В самом начале Первой мировой войны Николай II решил пренебречь существовавшим на протяжении всего XIX века принципом неприкосновенности имущества подданных вражеских государств во время войны. Хотя министр иностранных дел С. Д. Сазонов не раз предупреждал, что подобные конфискации будут иметь очень серьезные последствия.
Фото: Коммерсантъ / РГАКФД/Росинформ
Фото: Коммерсантъ / РГАКФД/Росинформ
Фото: Коммерсантъ / ЦГАКФД СПб/Росинформ
"За ними сохраняется свобода"
В начале XX века было широко распространено мнение, что времена, когда война превращалась в горе не только побежденных государей, но и всех их подданных от мала до велика, давно канули в Лету. На протяжении всего предыдущего столетия европейские армии если и не прекратили обирать мирных подданных противника, то хотя бы старались не переходить границы, отделяющей необходимые для войск реквизиции от массового и безудержного грабежа.
Негласные, но исполнявшиеся договоренности в 1907 году были закреплены в Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны, подготовленной по инициативе России и ратифицированной ею в 1909 году. В статье 46 говорилось:
"Честь и права семейные, жизнь отдельных лиц и частная собственность, равно как и религиозные убеждения и отправление обрядов веры, должны быть уважаемы. Частная собственность не подлежит конфискации".
А в статье 3 говорилось об ответственности, которую несут нарушители обычаев войны:
"Воюющая Сторона, которая нарушит постановления сказанного Положения, должна будет возместить убытки, если к тому есть основание. Она будет ответственна за все действия, совершенные лицами, входящими в состав ее военных сил".
Подразумевалось, что эти положения распространяются и на подданных вражеских государств, находящихся на территории страны-противника. И в самом начале Первой мировой войны так оно и было. Все не имевшие дипломатического статуса военные вражеских государств, находившиеся в России, причем как состоявшие на службе, так и пребывавшие в запасе, были задержаны и объявлены военнопленными. Кроме того, были задержаны суда стран-противников, оказавшиеся в русских портах. Подданных враждебных государств лишили всех преимуществ, которые им давали расторгнутые самим фактом войны договоры. А потому они обязывались нести все повинности наравне с подданными Российской Империи. Но никаких дополнительных репрессивных мер российское правительство вводить не собиралось. В его решении от 25 июля 1914 года говорилось:
"Что же касается неприятельских подданных, не принадлежащих к составу армии или флота враждебных нам Держав, то за ними сохраняется свобода пребывания в России, причем в случае обнаружения вредной их деятельности соответственные к пресечению таковой деятельности меры могут быть принимаемы, в зависимости от обстоятельств, подлежащими военными или гражданскими властями, обладающими достаточными для того полномочиями по действующим законам. Равным образом Министр Иностранных Дел не находит нужным вводить в обсуждаемые правила какие-либо общие постановления о лишении мирных иностранных подданных их вкладов в частных русских банках, так как на случай необходимости военной властью может быть использовано принадлежащее ей право производить арест движимого имущества в местностях, состоящих на военном положении".
Однако военный министр генерал от кавалерии генерал-адъютант В. А. Сухомлинов, не согласный с общим решением Совета министров, в тот же день обратился напрямую к императору, и Николай II решил вопрос по-другому.
"Грабеж повальный"
25 августа 1914 года министр иностранных дел С. Д. Сазонов докладывал членам правительства:
"Согласно Высочайшим повелениям, воспоследовавшим 25 июля, 19 и 21 августа 1914 года, по всеподданнейшим докладам военного министра состоялось отобрание принудительным порядком, без вознаграждения, самодвижущихся экипажей, лошадей, повозок и упряжи, принадлежащих германским и австрийским подданным, проживающим в России".
Сазонов предупреждал, что эти конфискации вызовут ответные действия в отношении имущества подданных России во вражеских государствах. Министр иностранных дел подчеркивал, что в соответствии с Гаагской конвенцией 1907 года даже у военнопленных нельзя отбирать лично им принадлежащее имущество. А бесплатные конфискации без суда вообще противоречили российским законам. Согласные с ним министры просили императора впредь установить единый порядок изъятий. А главное, осведомлять о них заранее Совет министров. Однако после этого стало только хуже.
Повод для продолжения конфискаций дала германская армия. 3 октября 1914 года верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич прислал председателю Совета министров И. Л. Горемыкину телеграмму, в которой говорилось:
"Невероятные ужасающие зверства, чинимые германскими и отчасти австрийскими войсками, все более и более подтверждаются. Зверства германцев относятся не только к нашим раненым, но и к мирным жителям. Не щадят даже стариков, женщин и детей. Грабеж повальный. Ввиду этого считаю необходимым просить Вас о безотлагательном принятии самых решительных и суровейших мер относительно подданных воюющих с нами государств, без различия их общественного положения на всем пространстве, приравнивая их к военнопленным. Непринятие подобных мер может вызвать справедливое чувство негодования".
После такого обращения министры начали обсуждать ужесточение отношения к вражеским подданным. В частности, разного рода ограничения на владение имуществом. В решении правительства от 7 октября 1914 года указывалось:
"В ближайшем времени на рассмотрение Совета Министров поступят предположения о воспрещении производства платежей находящимся за границей неприятельским подданным, об отчуждении от германцев и австрийцев прав промышленной собственности, как то: привилегий на изобретения и о мерах к сокращению немецкого землевладения и землепользования. Наряду с перечисленными мероприятиями общего значения надлежит отметить состоявшиеся распоряжения об исключении детей германских и австрийских подданных из казенных и других непосредственно зависящих от Правительства учебных заведений, об удалении этих подданных со службы во всех действующих в Империи страховых обществах, а также из состава биржевых комитетов и фондового отдела при Петроградской бирже, о лишении их званий коммерции- и мануфактур-советников, о бесплатной конфискации автомобилей, моторных лодок и яхт, лошадей, повозок и упряжи и т. п."
И только С. Д. Сазонов по-прежнему настаивал на соблюдении обязательств, принятых на себя Россией. Он убеждал коллег, что всех этих мер вполне достаточно, а их расширение просто опасно:
"В настоящее время, при наличии столь стеснительных условий, жизни и деятельности германцев и австрийцев в России поставлены рамки, в общем отвечающие исключительным обстоятельствам войны. В дальнейшем возможно было бы прибегнуть к конфискации неприятельской собственности и к признанию всех остающихся в наших пределах неприятельских подданных военнопленными. Не касаясь принципиальной стороны таковых мероприятий и того впечатления, которое они произведут на нейтральные государства, Министр Иностранных Дел почитает себя обязанным упомянуть, что мероприятия этого рода создали бы для нас во многих отношениях весьма серьезные последствия. Не подлежит сомнению, что отобрание нами собственности неприятельских подданных немедленно вызовет аналогичную ответную меру в воюющих с Россией государствах. Между тем выяснилось, что, по имеющимся далеко еще не полным сведениям, у русских подданных, принадлежащих к различным общественным слоям, от высших до низших, хранится в германских банках в общем значительное количество вкладов, сумма которых выражается во многих миллионах рублей. Следует предвидеть, что если конфискация этих вкладов Германией явится возмездием за однородные с нашей стороны действия, то все русские владельцы отобранных германскими властями капиталов будут иметь полное основание обратиться к русской казне с требованием о возмещении утраченного".
Сазонов предлагал остановиться на мерах по ограничению германского землевладения в России, но в рамках закона, не создавая поводов для ответных действий со стороны стран-противников. Однако механизм конфискаций был уже запущен, и никто не собирался его останавливать.
"Продолжать ликвидацию имущества"
Главная проблема заключалась в том, что представители власти и предприниматели и в столицах, и в глубинке увидели в борьбе с немецким засильем возможность увеличить личную собственность за счет вражеской.
В декабре 1914 года последовало решение о бесплатном изъятии у германских, австрийских и турецких подданных всех сухопутных транспортных средств, вплоть до осликов. Затем последовало ужесточение правил пользования германскими подданными их счетами в банках и законодательные ограничения на германское землевладение. А вслед за тем началось введение правительственных инспекторов на торгово-промышленные предприятия, основанные во вражеских государствах, или российские компании, созданные при участии неприятельских подданных. Инспекторы докладывали, что многие из подобных фирм по фиктивным договорам передаются русским владельцам. А потому последовали новые указы — о ликвидации нарушающих ограничительные меры предприятий. В итоге лавки, магазины и заводы переходили к новым владельцам.
Не оставались в долгу и противники, изымавшие имущество подданных Российской Империи и делавшие невыносимой жизнь русских, оказавшихся на враждебной территории.
Через некоторое время точно установить, сколько, когда и у кого было отнято, уже не представлялось возможным. Так что вопрос об изъятой собственности стал одним из самых болезненных после окончания Первой мировой войны. Специалист по международному праву М. А. Циммерман так описывал итоги, подведенные по этой проблеме Версальским мирным договором:
"Все чрезвычайные меры, принятые Германией против имущества союзных подданных, включая и торговые предприятия, участниками которых были союзные подданные, должны быть немедленно приостановлены, и собственники должны быть восстановлены в своих правах. Что же касается союзных держав, то они сохраняют право удерживать и продолжать ликвидацию имущества немецких подданных и немецких торговых предприятий".
Две страны, начавшие процесс конфискаций и пострадавшие от него в наибольшей степени,— Россия и Германия — в 1922 году в итальянском Рапалло заключили договор о взаимном отказе от претензий, включая претензии по реквизициям, что вряд ли обрадовало тех, чья собственность была конфискована. Ведь еще совсем недавно они верили, что война перестала быть горем для побежденных. Однако теперь все знали, что правила ведения войны, на принятие которых ушло столетие, могут быть разрушены всего за несколько недель.