Невидимки из глубинки

Межведомственная группа во главе с бизнес-омбудсменом Борисом Титовым готовит законопроект об упрощенной форме предпринимательской деятельности. Его цель — вывести из тени 22,5 млн нелегально работающих россиян. Что собой представляет эта армия неформально трудящихся, разбирался "Огонек"

Мария Портнягина

По данным Минтруда, 20 процентов экономически активного населения страны работают в теневом секторе. И, пожалуй, это еще скромная оценка. Вице-премьер по социальным вопросам Ольга Голодец в 2013-м говорила о 44 процентах россиян трудоспособного возраста, или 38 млн человек, которые "непонятно где, чем и как заняты". Главная претензия властей к "теневикам" очевидна: они не платят налогов и пенсионных взносов. В нынешние времена, когда ценна любая прибавка в бюджет, решено взяться за их легализацию, создав упрощенную форму предпринимательства.

Текст законопроекта планируют подготовить к осени, а пока правительство РФ вместе с представителями бизнес-сообщества выбирают "оптимальный вариант" из двух основных. Первый — ввести специальный статус "самозанятый — гражданин" для предпринимателей, не имеющих наемных работников. Второй — "самозанятый — индивидуальный предприниматель", добавив к уже существующей организационно-правовой форме ИП новый тип. В обоих случаях предполагается сделать процедуру оформления "максимально простой и недорогой" через получение свидетельства (патента), работать самозанятым позволят "без налоговой отчетности и контрольно-кассовой техники", и к тому же для них будут предусмотрены налоговые каникулы.

Выманить из тени рассчитывают тех, кто в обход закона предоставляет мелкие бытовые услуги (ремонт обуви, пошив одежды, фотоателье), занимается монтажными работами, перевозкой пассажиров, грузов, а также нянь, репетиторов, переводчиков, частников — производителей хлеба, молока, рыболовов. Всего около 40 видов деятельности.

Окажется ли эта инициатива убедительнее предыдущих попыток государства бороться с теневой занятостью, покажет время. Однако эксперты НИУ ВШЭ, исследовавшие в течение 5 лет неформальную экономику российской провинции, сомневаются в успехе. Чтобы понять, как устроена жизнь в России "вне больших городов", группа ученых при поддержке фонда "Хамовники" провела полевые исследования, охватив около полусотни населенных пунктов и почти два десятка регионов. Выяснилось, что в малых городах и сельской местности процветает народная экономика: архаичная, многоукладная и — главное — скрытая от государева ока.

Серость — наше наследие

— Нынешний кризис на самом деле испугал только жителей больших городов, остальная часть населения даже не шелохнулась, потому что люди в провинции рассчитывают на самообеспечение,— заявляет руководитель исследования Юрий Плюснин, профессор факультета социальных наук НИУ ВШЭ.— У россиян в ходу разные способы выживания, причем многие из них воспроизводят модели хозяйствования, которые возникли еще в имперские времена. В советские годы в силу обязательной занятости они исчезли из виду. Но возродились в постсоветской России.

Из наиболее массовых способов неофициального заработка ученые называют отходничество: когда человек в поисках работы едет в другой город или регион. Явление это известно еще с XVIII века, когда нужда гнала крестьян на отхожие промыслы в большие города. История повторилась после распада СССР и последовавшего краха экономики. В середине 1990-х в стране насчитывалось около 2-3 млн отходников. Сегодня их порядка 20 млн. Работают они в основном в строительстве и на транспорте. Эксперты говорят, что именно современное отходничество породило целую армию охранников и дальнобойщиков (примерно по 3 млн человек). На тяжелый труд и скудный быт вдали от дома идут главным образом мужчины, хотя среди отходников немало и женщин (часто матерей-одиночек), занятых преимущественно в сфере торговли и услуг (продавцы, няни, медсестры, сиделки, уборщицы).

Главное направление, куда из разных концов страны стремятся работники,— Москва и ближайшие области. Отходники могут зарабатывать и по месту жительства, но хотят получать минимум вдвое больше обычных для провинциального бюджетника 7, 10 или 12 тысяч рублей. Реальный доход "в отходе" выше в 3-4 раза. Правда, почти 2/3 отходников имеют "зарплаты в конвертах" и не оформлены по всем правилам. Впрочем, на добропорядочность работодателей они не особо полагаются. Искать работу предпочитают через родственников, знакомых, а шабашить из родных мест выезжают бригадами. Здоровья такой труд, конечно, не прибавляет, и с отходничеством завязывают к 50-55 годам. Без официального трудового стажа на пенсию рассчитывать эти люди не могут. Однако и в этой ситуации демонстрируют предприимчивость. Например, получают статус безработного: пусть и минимальная, а пенсия будет.

Отходники, как и другие "теневики", практикуют и иную обходную схему: трудоустраиваются по знакомству и сразу же уходят по своей инициативе в отпуск без содержания. По данным фонда "Хамовники", доля таких отпускников в неформальной занятости растет. Лидер — Самарская область, где они составляют четверть от общего числа работников теневого сектора.

Меж тем надежду на комфортную старость отходники возлагают на детей, ради которых и зарабатывают, чтобы их "двинуть в жизнь". Исследователи отмечают, что отходники стремятся иметь большие семьи, пусть это и ведет к увеличению расходов. Однако есть в отходничестве и обратный эффект: из-за постоянного отсутствия добытчика в доме семьи, случается, распадаются. Причем нередко потому, что работники заводят вторые семьи на новом месте. Несмотря на недостатки и риски, заработки отходников позволяют им повышать качество жизни: деньги они тратят на ремонт дома, покупку машины, образование детей, отдых. К тому же из больших городов они привозят в провинцию и новый стиль потребления.

— У нас люди очень умелые, но будут говорить вам, что выживают, буквально едва сводят концы с концами,— рассказывает Юрий Плюснин.— Я непрерывно катаюсь по стране (недавно проехал от Владивостока до Москвы) и вижу, как люди сегодня живут... В малых городах в середине 1990-х на сто частных домов я насчитывал максимум один, который ремонтировался, не говоря уж о том, чтобы строился новый. В начале 2000-х — уже 3-5 ремонтируемых домов. А сейчас в ходе исследования — 30-40. У ворот по 2-3 машины стоят. Трактора, снегоходы. У людей есть деньги. Просто прибедняться — это у нас такая психология тысячелетняя. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.

Промысловые люди

— В глубинке зачастую единственные места, где люди официально работают,— это органы управления и бюджетные учреждения,— комментирует социолог Владимир Ильин, профессор СПбГУ.— Это видимая, легальная группа населения. Но есть большая группа, которая невидима для государства. И ей присущ другой способ жизнеобеспечения — самозанятость.

Яркий пример тому так называемая дачная экономика: когда люди получают доход от своего подсобного хозяйства. Авторы исследования из НИУ ВШЭ отмечают, что в России около 60 млн дачников, и как проконтролировать, что из выращенного пошло на стол, а что на продажу, большой вопрос.

— Дело не только в прямой материальной выгоде, это и ряд социальных эффектов,— убежден культуролог Виталий Куренной.— Например, интеграция семей при совместном времяпрепровождении на даче, поддержание связей с соседями по участку. Садовые, дачные товарищества очень активны в отстаивании своих интересов. А для старшего поколения это возможность и провести свободное время, и показать свою полезность.

К занятиям натуральным хозяйством примыкают лесной и водный промыслы. "Не менее трети всех сельских семей живут за счет водных и лесных ресурсов страны, которые не контролируются государством,— говорится в исследовании НИУ ВШЭ.— Лесник, например, вывозит 600 кубов леса в месяц. При этом 100 кубов он заявляет официально, а с остальных налоги не платит. Не стоит забывать также про ягоды, грибы, мох, травы, рыбу. Люди собирают все это, продают и получают свой доход".

Ученые подчеркивают, что народная экономика в провинции многоукладная, и бюджет семьи складывается из разных источников — и официальных, и нелегальных. Среди "молодых теневых промыслов" они называют "гаражную экономику" и "распределенные мануфактуры". Речь идет, по сути, о кустарном производстве, развившемся в постсоветские годы.

По всей стране на территории гаражных кооперативов идет активная коммерческая деятельность, отмечается в исследовании. Выгода налицо — экономия на аренде и коммунальных услугах. "В гаражах производят все: от автомобилей до обуви и мебели",— говорит Симон Кордонский, завкафедрой местного самоуправления НИУ ВШЭ. Например, в Ульяновской области в гаражах сосредоточено более половины мебельного производства и три четверти автомастерских.

"Распределенные мануфактуры", которые встречаются в разных частях России, организованы следующим образом: производство поделено на отдельные операции, которые распределены между домохозяйствами. Для них характерны специализация и преимущественно ручной труд. В работе одной такой мануфактуры может быть задействовано до 10-15 семей, а в отдельном поселении кустарями могут быть от 25 до 100 процентов населения. Как, например, в расположенных по соседству Урюпинске Волгоградской области и Новохоперске Воронежской области, где жители заняты на пуховых мануфактурах — от выращивания коз до вязания из их пуха платков, шалей, носков. Самое тонкое звено в этой цепочке, как выяснилось, это сбыт. Спрос в самих местах производства маленький, поэтому обычно готовые изделия реализуют через оптовиков. Лидерство здесь удерживают цыгане, которые продают товар в поездах или на рынках по всей России.

Или другой пример: в Демидове Смоленской области налажены огуречные мануфактуры — от рассады до "бочкования". Исследователей особенно впечатлили меховые мануфактуры, обнаруженные ими на юге страны. В частности, в Лабинске Краснодарского края, в городе с 60-тысячным населением, почти каждый четвертый житель задействован в этой индустрии: из привозного меха тут шьются шапки, шубы. Неудивительно, что там расположен один из крупнейших в России рынков меховых изделий. Впрочем, "распределительные мануфактуры" не ограничиваются товарами, это также услуги. Например, туристические. Как на Камчатке или Соловецких островах, где одни семьи сдают жилье туристам, другие занимаются извозом или продают им рыбу, ягоды, грибы.

Подобная трудовая кооперация на местах способствует социальной солидарности, подчеркивают авторы исследования. Поэтому в трудной ситуации жители провинции могут рассчитывать на помощь родственников, соседей, компаньонов по общему делу.

— Чувство локтя играет большую роль в глубинке,— согласна социолог Светлана Барсукова.— Россияне, как известно, слабо пользуются услугами страховых компаний, при этом понимают, что жизнь полна неожиданностей, но дело в том, что они полагаются на альтернативное страхование: в случае напасти их поддержат близкие, друзья, соседи. Допустим, массовые опросы показывают, что в практике дарения, обмена (информацией, вещами) участвуют не более 30-40 процентов россиян. Но исследования "в поле" выявляют почти 100-процентную вовлеченность.

Жизнеспособными все эти неформальные способы самозанятости, отмечают эксперты из НИУ ВШЭ, делает также их быстрая адаптация к внешним изменениям. В качестве примера они приводят увеличение страховых взносов для индивидуальных предпринимателей, которое произошло несколько лет назад и привело к резкому сокращению численности ИП: люди просто ушли в тень и продолжили работать неофициально. В записях полевых исследований встречается такой комментарий ИП: "А куда деваться? Не мог бросить людей, которые у меня работали, у них семьи, надо их кормить". Вот это социальная ответственность бизнеса, а не инспирированная сверху.

Чужим тут не место

— Десять лет назад, ведя исследования вдоль реки Мезень, в одном селе, где основным промыслом была охота, я спросил у жителей, как можно получить охотничий участок, на что мне ответили, что это несложно: надо просто жениться на местной девушке и там поселиться,— рассказывает профессор Плюснин.— В Лабинске в ходе нынешнего исследования вышло что-то похожее: я изобразил, будто интересуюсь, как организовать меховое производство и достать место на рынке, в ответ надо мной посмеялись и, скажем мягко, посоветовали даже не думать об этом. Получается, что при наличии конкуренции между кланами или группами семей в отношении чужаков они выступают единым фронтом.

Конфликты внутри сообщества малых городов или селений, где действуют распределенные мануфактуры, конечно, случаются. Например, сговор по ценам — распространенная практика, но, бывает, что кто-нибудь пробует демпинговать. Однако это сразу пресекается: нарушителя наказывают, порой жестко, вплоть до лишения бизнеса. Встречаются и вроде "отщепенцев", кто ради прибыли не соблюдает общих договоренностей: в глазах окружающих их статус невысок и рассчитывать на поддержку в трудных обстоятельствах им уже не приходится.

— Масштабная экономическая активность российского населения остается вне поля зрения не только государственной статистики и контроля, но и не регулируется ни местной, ни государственной властью. Она живет по своим правилам, законы ей не писаны,— считает Симон Кордонский.— Баня, охота, рыбалка, ресторан, ну и приход в последние годы — вот места, где сегодня решаются дела... С одной стороны, это архаика, с другой — какая это архаика, если мы в ней живем. И, по-видимому, будем жить.