В Российском государственном музее Арктики и Антарктики московский художник и модельер Георгий Острецов при помощи резиновой куклы и триптиха-комикса создал "Ледяной Эдем" — модель райского места, когда-то населенного огромными рыбами и разумными амфибиями, но затем скрывшегося под толщей антарктического льда |
В моде грабеж, мотоциклы и дерьмо
Фестиваль "Современное искусство в традиционном музее" — это проект Петербургского фонда культуры и искусства "Институт ПРО АРТЕ", родившегося из недр Центра современного искусства Сороса, а теперь существующего за счет Фонда Форда. Имена заокеанских покровителей многое объясняют. Это для Петербурга, да и самой Москвы, не говоря уж о российской глубинке, проект скрещения чопорных исторических, мемориальных, ведомственных и учебных музеев с отвязными современными художниками куда как радикален и нов. Западная публика с подобного рода упражнениями ради ее же удовольствия более или менее освоилась. История взаимоотношений музея как общедоступного хранилища непререкаемых ценностей и текущего искусства как чего-то не всем понятного и очень спорного длинна и конфликтна.
Мировой авангард начала XX века со всем своим критическим задором обрушился не только на традиционные формы искусства, но и на музеи как на хранилища и рассадники "старья". Однако сама идея музея как чего-то такого, что чуть ли не свыше дарует искусству его достоинство, благополучно осталась в целости и сохранности. И даже неожиданно актуализировалась.
В России в 1920-е годы по разнарядке устраивались музеи нового, революционного искусства, призванные заменить собой музеи искусства буржуазного. Казимир Малевич настаивал на создании отделов "новейших течений" в классических музеях. Однако речь шла о реформировании музейного дела, а не об отказе от него. Чуть раньше во Франции дадаист Марсель Дюшан, выставив в качестве произведения искусства подписанный им настоящий писсуар, прежде всего играл с категорией "музейности": не столько подпись Дюшана, сколько публичное экспонирование (пусть не в музее, а в галерее) делало писсуар "Фонтаном", как назвал автор свою скульптуру. В общем, музей продолжал оставаться жизненно важной институцией даже для закоренелых авангардистов.
"Поэт, скульптор, график, инсталлятор, фотограф, прозаик, драматург, теоретик и киноактер" Дмитрий Александрович Пригов в Музее-квартире А. А. Блока выступил еще и мистиком-нумерологом, на своей выставке занявшись вычислениями "числа музея" и личных коэффициентов его сотрудников |
Уличные перформансы и хеппенинги (то есть театрализованные представления с расписанным сценарием и без), акции, инсталляции, симуляционистские проекты (художник открывает магазин, выпускает газету, читает проповеди и т. д.) — главные жанры современного искусства — просто по техническим причинам не помещаются в музей. Перестав хранить искусство, музей потерял и свой привилегированный статус единственного валоризатора (оценщика, гаранта качественности) его.
Зато теперь не художник гоняется за музейщиком, стараясь пристроить свою работу, а музейщик за художником. Инъекциями современного искусства (вернее, современной мысли, современных дизайнерско-экспозиционных подходов и т. д.) музеи вернули к жизни, возвратив в них избалованного диснейлендами и голливудскими спецэффектами сегодняшнего зрителя-туриста. За это музеям пришлось заплатить отказом от снобизма, пуританства и чванливости. В конце XX века философы в один голос говорят об исчезновении разделения на высокое и низкое, авангард и арьергард, искусство и китч, о дискредитации идей прогресса и истории. Все эти умности не преминули отразиться на жизни музеев. Не только более подвижные хранилища современного искусства устраивают у себя выставки мотоциклов (музей Гуггенхайма в Бильбао) или бытовой электротехники (Центр Помпиду в Париже), но и традиционные музеи совмещают в буквальном соседстве классику и авангард (прошлой осенью автор этих строк в Лувре рядом с Венерой Милосской обнаружил ее пародийную копию полуабстрактных форм не то из соли, не то из серы), приглашают художников на "разграбление" своих коллекций (роттердамский Бойманс ван Бейнингем каждое лето приглашает в качестве куратора то кинорежиссера, то художника, то историка искусства, чтобы они создавали "инсталляцию" из шедевров музейного собрания), учитывают в своей архитектуре и дизайне залов последние достижения художественной мысли. Еще пример. Сегодня одним из самых модных в мире кураторов в сфере современного искусства считается молодой швейцарец Ханс Ульрих Обрист, сделавший в начале 1990-х годов карьеру на том, что в качестве выставочного зала для экспозиций современного искусства использовал самолет, газетные страницы, лондонский музей античных слепков и древностей Джона Соуна. Даже цюрихский Музей канализации, где курировал проект с говорящим названием "La merde" (то есть "дерьмо"). Так что прецедентов у питерского фестиваля полно. Хотя только в России возможен был подобный размах — не выставка, а фестиваль с одиннадцатью вернисажами в один день и курсирующими по летней жаре автобусами с гостями.
Трупы — к трупам, мумии — к мумиям
На выставке в Музее судебной медицины Санкт-Петербургской медицинской академии экспонаты музея не отличить от произведений художников-"некрореалистов" |
Жаль, конечно, что современным художникам пришлось конкурировать не с Брюлловым или Леонардо, а с кондовыми научно-популярными экспозициями, тронутыми тлением и хранящими память о долгом советском прошлом. С другой стороны, когда бы вы посетили за один раз аж одиннадцать музеев, таящих множество открытий чудных, но отталкивающих одним видом своей вывески? А все гости фестиваля сошлись в одном: "Если современная выставка так себе, можно компенсировать потраченное время осмотром чудного музея. Или наоборот". Впрочем, чаще всего попадались образцы счастливейшего синтеза, когда музей "подтягивал" несамостоятельное современное искусство, а оно придавало свежести затхлым залам. (Надо отметить, что каждый проект художников делался под каждый конкретный музей и в процессе непосредственного сотрудничества с его работниками, а после завершения выставок их экспонаты поступят на музейный баланс.)
Зрителям групповой выставки "Дембельский альбом — русский Art Brut" (кураторы — Михаил Карасик и Петр Белый) в Государственном литературно-мемориальном музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме вместо знакомства с жизнью и творчеством великой поэтессы предложено изучить "взаимодействие армейской стилистики, кича и современного изобразительного искусства" |
Зато означенный контраст возник в музее, расположенном под "Монументом героическим защитникам Ленинграда" на площади Победы. Здесь питерский дизайнер и художник кино Сергей Чернов на открытии выставки своих костюмов по мотивам одежды 1930-1940-х годов "Ленинградки: проекция 2000" устроил дефиле с моделями в этих самых костюмах. В помпезном зале с мозаиками, макетом блокадного кольца, стендами с простреленными партбилетами и хлебными пайками. Дефиле, прерываемое чтением советской военной поэзии и пением хора женщин-ветеранов. Акция эта застряла где-то между опостылевшим соц-артом, китчем, детским утренником к 9 Мая, разнузданным святотатством и ... искренним уважением к прошедшим блокаду ленинградкам. Именно невозможность определить жанр действительно сильного, зашкаливающего зрелища — главная удача проекта. Впрочем, многие говорили, что вся его сила — в пении ветеранов, с которым не могут сравниться никакие коллекции одежды. А значит, Чернов использовал недопустимый и некорректный ход.
Генетическая гимнастика для собаки Павлова
Тандем Аристарха Чернышева и Владислава Ефимова с выставкой "Генетическая гимнастика-2" отлично вписался в Мемориальный музей-квартиру академика И. П. Павлова своим пафосом художников-естествоиспытателей, находящихся на передовых рубежах науки и творящих новые биоформы, а также своими работами, заменившими, например, ковер в гостиной |
Традиционные музеи требуют все-таки традиционно-бережного к себе отношения. И готовы при этом показать, что они и современное искусство уже давно не есть вещи несовместные. Они — вещи взаимополезные, чему есть тьма примеров. Теперь в том числе фестиваль в Петербурге, тяготеющий к регулярности. Только бы в городе-музее на Неве хватило музеев под современных художников.
ФЕДОР РОМЕР