В Главном штабе открылась выставка немецкого фотографа Кандиды Хефер. Мировая звезда представила проект, сделанный в Петербурге специально для этой выставки. На Эрмитаж, снятый для Эрмитажа, смотрела КИРА ДОЛИНИНА.
В Санкт-Петербурге Кандида Хёфер не сидела сложа руки, а снимала лучшие исторические интерьеры
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ / купить фото
70-летняя Кандида Хефер последние лет сорок снимает в основном архитектуру. Точнее даже, она снимает интерьеры. Интерьеры общественных зданий (музеев, библиотек, театров, вокзалов, санаториев, университетов, церквей, банков), которые в обычном мире заполнены людьми, а в мире Хефер безлюдны до звенящей какой-то пустоты. Сама она объясняет тотальное отсутствие человека на своих фотографиях довольно лукаво: "Я хотела запечатлеть, как люди ведут себя в общественных местах, и поэтому начала фотографировать театры, дворцы, оперы, библиотеки. Через некоторое время мне стало понятно, что то, что люди делают в этих пространствах, — и то, что эти пространства делают с людьми, — лучше всего видно, когда никого нет, точно так же, как отсутствующий гость зачастую становится предметом разговора". То есть, может быть, в начале, когда она пришла к таким своим сюжетам, так и было, но сейчас Пустота превратилась в главное их событие.
В Петербург Кандида Хефер приехала прошлым летом по приглашению Эрмитажа. Отдел современного искусства в рамках проекта "Эрмитаж 20/21" задумал год современной фотографии, и одним из его главных событий должна была стать персональная выставка Хефер. Фотографу были предложены для съемки любые залы музея, а к ним подверстана еще возможность снимать в Мариинском театре, Публичной библиотеке и нескольких петербургских и загородных дворцах. Что и как она будет снимать, можно было легко предсказать заранее — и выбор объектов, и способ их репрезентации остались неизменными, такими же, как на фотографиях Хефер, сделанных в Париже, Осло, Милане, Рио-де-Жанейро и далее везде. А вот как именно все это отзовется на выставке в Эрмитаже, вполне могло бы составить оригинальный сюжет.
В огромном Белом зале Главного штаба висят крупноформатные архитектурные фотографии. Открыточный такой набор — Иорданская лестница, Галерея 1812 года, Эрмитажный театр, Советская лестница, Лоджии Рафаэля, Николаевский зал, читальный зал Публички, зал Мариинки, Павловск, Екатерининский дворец в Царском Селе. Всего 13 работ, 13 самых именитых интерьеров города. Все фронтально, без неожиданных ракурсов, со строгой симметрией классической архитектуры, залитые естественным светом или тем светом, который естественен для данного помещения (лампы Театрального зала, например). Этот свет, пожалуй, самое неожиданное в этих работах — он откровенен почти до неприличия. В нем нет таинственности, тумана, мрачности, в нем и теней-то почти нет, сплошное ровное сияние сухого серого петербургского света, порой выбеляющего пространство до предела различимости деталей. Ну и конечно, на этих фотографиях нет людей. И не только людей, но даже намека на возможность их присутствия в этих стерильных залах. В каталоге выставки один из ее кураторов, Надежда Синютина, красочно описывает, как для съемки в Галерее 1812 года в 6:30 утра прятали все музейные стойки, ленты-ограничители, стулья смотрительниц, и даже неприкосновенные в любое другое время огнетушители убирались на пару часов с глаз долой.
Выставка Кандиды Хефер названа "Память". Но как бы ни любили в Эрмитаже память о своем имперском прошлом, на этих фотографиях ничто о нем не напоминает. Прежних хозяев на них нет ровно так же, как нет и только что покинувших ставшими общественным достоянием помещения посетителей. Если и память тут, то скорее о звуках, которыми могут быть наполнены эти молчащие сейчас залы, о стуке каблуков и шорохе перелистываемых книг, о скрипе стульев и звуке поворачивающегося ключа. Эти фотографии не рассказ, но портрет. Портрет интерьера. И натюрморт одновременно. Такой интерьер, каким бы востребованным он ни был в реальности, есть мертвая натура, памятник прошлому, и, как любой натюрморт, прежде всего он рассказывает о быстротечности времени, о неизбежности смерти, каждый хоть немного, но имеет прямое отношение к жанру vanitas. И тут у выставки Хефер появляется совсем иной сюжет — она не про туристические радости, она не про интерьерные шедевры и даже не про большую историю, она про свет, тень и способность фотографии превратить в предмет все, на что она обратит свое внимание. Ведь и мировой знаменитостью Хефер стала совсем не потому, что она так красиво умеет снимать интерьеры. Она, как верная ученица дюссельдорфской академии, умеет превратить обыденное в событие. Даже если это обыденность старого и прекрасного дворца.