуратуре было запрещено вмешиваться в деятельность Особого совещания.
Впрочем, Ягода бережно и трепетно относился только к тем, кого считал своими,— старым революционерам, советским интеллигентам, партийным работникам. Словом, к новой элите. Он и сам жил так, как положено представителю высшего коммунистического общества, где скромные с виду гимнастерки шились из дорогого заграничного коверкота. Где свободная любовь была нормой, а накопление драгоценностей — простительной страстишкой.
Однако бывший ученик ювелира выделялся даже на этом фоне. Сеть шикарно обставленных оперативных квартир и дач он использовал для встреч со своими многочисленными любовницами. У него была обширная коллекция антикварной посуды, благо должность позволяла ему первым приобретать в чекистских магазинах ценности, конфискованные у врагов народа. Он был нумизматом, собирал редкие вина, курительные трубки, марки.
Но в начале 30-х годов эта сладкая жизнь элиты перестала устраивать Сталина.
Суетливый заговорщик
Из страха перед Сталиным Ягода произвел Авеля Енукидзе (в белом) и коменданта Кремля Рудольфа Петерсона (справа) в главные заговорщики против вождя. Им двоим подчинялась не только кремлевская охрана, но и все кремлевское хозяйство вплоть до гаража, что позволяло не только мгновенно арестовать Сталина, но и вывезти в неизвестном направлении |
Подъем экономики был для Сталина вопросом о прочности его власти. Советскому вождю нужны были и новые управленцы, которым не давали хода старые кадры, и хорошие отношения с внешним миром, где у СССР не было ни одного союзника (кроме Монголии, которую постоянно требовалось защищать то от китайцев, то от японцев). В 1933 году в Германии к власти пришли нацисты, которые не скрывали ни от кого взглядов, направленных на Восток. Но для перевооружения Красной армии не было необходимой промышленной базы.
И Сталин был вынужден пойти на изменение внешнеполитического курса. Возник вопрос о вступлении СССР в Лигу наций, еще недавно поносившуюся со всех советских высоких трибун. А в декабре 1934 года начались переговоры с Францией и Чехословакией о заключении антигерманских оборонительных договоров. Старые большевики понимали, что Сталин решил отказаться от мировой революции. Значит, вскоре он может отказаться и от них.
Тревожные ощущения элиты очень скоро получили подкрепление фактами. Новая конституция, которую предлагал разработать и принять Сталин, должна была привести к изменению избирательной системы. Сделать выборы всеобщими и тайными. Сталин не был демократом. Он хотел продемонстрировать Западу положительные сдвиги в сторону демократии внутри СССР, одновременно избавившись от старой большевистской верхушки путем народного волеизъявления.
НКВД докладывал Сталину о недовольстве элиты. Скорее всего, Ягода хотел склонить вождя к корректировке курса в приемлемом для истинных большевиков направлении. Но у Сталина были и другие источники информации о настроениях и замыслах верхушки. В конце 1934 года один из свойственников Сталина, близкий к военным кругам, передал вождю письмо, в котором написал о зреющем в армии и Кремле заговоре. Очевидно, что Сталин отнесся к этому доносу всерьез. Ведь еще в 1930 году ОГПУ докладывало ему об аресте двух преподавателей военных академий, которые показали на следствии, что часть командования Красной армии недовольна Сталиным и готова пойти на активные действия по его смещению. Среди главных военных оппозиционеров назывался Тухачевский.
То ли оттого, что вождь доверял Ягоде, то ли потому, что хотел проверить его, Сталин передал наркому внутренних дел заявление о заговоре для конфиденциальной проверки. И тут началось самое странное. Ягода заметался. Он явно делал все для того, чтобы спустить дело на тормозах. В кратчайшие сроки были арестованы кремлевские уборщицы, обвинявшиеся в том, что вели антисоветские разговоры о Сталине. За допрос уборщиц взялись лучшие специалисты НКВД — начальник секретно-политического отдела Молчанов, начальник оперативного отдела Паукер и их заместители. И, судя по материалам дела, они принялись не искать заговор, а выстраивать его с нуля. Получили от уборщиц показания на кремлевскую телефонистку и арестовали ее. Но требовались заговорщики посерьезнее. Следующими арестовали племянника оппозиционера Каменева — Розенфельда и порученца коменданта Кремля Синелобова. Мать Розенфельда работала в кремлевской библиотеке, сестра Синелобова — тоже. Помощник коменданта назвал своих друзей из комендатуры Кремля. И заговор начал приобретать зримые очертания. Нескольких сотрудниц библиотеки, дворянок по происхождению, определили в террористки и получили от них соответствующие показания. Заказчики благодаря Розенфельду были тоже налицо — уже осужденные судом главари оппозиции Зиновьев и Каменев.
Испытанным способом, арестовывая всех знакомых уже арестованных фигурантов, удалось выйти и на предполагаемого поставщика всего необходимого для покушения на вождя. Таковым назначили начальника отделения разведуправления Красной армии. Он мог служить и связным с зарубежными заказчиками преступления. А библиотекарша-террористка была знакома с сотрудницей английского посольства. Заговор раскрыт, 65 человек арестованы.
В то же время Ягода попытался воспользоваться ситуацией. Он решил взять под свой контроль охрану Кремля, до сих пор подчинявшуюся наркому обороны и Енукидзе. А заодно и все хозяйственные службы, дававшие их управляющему массу материальных благ. Для этого требовалось скомпрометировать Петерсона и Енукидзе. Не политически, естественно. И в деле появилось упоминание о сексуальных связях Авеля Софроновича с некоторыми сотрудницами и его моральном разложении и буржуазном перерождении. Енукидзе потерял свой пост и в конце аппаратной многоходовки занял незначительную должность в Харькове. Петерсон был назначен заместителем командующего Киевским военным округом. Из Кремля была выведена военная школа имени ЦИК, и гарнизоном сталинской крепости стал срочно сформированный полк НКВД.
Однако Сталин, видимо, не поверил своему госбезопасному наркому и по другой причине. Заговор был слишком явно "слипован". И слишком многое в версии НКВД было шито белыми нитками. К примеру, оказалось, что библиотекарша, которой навязали роль террористки, уволилась из Кремля еще до начала следствия. И несколько месяцев спустя Сталин без лишнего шума провел решение о перемещении на новые должности всего командного состава Московского военного округа.
Но никаких оргвыводов в отношении Ягоды он делать не стал. Ситуацию можно было использовать для усмирения старых партийных друзей. Енукидзе на пленуме в июне 1935 года образцово-показательно вывели из состава ЦК. Так, чтобы остальные истинные большевики — противники нового сталинского курса — могли сделать правильные выводы. Одним из первых испугался Ягода и на том же пленуме ЦК обрушился на Енукидзе с уничтожающей критикой: "Енукидзе не только игнорировал наши сигналы, но завел в Кремле свое параллельное 'ГПУ' и, как только выявлял нашего агента, немедленно выгонял его. Конечно, все это не снимает с меня ответственности в том, что я в свое время не взял Енукидзе за горло и не заставил его выгнать всю эту сволочь".
Он оправдывался, пытался найти объяснения тому, что вовремя не доложил вождю о заговоре. Ягода требовал арестовать и судить Енукидзе. Но выглядело это так, будто он хотел заполучить опасного свидетеля в свои руки. Спрятать его на Лубянке. Однако это, видимо, не входило в сталинские планы. И перепуганный насмерть Ягода начал служить хозяину с куда большим рвением, без колебаний арестовывая всех, на кого ему указывали. Считается, что именно в это время Ягода по приказу Сталина с помощью врачей устранил Максима Горького. Правда ли это — неизвестно. Но все верили в это потому, что в то время Ягода, чтобы выжить, был готов практически на все.
Кающийся большевик
Ягода к тому времени был снят с поста наркома внутренних дел и переброшен на почты, телеграфы и телефоны — стал наркомом связи СССР. Интересно, что телеграмму соратникам о необходимости смещения Ягоды Сталин послал, не дублируя, как это было принято, по каналам связи НКВД (см. документ 1). А в марте 1937 года Ягоду арестовали. Видимо, извлеченный из привычной роскошной обстановки (см. документ 2) и припертый к стенке признаниями Енукидзе и Петерсона, он подтвердил, что был в курсе заговора.
"Енукидзе заявил мне,— показывал Ягода,— что комендант Кремля Петерсон целиком им завербован, что он посвящен в детали заговора. Петерсон занят подготовкой кадров заговорщиков-исполнителей в Школе ВЦИК, расположенной в Кремле, и в командном составе кремлевского гарнизона... В наших же руках и московский гарнизон... Корк, командующий в то время Московским военным округом, целиком с нами".
Он назвал в числе заговорщиков Тухачевского, рассказывал о том, что вину с истинных заговорщиков переложили на уборщиц и библиотекарей. Возможно, он признавал все это под давлением. Но, может быть, это был очередной импульсивный поступок неуравновешенного генерального комиссара госбезопасности. Поддался настроению — и в заговорщики. Решил очиститься перед партией — и покаялся? Говорят, что подобные необъяснимые приливы откровенности наблюдались и у других большевистских руководителей. Без битья, совершенно спокойно они собственноручно начинали писать списки тех, кто разделял их позиции. А потом просили бумаги и снова писали.
На процессе Ягода признал свою вину во всем, кроме того, что он никогда не был большевиком. Это заявление прокурора его страшно обидело. А в последнем слове он сказал: "То, что я и мои сопроцессники сидят здесь на скамье подсудимых и держат ответ, является триумфом, победой советского народа над контрреволюцией. Я обращаюсь к суду с просьбой — если можете, простите".
Говорят, что когда его вели на расстрел, он запел "Интернационал". По иронии судьбы, его закопали в нескольких десятках метров от его же служебной наркомовской дачи, куда он иногда привозил своих девиц.
---------------
*Очерк о А. Шелепине см. в #40 за 2000 год; о Л. Берии — в #22 за 2000 год; о Ф. Бобкове — в #48 за 2000 год; о И. Серове — в #49 за 2000 год; о Ю. Андропове — в #5 за 2001 год; о В. Чебрикове — в #7 за 2001 год; о В. Семичастном — в #14 за 2001 год; о В. Меркулове — в #25 за 2001 год.
При содействии издательства ВАГРИУС "Власть" представляет серию исторических материалов в рубрике АРХИВ
Фотоматериалы предоставлены РГАКФД
|