|
Глобализм с человеческим концом |
 |
| 23 ноября 1999 года. Первое крупное выступление антиглобалистов — Красная площадь, красный флаг, Сиэтл, штат Вашингтон |
Мертвый город
Я ехал в Геную предубежденным — я знал, что антиглобалисты разгромили Сиэтл и Прагу.
Я не люблю Троцкого и Ленина. Я считаю Оджалана террористом, хотя это только телевизор сказал мне, что Оджалан террорист, и вовсе не курды, а турки в аэропорту Ататюрк били меня ногами за то только, что я ошибся дверью. Но я все равно считаю Оджалана террористом.
Я очень люблю Геную. Я считаю ее одним из красивейших городов Европы. Я ехал туда, и мне заранее было обидно, что Генуя пострадает от антиглобалистов. Я же говорю, ехал предубежденным.
Генуя была мертвой. Веселый портовый город с кучей таверн, с невероятным числом влюбленных парочек на улицах, он был пуст, когда я туда приехал. В так называемой красной зоне, по размерам соответствовавшей Москве в границах Бульварного кольца, вообще не было ни одного человека, кроме полицейских и журналистов. Все таверны закрыты. На всех окнах в частных квартирах опущены ставни. Жизнь была только в пресс-центре на территории бывших мануфактурных складов. Кондиционированный воздух, бесплатная еда, бесплатная выпивка, компьютеры для газетных репортеров, спутниковые тарелки для репортеров телевизионных. Западные журналисты запаслись противогазами и каждый день совершали вылазки за границы "красной зоны" — туда, где демонстранты воевали с полицией: камни против слезоточивого газа. В основном по российскому телевидению показывают про антиглобалистов кадры, купленные у CNN или Reuters. А большинство российских журналистов просидели все дни саммита в пресс-центре, интересуясь только тем, как выходят из герцогского дворца Путин и Буш и садятся в черные свои лимузины. (Надо сказать, что только Путин и Буш привезли лимузины с собой. Лидеры европейских держав ездили на автомобилях человеческих размеров, предоставленных им организаторами саммита.)
В воскресенье вечером, когда саммит закончился, а лидеры "восьмерки" приняли итоговое коммюнике ни о чем и уехали, Генуя ожила. Появились дети на улицах, опять же влюбленные парочки. Бары открылись. Я тогда подумал, что лидеры государств так ведь, наверное, и думают, что города стоят пустые и беззвучные.
Я позвал журналистов президентского пула прогуляться, но они предпочли остаться выпивать в гостинице, где и так уже просидели безвылазно четыре дня. Журналисты, пишущие про президента, тоже, таким образом, видимо, не знают, что в городах бывают играющие дети и целующиеся влюбленные, и думают, что по всему миру только и происходит на городских улицах, что личные досмотры и торжественные выезды. А из людей, стало быть, прикрепленные журналисты знают только президента, членов администрации и друг друга в том смысле, кого сегодня президент во время торжественного выхода узнал — о, счастье!
Новый счастливый мир
 |
| 26 сентября 2000 года. Первый европейский бой антиглобалистов с Международным валютным фондом, Всемирным банком и пражской полицией |
Таксист сказал мне, что с завтрашнего дня он бастует.
— Антиглобалистов боитесь?
— Да нет! Просто эти козлы,— таксист кивнул в сторону "красной зоны",— перекрыли мне город, не проедешь никуда. Как тут работать?
На площади собирался народ. Ждали концерта испанского певца Ману Чао. Люди с разноцветными головами, причем мужчины все больше с растаманскими косичками, а женщины все больше бритые наголо. Почти у всех — татуировки, почти у всех — сережки в ушах штук по двадцать и еще в носу или в бровях штуки по три.
Те, кто постарше, пришли с малолетними детьми в аккуратных колясочках. Те, кто помоложе, сами были детьми. Площадь по периметру была окружена палатками. В одной сидели "врачи без границ", чтобы оказать кому надо медицинскую помощь. В другой раздавали всем желающим еду — хлеб и яблоки. Над этой палаткой красовался один из главных лозунгов антиглобалистов: "Еда — это не товар, еда — это право".
Я улыбнулся. Я сидел на камне рядом с парнем лет двадцати, похожим на художника Караваджо.
— Ну да, ты французским фермерам скажи, что еда — это не товар. Они тебя дрекольем отходят.
Я думал, что парень как-нибудь пошутит в ответ, а он ответил серьезно. Он сказал, что надо попытаться объяснить французским фермерам, что если они станут выливать молоко на землю, вместо того чтобы отдать его голодным африканским детям, то тогда рано или поздно на их фермерской земле начнется война и фермеры вообще не произведут ни молока, ни вина, ни этих, как они... ну, грибов, которые под дубами растут.
— Трюфели. Но только как фермерам зарабатывать, если еда не товар?
— А никто ведь не просит кормить голодных спаржей. Пусть спаржу покупают те, у кого есть деньги. А государства, раз уж они глобализировали экономику, пусть обеспечат голодных хлебом.
— И где ж государствам взять деньги?
— Да воровать поменьше!
Рядом был большой шатер французского профсоюза "Аттак", настаивающего на том, что чиновники должны платить налоги со взяток. В этом шатре шло собрание. Молодые люди как минимум на четырех языках обсуждали, что ни в коем случае не надо на демонстрациях применять насилие, а надо просто надеть шлемы на головы, чтобы, когда полицейский бьет дубинкой, обошлось без сотрясения мозга.
— Ты работаешь? — спросил я парня, похожего на художника Караваджо.
— Работаю. В пекарне. Это хорошая работа — я делаю хлеб. В банке я бы не стал работать. А еще я учусь на адвоката.
— И что тебе африканские дети? Катайся на мотороллере, ешь с друзьями пиццу по пятницам...
— У меня подружка из Алжира. Они там знаешь как бедно живут? Совсем. А префектура все время еще пытается выслать ее из Италии. Они так защищают благосостояние итальянцев, понимаешь? То есть, чтоб мне жилось побогаче, мою подружку высылают из страны. А я не хочу побогаче, я хочу с подружкой.
На следующей палатке висел лозунг "Другой мир возможен". В шатре профсоюза "Аттак" тоненькая девушка говорила на испанском про то, что глобализация обязательно нужна, только такая, чтобы общими силами накормить голодных, а не такая, чтобы развитые страны использовали в развивающихся дешевую рабочую силу. Еще дальше торговали книжками Ленина и Троцкого.
 |
| 20 июля 2001 года. Если в Сиэтле антиглобалистов было 30 тыс., то в Генуе их стало уже в четыре раза больше |
— Ты можешь пройти и бесплатно, это добровольные пожертвования.
И шлепнула мне на ладонь печать — Manu Chao.
На разогреве у Ману Чао играла неаполитанская группа 99 Posse. Они из центра социальной реабилитации, бывшие наркоманы, которых социальные работники научили играть музыку и сочинять песни, вместо того чтобы колоться. "Правительство предпочло бы, чтоб мы кололись!" — сказал мне солист.
Они запели даб-версию знаменитой песни "El pueblo junido", которую я не слышал с тех пор, как убили певца Виктора Хару. Над толпой взметнулся красный флаг с портретом команданте Че.
— Эль пуэбло! Хунидо! — хор из 50 тыс. голосов.
Потом над толпой поднялись еще два флага с портретом Че Гевары. Потом еще пять. Десять. Тридцать. Один молодой человек из Парагвая посадил на плечи свою девушку из Голландии. Девушка сняла майку и лифчик, взяла в руки знамя — Свобода на баррикадах. Другая девушка в толпе прямо передо мной вдруг обернулась и поцеловала меня в губы. Ей было лет восемнадцать. Наверное, щеки у нее были мокрые от слез.
Потом наступила небольшая пауза. Молодежь расселась на асфальте и стала передавать друг другу марихуановые самокрутки. Вдруг на сцене показался седой человечек, похожий на нашего академика Сахарова. Толпа поднялась. Итальянский парень, сидевший рядом со мной, протянул мне руку, чтобы помочь подняться, и сказал:
— Vstavaj, tovarishch!
Седой человек на сцене был Витторио Аньолетто, лидер Генуэзского общественного форума (Genova Social Forum), той самой организации, которая устраивает все марши протеста. Тонким, дрожащим голосом он сказал: "Пусть правительства знают — нас не остановят закрытые вокзалы и улицы, забаррикадированные контейнерами. Мы пришли и будем протестовать до тех пор, пока 1,5 млрд человек в мире умирают от голода, а эти восемь распоряжаются всеми богатствами мира и не дают детям еды. Пусть знают, что мы пришли освободить Геную и освободим ее!"
Тут на сцену вышел певец Ману Чао в дурацкой своей красно-синей шапке. На свойственной ему смеси испанского и французского он запел веселую песню про ветер, который свободно ходит через границу. Потом запел песню "Марихуана-буги". Площадь танцевала. Толпу в 50 тыс. человек никто не охранял, никаких полицейских кордонов. Только перед сценой стояли ребята из Генуэзского общественного форума и просили публику не лезть на сцену. Впрочем, ребята эти и сами танцевали и тоже передавали друг другу марихуановые самокрутки. А врачи "скорой помощи" передавали в толпу бутылки с водой.
Потом вдруг тишина. В начале одной песни Ману Чао диктор читает воззвание сапатистского лидера субкоманданте Маркоса: "Свобода! Демократия! Справедливость!" Вся площадь подымает вверх сжатые кулаки. Стоит так минуту и опять срывается в танец. И бесплатная вода разбрызгивается над толпой, как салют, и пустые пластиковые бутылки летят в небо и сверкают в лучах прожекторов. И никто не ранен. Ни одной драки. И совершенно невозможно поверить, что эти самые люди завтра кого-то ранят или убьют. Или сами будут ранены или убиты.
"Черный блок"
 |
| Священник Андреа Галло, занимающийся реабилитацией наркоманов, и идол антиглобалистов Ману Чао (слева) на улицах восставшей Генуи ни в какой охране не нуждались |
Лидеру Генуэзского общественного форума доктору Аньолетто кто-то из журналистов предложил отмежеваться от "Черного блока" как от наиболее агрессивной части антиглобалистов. Аньолетто ответил, что сделает это, если только министр внутренних дел отмежуется от наиболее агрессивной части полицейских. Но и тогда крови еще не было.
В пятницу утром, когда стали приезжать президенты, антиглобалисты предприняли атаку на "красную зону". Я пошел туда утром. И даже тогда еще было похоже на игру или праздник. Демонстранты бросали в полицейских пластиковые бутылки, а полицейские поливали антиглобалистов из водометов, и антиглобалисты в струях водометов купались.
Потом вдруг что-то случилось. Говорят, на площади Корветто активисты "Черного блока" стали бросать в полицию камни и ранили карабинера. Карабинеры применили слезоточивый газ. Газ не подействовал, потому что у "Черного блока" есть противогазы. Тогда кто-то из карабинеров застрелил
 |
 |
Доктор Аньолетто отмежевался-таки от "Черного блока". "Черный блок" на своем сайте назвал Аньолетто предателем. На следующий день, в субботу, должна была пройти мирная демонстрация. Аньолетто говорил: "Хватит крови!" — 120 тыс. человек по заранее определенному и разрешенному властями маршруту. Как бы не так! Полиция почему-то решила в середине маршрута эту демонстрацию остановить. Люди в толпе стали давить друг друга. Опять полетели камни — то ли от отчаяния, охватившего бегущую толпу, то ли опять "Черный блок" вступил в бой с полицией по собственной инициативе.
В ночь на воскресенье активисты "Черного блока" пришли громить пресс-центр Генуэзского общественного форума. Через пять минут туда пришел отряд карабинеров. У них не было ордера на обыск, но по итальянским законам обыск можно проводить без ордера, если речь идет о борьбе с террористами. Карабинеры объявили, что в пресс-центре ими арестованы активисты "Черного блока", то есть террористы. Под это дело карабинеры разбили на мелкие осколки все компьютеры, содержавшие запротоколированные адвокатами свидетельства очевидцев о жестокости полицейских на улицах. Еще карабинеры долго искали и нашли видеоархив антиглобалистов, где жестокости полицейских были записаны на пленку.
А Еще через день в нескольких программах по итальянскому телевидению журналисты и политики говорили о том, что "Черный блок" финансируется спецслужбами. Потому что мирные демонстрации были бы для правительств неприятнее вооруженных столкновений.