Богатые страны, входящие в G7, переживают своеобразный кредитный кризис. Население и компании в этих странах взяли уже столько денег взаймы, что у них уменьшились желание и возможность дальше брать и отдавать.
До глобального финансового кризиса ведущие индустриальные страны, объединяемые G7, отличались своеобразным кредитным оптимизмом. Граждане, компании и банки охотно брали деньги взаймы, полагая, что в условиях относительно быстрого экономического роста их доходы увеличатся, а активы, которые они приобретают на заемные средства, возрастут в цене, так что займы являются неким ключом к благосостоянию. Охотными заемщиками были также власти стран G7, финансирующие бюджеты за счет выпуска облигаций. Кредиторы оптимизм заемщиков разделяли, полагая, что в условиях экономического роста заемщики точно сумеют вернуть деньги с процентами. Нынешний очень большой объем общих долгов по отношению к ВВП стран G7 объясняется как раз тем оптимизмом (см. справку).
В ходе кризиса и после него оптимизм сменился пессимизмом: кредиторы уже неохотно дают взаймы, а должники неохотно берут деньги. В странах G7 так и не удалось вернуть высокие темпы роста — только в 2010 году эти страны показали рост ВВП 3%, да и то только потому, что в предыдущем наблюдался спад 4%. С тех пор экономический рост в G7 не превышает 2% (см. график). В таких условиях трудно рассчитывать на то, что купленные на заемные деньги активы поднимутся в цене или доходы заемщиков возрастут, что облегчит выплату долга с процентами. А кредиторы не могут быть уверенными в том, что должники расплатятся по имеющимся займам, и поэтому должникам нелегко получать новые кредиты, чтобы платить проценты по старым и постепенно их возвращать.
Отдельного разговора заслуживает государственный долг стран G7. До начала мирового финансового кризиса власти этих стран считали, что главный способ стимулировать экономический рост и занятость — смягчить денежную политику, а в бюджетном стимулировании путем сокращения налогов или увеличения расходов просто нет нужды. Однако они изменили свою позицию после начала кризиса и в 2009 году приступили к сокращению налогов и наращиванию расходов. В среднем страны G7 потратили на бюджетное стимулирование 2% своего ВВП. Как только в 2009-м новый американский президент Барак Обама вступил в должность, он сразу же одобрил план расходования на восстановление экономики $831 млрд в течение трех лет (то есть почти 6% годового ВВП).
В результате в период бюджетного стимулирования роста экономики государственный долг индустриальных стран неимоверно вырос: с 2007 по 2010 год в среднем он увеличился с 74% до 101% ВВП.
В этом отношении страны G7 не отличались от Греции, в которой не было бюджетного профицита в течение 50 лет, а начиная с 1980-х годов власти постоянно увеличивали бюджетные расходы, чтобы повысить доходы населения и снизить политическую и социальную нестабильность. В 1994 году государственный долг Греции впервые превысил планку 100% ВВП, затем больше десяти лет он составлял 105% ВВП. В результате резкого увеличения госрасходов на поддержку банковской системы и промышленности с 2008-го по конец 2011 года долг увеличился на 50 процентных пунктов и достиг 165% ВВП.
Размеры госдолга США вызывали в последние годы повышенное внимание во всем мире. Администрация Обамы в 2011 году предлагала уменьшить его в течение нескольких лет на $4 трлн. Однако она требовала, чтобы элементом сокращения было повышение налогов на богатых. Обама заявил: "Это абсолютная правда, что мы не можем решить проблему бюджетного дефицита без сокращения расходов. Но правда и то, что мы не можем решить эту проблему, не попросив богатейших американцев взять на себя справедливую долю сокращения дефицита или не прикрыв лазейки в налоговом законодательстве и ликвидировав те налоговые льготы, которыми пользуются крупные корпорации и не пользуются представители среднего класса Америки". Республиканцы решительно выступили против увеличения налогов. А республиканский сенатор Оррин Хэтч вообще предложил увязать повышение потолка госдолга с принятием специального дополнения к американской конституции, которое требует от президента и Конгресса бездефицитности бюджета: "Только восстановив конституционные ограничения на возможности Конгресса одобрять бесконечные траты бюджетных денег, можем мы ограничить рост расходов федерального правительства. Решение бюджетного кризиса не в росте налогов. Нужно всегда помнить, что Вашингтон постоянно демонстрирует, что не способен справиться со своей манией тратить и тратить".
Если власти какой-либо страны объявляют дефолт по своим облигациям, то страдают банки, имеющие эти облигации, и самим властям приходится их спасать
Наглядно показывают рост госдолга США в XX веке и сейчас его установленные законом пределы: в 1919 году пределом были $43 млн, в 1939-м — $45 млрд, в 1949-м — $275 млрд, в 1959-м — $295 млрд, в 1969-м — $377 млрд, в 1979-м — $830 млрд, в 1989-м — $2,87 трлн, в 1999-м — $5,95 трлн, в 2009-м — $12,39 трлн.
Однако усилия властей по наращиванию расходов не привели к ускорению роста. Экономисты начали спорить о том, какой долг может иметь страна, чтобы стимулировать, а не тормозить экономический рост. Если власти должны очень много, кредиторы начинают просить большой процент не только с задолжавших властей, но и с других заемщиков, и это мешает росту производства и потребления. Кармен Рейнхарт и Кеннет Рогофф из Гарвардского университета подсчитали, что рост начинает замедляться, как только госдолг превысит 90% ВВП. Российские власти часто заявляют, что показатели госдолга России неизмеримо лучше показателей индустриальных стран, и поэтому дела с экономическим ростом и падением безработицы также должны идти лучше. Однако этого сейчас не наблюдается.
В 2011 году МВФ опубликовал новое исследование взаимосвязи уровня долга и темпов роста в странах, входивших в фонд, в 1821-2012 годах. Выяснилось, что темпы роста падали при долге 10-75% ВВП, а после 75% снижаться переставали. Так, Великобритания после Второй мировой войны показывала очень высокие темпы роста, несмотря на то что имела госдолг в размере 200% ВВП. Согласно этому исследованию, для роста важнее не абсолютные размеры долга, а то, увеличивается он или уменьшается. Страны с высоким уровнем долга, которые показывали его снижение, с ростом особых проблем не испытывали, а страны, демонстрирующие увеличение долга, как раз испытывали, потому что доказывали, что с бюджетом дела у них не улучшаются, а ухудшаются.
Как бы то ни было, в условиях отсутствия высоких темпов экономического роста власти G7 теоретически могли бы взбодрить кредиторов и заемщиков, стимулировав инфляцию. В номинальном выражении ВВП этих стран увеличился бы, снизив отношение к нему долга,— и ситуация с задолженностью перестала бы быть такой пугающей для кредиторов и заемщиков. Доходы заемщиков бы выросли, а часть долга обесценилась, сделав его погашение и обслуживание более легким. Разумеется, с повышением инфляции кредиторы повысят ставки по новым займам, однако с имеющимися долгосрочными займами ситуация будет проще. Проблема, однако, в том, что, несмотря на все усилия правительств стран G7, инфляция здесь не растет, а постоянно снижается, упав почти до 0% годовых (см. график).
Власти также могли бы поощрять дефолты (и даже сами объявить дефолт). Однако это подорвет доверие кредиторов к заемщикам и нарушит нормальную работу кредитной системы. Не говоря о том, что, если власти какой-либо страны объявляют дефолт по своим облигациям, страдают банки, имеющие эти облигации, и самим властям приходится их спасать.
В итоге единственным средством, которое позволяет кредитной системе хоть как-то работать при огромных размерах долга, а также пессимизме кредиторов и заемщиков, является постоянно снижающаяся процентная ставка, которая также упала почти до 0% годовых (см. график). Она облегчает заемщикам обслуживание долга, но не сильно уменьшает его общий размер.
Такое средство, в свою очередь, порождает проблемы. Инвесторы, вкладывающие деньги в государственные и частные облигации, вынуждены мириться с низкой доходностью своих вложений. А коммерческие банки, которые привлекают депозиты, а затем дают привлеченные деньги взаймы на длительный срок, сталкиваются с ситуацией, когда разница между процентами по кредитам постоянно падает. В 1991 году эта разница у 5,6 тыс. американских банков составляла в среднем 4,5%, а сейчас — 3,0%. При этом, чтобы увеличить разницу, банки не могут снизить выплачиваемый по депозитам процент, потому что снижать его дальше некуда: вкладчики вообще могут отказаться держать деньги в банках.
Руководство крупнейшего по размеру депозитов банка США JPMorgan Chase отметило, что у него вышеупомянутая разница снизилась с прошлогодних 2,95% до 2,15%. Если бы удалось поднять ее на 0,5 процентного пункта, это бы увеличило прибыль банка на $10 млрд. Поэтому американские банки надеются, что ФРС все-таки поднимет процентную ставку и это позволит увеличить процент по предоставляемым кредитам. Неслучайно с 28 января нынешнего года, когда глава ФРС Джанет Йеллен заявила, что поднятие ставки может произойти в недалеком будущем, котировки акций банков выросли уже на 11% — значительно больше, чем котировки всех остальных акций. Однако никто не гарантирует, что после поднятия ставок по кредитам банкам удастся найти много желающих их получать. Удорожание кредита может еще больше затормозить экономический рост в США и снизит вообще потребность в кредитовании.
Как соотносится совокупный долг стран G7 с ВВП
|
Источники: Всемирный банк, МВФ, данные на 2014 год.