Двадцать пять лет назад я занимался академической греблей в Серебряном бору. Тренером у нас был дядя Коля Ершов, крошечный человечек. Таких специально сажают на лодку-восьмерку, чтобы он руководил гребцами. Типа: "И раз!"
Крепко набравшись в один холодный осенний денек, дядя Коля принялся рассказывать всякие ужасы про гребной спорт. В частности, рассказал, что, когда таблеток не было, приходилось гребчих накачивать естественным способом. Были, продолжал дядя Коля, специальные массажисты, но они только назывались массажистами, а на самом деле они с девками по специальному графику спали. У гребчих от этого гораздо лучше росла мышечная масса, потому что мужской гормон регулярно добавлялся. Только жалко их, сокрушался дядя Коля, аборты им часто приходилось делать. Потому что если в презервативе, то мужской гормон не попадает в женский организм.
Про аборты есть отдельная история. Спортивный журналист Сергей, ветеран профессии, до того как попасть в Москву долго скитавшийся по Советскому Союзу, вспоминал, что раньше, до таблеток, ключевых волейболисток заставляли зачинать, а потом, почти перед самыми соревнованиями, делали им аборт. Сергей уверял, что от этого их волейбольные качества очень улучшались, во-первых, а во-вторых, психологическое состояние было такое, что всех бы разорвала в клочья.
Это, может, неправда — насчет абортов и массажистов. Очень уж зверски. Таблетки на фоне этой вивисекции выглядят в первом приближении даже как-то гуманно — вредны, конечно, но все-таки не грубое вмешательство в личную жизнь.
Но это только в первом приближении. Действующие спортсмены говорят о допинге несколько менее откровенно и куда с меньшей охотой, чем о собственной половой жизни. Даже не сплетничают, не шепчутся: а вот NN такие-то таблетки принимает. Хотя про того же NN спокойно могут рассказать, что он большой ходок и перебывал у всей женской сборной.
Объяснение такой скрытности дал мне олимпийский чемпион, один из лидеров российского спорта. На условиях анонимности.
Допинг, уверяет он, начинается с того самого момента, когда тренер углядывает в молоденьком организме талант. Для российского тренера такой талант — единственная возможность много заработать: официальная зарплата у него мизерная, а вот от доходов ученика он может отъесть процентов 20 минимум. Но эти проценты становятся существенными, только если ученик входит в число лидеров мирового спорта.
Здесь надо сделать отступление, продолжает олимпийский чемпион. Без витаминов и пищевых добавок, безвредных и не входящих в список запрещенных препаратов, не обходится никто, даже совершенно неталантливые и начинающие. Иначе со сверхнагрузками, которые выпадают на долю современного профессионального спортсмена, справиться невозможно. Но и витамины витаминам рознь. Можно кормить советским ундевитом, а можно — американскими, специально разработанными для спортивных сверхнагрузок.
И вот, говорит олимпийский чемпион, результаты у новичка стали стремительно расти, близится коммерческая эффективность его использования. Тут уже медицинской квалификации тренера не хватает, нужен врач. Не потому, что тренер не знает какого-нибудь нандростенолола (это такой гормональный препарат, позволяющий резко увеличить мышечную массу; на нем дважды попадался знаменитый канадский бегун Бен Джонсон), а потому что нужно посчитать, как именно этот нандростенолол выводится из этого конкретного талантливого организма, что именно нужно принимать и когда нужно это делать, чтобы скрыть следы его использования.
Здесь, продолжает олимпийский чемпион, другое отступление. Контролирующие спортсменов органы сами состоят из спортивных врачей, которые не хуже нашего знают, как и что употреблять. Ситуация, сравнимая с деятельностью наркоторговцев: периодически кого-то ловят, конфискуют и сажают (отлучают от спорта), остальные трепещут, но продолжают свое дело, потому что оно их очень хорошо кормит. Ищут новые схемы, в частности.
Дальше, говорит олимпийский чемпион, начинает расти самосознание у молодого таланта. Он переживает спады и взлеты, учится регулировать свой организм сам, начинает меньше платить тренеру, а больше — врачам и очень держится за собственные, разработанные под себя методики восстановления (это такой эвфемизм для допинга).
Потому что спортивная жизнь очень коротка, в самом лучшем случае 15 лет. За это время в условиях очень жесткой, варварской, пещерной конкуренции ему нужно завоевать себе имя и защищать его, урвать как можно больше за кратчайший миг славы. Нравы нынешнего спорта высших достижений сегодня регулярно выходят наружу — на телеэкране во время забегов, заплывов или матчей бывает хорошо видно, как бьют и пытаются покалечить друг друга спортсмены.
Именно поэтому мы радуемся, говорит олимпийский чемпион, когда кто-то из конкурентов попадается на допинге. Во-первых, соперником меньше, а во-вторых, это как авиакатастрофа — снижает вероятность того, что попадешься ты.
А попавшийся становится изгоем: спортивный мир должен демонстрировать чистоту рядов, должен блюсти имидж честной борьбы, чтобы на нем можно было делать рекламу, чтобы спонсоры отбили свои немалые вложения. Некоторые из падших возвращаются в спорт, но скандальная слава остается с ними навсегда. И на этой славе не заработаешь.
Но вообще-то это честная борьба — если говорить о группе ведущих спортсменов,— и она даже имеет отношение к спорту: богатым доступны почти одинаковые препараты и врачи равной квалификации. На первый план все равно выходит спортивный талант, заключает свой монолог олимпийский чемпион, жалкая человеческая развалина.