Известия

Исполнился год попыткам извести "Известия"

       Длящаяся уже год тяжба демократического российского парламента с газетой "Известия" интересна не только увлеченным читателям газет. Известинский скандал позволяет in vitro промоделировать проблемы и устремления, присущие нынешней системе Советов ("представительной власти", по терминологии Хасбулатова). Казус с газетой наглядно демонстрирует характер взаимоотношений первой власти (советской) и с исполнительной, и с судебной, и с "четвертой" (сама пресса), и не исключено, что и с "пятой" (так министр печати Полторанин поименовал полууголовные элементы). Процедурной значимости казуса соответствует содержательная: фактически парламент претендует на то, чтобы начать передел уже поделенной союзной собственности, что в перспективе чревато самыми серьезными катаклизмами.
Прецедентное значение известинского казуса анализирует парламентский обозреватель Ъ МАКСИМ СОКОЛОВ.
       
Верным путем идете, товарищи!
       По мнению главного редактора "Известий" Игоря Голембиовского, конфликт между его изданием и Верховным Советом начался в октябре 1991 г. с мелкого инцидента. Руслан Хасбулатов (тогда еще и. о. спикера) в ходе своего визита в Японию явился в советское посольство в Токио и устроил выволочку дипломатам, пообещав, что дипломатическая карьера тех, кто не сумеет ему потрафить, сей же момент и закончится. Небольшая заметка об этой дружеской беседе испортила (как выясняется, навсегда) отношения между руководством ВС России и "Известиями", однако должного внимания инциденту никто не уделил, поскольку никаких оргвыводов в отношении газеты тогда не последовало, а сам инцидент особо не выделялся на и без того небезоблачном фоне отношений прессы и власти: тогда же министр печати Полторанин выносил предупреждение о закрытии "Независимой газете" (за распространение слухов о том, что российские руководители рассматривали возможность обмена ядерными ударами с Украиной), а всесильный в то время Бурбулис заявлял, что плюрализм мнений возможен лишь "в рамках идеологии реформы". На фоне общеначальственного головокружения от успехов хасбулатовское головокружение специальной злокачественностью вроде бы не отличалось.
       Отличие выявилось в апреле 1992 г., когда от спорадических патриархальных головомоек руководство парламента перешло к более специфическим действиям: с трибуны VI съезда Хасбулатов предложил взять газету под начало ВС России и подумать о коррекции ее курса. Первый ход Хасбулатова точно соответствовал первому ходу, который в конце 1989 — начале 1990 года предпринимали патриоты и партийцы, чтобы как-то обуздать неудержимо распоясывающуюся прессу. Тогда руководство СП РСФСР пожелало сменить редакцию журнала "Октябрь" в качестве репрессалии за русофобские, с его точки зрения, публикации, а МГК КПСС долго пытался укрепить за собой права на убегавшую из-под его власти газету "Вечерняя Москва". Как давние опыты с "Октябрем" и "Вечеркой", так и недавние с "Известиями" окончились ничем, так как механизм патронажа над средствами массовой информации (СМИ) искони базировался не на писаном, а на обычном праве, и при отсутствии как эффективной подсистемы страха, так и негласного общественного договора, который готовы выполнять все участники политической игры, апелляция к когда-то действовавшим нормам обычного права ("есть мнение") оказалась неэффективной.
       Хасбулатовские предшественники, осознав свою ошибку, в 1991 г. попытались перейти от неэффективного обычного к более эффективному кулачному праву, т. е. от попыток "укрепить руководство" не удовлетворяющих их СМИ к предъявлению претензий на производственные мощности этих СМИ — с их последующим силовым захватом (захват республиканских Домов печати в Литве и Латвии, штурм Вильнюсского телецентра в январе 1991 года и Рижского — в августе). ВС России сейчас находится в подготовительной фазе данного этапа, отчасти соответствующей концу 1990 года: подобно прибалтийским компартиям на платформе КПСС, он уже заявил о своих безраздельных правах на нравящиеся ему производственные издательские мощности и, подобно им, еще не приступил к реализации заявленных прав. Балтийский опыт показывает, что реализация осуществляется либо с применением иррегулярных частей вроде Вильнюсского и Рижского ОМОНа, аналогом которых mutatis mutandis может оказаться личная гвардия Хасбулатова (никому кроме него не подчиняющееся "подразделение охраны ВС"), либо в игру вступают регулярные воинские части и реализация законных прав собственника происходит в рамках общей попытки государственного переворота. Вероятно, с осознанием того, что в своих имущественных претензиях ВС России твердо встал на тернистый путь прибалтийских "ночных компартий", и связана тревога наблюдателей, не вполне забывших прибалтийский январь 1991-го.
       
"Досуг мне разбирать вины твои, щенок!"
       Поскольку мы строим правовое государство, убедительные доводы кулачного права признаются все же не вполне достаточными и нуждающимися в известном подкреплении доводами справедливости и целесообразности.
       Целесообразность реквизиции "Известий", с точки зрения руководства Верховного Совета, объясняется двумя соображениями. По высказанному 28 августа мнению заместителя председателя съездовской комиссии по проверке деятельности СМИ Владимира Лисина, обновленные "Известия" должны освещать "Федеративный договор, работу Советов, как нам жить вместе — ряд важнейших задач... мы создаем газету представительных органов власти". De facto точка зрения Лисина (которого упорно прочили в главные редакторы обновленных "Известий") сводилась к тому, что для реализации и укрепления хасбулатовской концепции спикерской власти как системы представительных органов от сельсовета до парламента (подробнее см. в предыдущем номере Ъ) необходим "не только коллективный агитатор и коллективный пропагандист, но также и коллективный организатор" в виде реквизированных "Известий". В то же время председатель Совета Республики Николай Рябов 20 октября объяснял, что издательский комплекс "Известий" нужен парламенту по чисто техническим причинам, то есть не как ленинский "коллективный организатор", но как обыденные буфет и туалет, отсутствие которых может физически парализовать работу парламента. По мнению Рябова, без издательского комплекса (крупнейшего в России. — Ъ) парламент будет просто не в состоянии издавать свои акты и окажется в вакууме.
       Обе системы доводов представляются несколько слабыми. С одной стороны, сама идея "коллективного организатора" оказывается недостаточно обаятельной по причине утраты части своего прежнего обаяния ее покойным автором. К тому же, если с этой функцией не справилась ручная "Российская газета", непонятно, почему справятся "Известия", которые для начала придется долго чистить и выправлять. С другой — технические доводы Рябова сомнительны, ибо с печатью актов пока вполне справляются "Российская газета" и специальные парламентские "Ведомости", а, судя по опыту ВС СССР, действительно серьезную нагрузку на издательские мощности дает только оперативное печатание парламентских стенограмм. Но поскольку в отличие от горбачевско-лукьяновского ВС СССР российский парламент бюллетени своих прений доступным для прессы тиражом не издает и издавать не собирается, не вполне понятно, чем Рябов собирается загружать ротационные машины "Известий".
       Поэтому в аргументации парламентариев значительно более сильное место занимают апелляции к справедливости. С точки зрения парламента, противоправным было уже послепутчевое учреждение независимых от ВС СССР "Известий", что по сути дела представляет собой беззаконное хищение общегосударственной собственности, лишь прикрываемое жалкими словами о свободе прессы, узурпаторских наклонностях ВС и т. д. Вероятно, в тяжбе с Голембиовским руководство парламента намерено апеллировать к священному и популярному (как надеется ВС) в нашем народе чувству классовой ненависти. Во всяком случае Владимир Лисин прилюдно спрашивал корреспондента Ъ: "А не обидно ли Вам как журналисту, что один приобретает себе имущество, а другой — нет?" Изъян такой аргументации в том, что сила бушующей в народе классовой ненависти, возможно, преувеличивается, и притом дискредитация известинских воззваний касательно свободы печати оказывается логически небезупречной: из того допущения, что Голембиовский не меньше Хасбулатова любит и ценит вкусную недвижимость, следует лишь то, что оба не являются аскетами, вопрос же о том, одинаково или по-разному они любят и ценят свободу печати, остается открытым, ибо ответ на него из первоначальной посылки никак не вытекает.
       
Черный передел
       Тем не менее Верховный Совет несомненно прав в одном отношении: права "Известий" на ценный издательский комплекс не являются неоспоримыми, и процессуальные противники Голембиовского в лице представителей парламента могли бы предъявить гражданскому суду заслуживающие внимания доводы. Как и Голембиовский, естественно. Однако представители ВС, охотно зачитывающие на пресс-конференциях документы, по жанру и стилистике идентичные исковым заявлениям в суд, решительно отвергают саму идею гражданского процесса против АО "Редакция газеты 'Известия'".
       Нежелание ВС решить дело посредством судоговорения может быть связано с целым рядом обстоятельств. Во-первых, вчинение "Известиям" нормального судебного иска создавало бы прецедент, ибо тем самым ВС и его руководство в принципе признали бы примат суда над ВС в решении хотя бы некоторых житейских вопросов, тогда как система представительной власти, как ее понимает Хасбулатов, сама по себе наделена также и судебными функциями, а ее высшие представители — иммунитетом от судебного разбирательства любого рода. Во-вторых, определенную роль может играть и юридический уровень парламентариев: тот же Лисин объяснял свое нежелание судиться тем, что дело и так (с его точки зрения) кристально ясное: газету "увели из-под носа у Верховного Совета" (а обращаться в суд следует, очевидно, только тогда, когда истцу его дело представляется ясным не вполне). Однако важную роль может играть и последнее, третье соображение: осознание того, что дело не столь кристально ясно.
       Приверженцы "Известий" указывают на то, что позиция ВС России адекватно описывается пословицей "вспомнила бабушка девичий стыд": ни ВС СССР на финальном этапе своего существования (август--декабрь 1991 г.), ни ВС России, принимавший имущество ВС СССР в ходе спешной ликвидации СССР в декабре 1991 г., никаких претензий к "Известиям" не имели, и таковые появились лишь тогда, когда от первоначальных учредителей и претендентов на учредительство не осталось ничего. Наиболее вероятным итогом судебного следствия оказалась бы констатация того, что как права "Известий" на "Известия" не вполне безупречны, так и претензии ВС не вполне основательны. Суду вряд ли потребовались бы особые усилия, чтобы установить причину такого положения дел: и нынешние "Известия" с их праведно или неправедно нажитым имуществом, и ВС России с его праведными или неправедными претензиями являются — в их нынешнем состоянии — продуктом имевшего место в последние четыре месяца 1991 года хаотического распада СССР и сумбурного дележа союзной собственности, производимого по принципу catch as catch can. Идеально урегулированный законом, не оставляющим ни единого места для пробелов и разночтений, распад огромного государства — вещь вообще труднопредставимая и уж тем более в стране, про которую сказано: "Широки натуры русские, нашей правды идеал не влезает в формы узкие юридических начал".
       Таким образом, установив, что идеальное разрешение разногласий, порожденных периодом "большого хапка", в принципе невозможно, гипотетический суд был бы принужден искать не жертву и пострадавшего, но минимально неправовой выход из в принципе неправовой ситуации, т. е. какой-то универсальный способ гашения коллизий, вызванных грабежом союзной собственности. Как правило, в таких случаях используется принцип римского права uti possidetis, приблизительно переводимый как "что взято, то свято" и представляющий положительное предписание: "Кто чем владеет, с тем пусть и останется". Цинизм римских юристов имеет то оправдание, что война (resp. революция, распад Империи etc.) порождает такой правовой вакуум (согласно Цицерону, silent leges inter arma, "молчат законы во время войны"), что попытки восстановить после войны (в широком смысле этого слова) прежние имущественные правоотношения не могут породить ничего, кроме войны новой.
       И давняя, и новейшая отечественная история знает удачные примеры реализации принципа uti possidetis. В 1812 г. освободившие Москву русские грабили ее не менее усердно, чем французы, в результате чего градоначальник граф Ростопчин распорядился признать законным обладание награбленным на пожаре добром и предписал торговать им по по воскресеньям на взявшей оттуда начало знаменитой Сухаревке. В 1992 г. Ельцин, Кравчук и прочие вожди СНГ, устав от взаимных претензий на союзное имущество, пришли к историческому компромиссу: нерусские республики de facto отказываются от претензий на активы Госбанка СССР и союзную собственность за границей, Россия de facto берет назад свои претензии на общесоюзную собственность, оказавшуюся на территории новых независимых государств. Именно это циничное согласие с тем, что невозможно найти правовой выход из в принципе неправовой ситуации распада СССР, но можно найти компромисс, базирующийся на признании фактического положения дел, сделало неактуальными популярные в начале 1992 г. разговоры о возможной войне России со всеми соседями кряду.
       На фоне благотворного опыта СНГ нынешние опыты ВС России представляются решительно неблаготворными. Мало того, что дальнейшая эскалация известинского конфликта усиливает раздрай между парламентом и исполнительной властью (председатель Совета Республики Рябов 20 октября с невыразимым презрением говорил о "каком-то Госкомимуществе"), игнорирует судебную (сама идея судебного разрешения конфликта представляется Хасбулатову дикой) и объективно приводит к смыканию с "пятой властью" (борьба "Памяти" с "Московским комсомольцем", Анпилова с "Останкино" и Хасбулатова с "Известиями" приобретает все более сходные черты), а уж об отношениях парламента с "четвертой властью", т. е. СМИ, и говорить не приходится. Может быть, наиболее опасным в хасбулатовской затее является то, что — в силу крайней прецедентности отечественного правового мышления — даже отчасти удачная попытка "черного передела" уже с грехом пополам поделенной союзной собственности немедленно вызовет волну аналогичных попыток как в самой России, так и в рамках СНГ в целом. Учитывая же, что делилась собственность СССР совершенно безобразным с правовой точки зрения способом, а новый передел — как показывает пример парламента — будет осуществляться способом еще более безобразным, ничего, кроме возврата к началу 1992 г., когда разговоры о войне были столь популярны, ожидать от "черного передела" не приходится.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...