24.07.2015, 00:00

Антисоветский пионер

Михаил Трофименков о «Конспираторе» Виктора Сэвилла

Восемнадцатилетняя американка Мелинда (Элизабет Тейлор) впервые заподозрила, что ее муж, блестящий британский генштабист, майор Майкл Карраг (Роберт Тейлор), отнюдь не романтический рыцарь, когда наткнулась на кролика, умирающего в капкане, поставленном ее благоверным. "Нашла из-за чего плакать!" — одернул ее Майкл. Но даже истерика, которую он закатил ей из-за отданного в химчистку старого плаща, показалась ей странным, но бытовым срывом. Страшная правда открылась, лишь когда она подобрала оброненные им купюры, к одной из которых была хитро приклеена записка, адресованная "заместителю директора специального бюро Л.И. Радеку": "Ввиду моей длительной и успешной работы по похищению секретов генерального штаба по заданию Советов, прошу удостоить меня чести личной беседы с заместителем директора". Тут-то все и встало на свои места. И странная привычка майора уходить на долгие прогулки, надвинув шляпу на глаза, и без того скрытые за черными очками, и высоко подняв воротник пресловутого, грязного плаща. И обманчиво невинные открытки с видом моста Ватерлоо, за получением которых следовали те самые прогулки. И его агрессивная гордость своей ирландской кровью: и как только такой пещерный ненавистник британского империализма, чуть ли не террорист-республиканец, проник на сверхсекретную работу. Однако всю длительную и успешную шпионскую работу Майкла перечеркнуло то, что он попрал лубянскую заповедь: агенты не имеют права на личную жизнь. Искупить вину можно, лишь своими руками прикончив супругу. "Приказы Центра не обсуждаются!" — чеканит Радек (Карел Степанек). "Радеки", вообще, кишмя кишели в фильмах и книгах времен холодной войны. Это надо же, как засела в подсознании Запада фамилия именно этого коминтерновца, жертвы "большого террора". Нет, чтобы для разнообразия атомные, скажем, секреты своровал какой-нибудь Гамарник или Пятаков. Впрочем, стать убийцей майору помешали остатки человечности в дальнем уголке его черного сердца, а вот режиссер Виктор Сэвилл не испытал никаких угрызений совести, ограбив Альфреда Хичкока. Сцена, в которой Мелинда, остолбенев от ужаса, смотрит на бокалы в руках Майкла, подозревая, что предназначенный ей коктейль отравлен,— это, мягко говоря, цитата из хичкоковского "Подозрения" (1941). Впрочем, Сэвилл работал в спешке. В 1948 году Голливуд получил госзаказ на производство антисоветских фильмов. Именно, что "госзаказ": молодой конгрессмен Ричард Никсон первым указал "фабрике грез" на подозрительное отсутствие в ее тематических планах фильмов о "красной угрозе". Британец Сэвилл стал одним из пионеров этого "жанра". Вообще, маккартистская пропаганда — штука кромешная, даже по сравнению с советским агитпропом самых угрюмых сталинских лет. У нас хотя бы не снимали кино об ордах янки, оккупирующих и заливающих кровью СССР. Хотя, конечно — пропаганда живет по своим законам — случались у идеологических противников и буквальные рифмы. Фильм Сэвилла — брат-близнец "Партийного билета" (1936) Ивана Пырьева, где шпион и убийца женился на большевичке-ударнице. Ну ладно, историю о жене, разоблачающей мужа-предателя, можно трактовать как вариант классицистической коллизии борьбы чувства и долга: незаменимых мужей не бывает. Но вот в "Моем сыне Джо" (1952) Лео Маккэри, еще одном шедевре холодной войны, образцовые родители из образцового американского городка разоблачали собственного сына. А вы говорите: "Павлик Морозов". Впрочем, юная Элизабет Тейлор излучает такой радостный свет, что одно ее лицо облагораживает даже "Конспиратора".