В 2014 году состоялась достаточно неожиданная сделка: вторым по размеру акционером крупнейшего в России нефтехимического холдинга СИБУР, стоимость которого тогда превышала $10 млрд, стал его малоизвестный 32-летний топ-менеджер — сын совладельца банка "Россия" Николая Шамалова Кирилл. Часть своей доли в СИБУРе ему уступил попавший под санкции Геннадий Тимченко. Как проводилась сделка и кто ее финансировал, чем еще занимается новый крупный акционер и помогает ли ему отец, "Ъ" рассказал член совета директоров СИБУРа, президент "Ладога Менеджмент" КИРИЛЛ ШАМАЛОВ.
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Духанин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Духанин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Духанин / купить фото
— Сейчас у вас второй по размеру — 21,4% — пакет в СИБУРе. Как консолидировали бумаги?
— Я пришел в СИБУР в 2008 году. В 2011 году мировая конъюнктура и показатели компании улучшились, так что была запущена опционная программа для мотивации менеджмента. Она касалась всех членов правления и директоров, всего около ста управленцев. По итогам программы был выбор — взять живые деньги или получить акции. Часть менеджеров, в том числе и я, выбрали второе. Леонид Михельсон (основной владелец СИБУРа.— "Ъ") неоднократно говорил, что менеджмент должен увеличивать свою долю. Было несколько этапов, когда мажоритарные акционеры отчуждали небольшую часть своих пакетов членам правления. В итоге менеджмент совокупно увеличил долю до 17,5% акций. Все по-разному относились к этому: кто-то обслуживал с дивидендов взятый на покупку пакета кредит, кто-то привлекал под него дальнейшие ресурсы и докупал акции, кто-то свои акции продавал.
— А вы?
— Я решил сфокусироваться на нефтехимической отрасли в обозримой перспективе.
— Остальную часть пакета (17%) вы выкупили у Геннадия Тимченко. Как проходили переговоры?
— Геннадий Николаевич всегда говорил, что, если будет адекватная цена, он готов продать. Вопрос условий. В процессе поэтапного приобретения первого пакета у меня возникла идея о дальнейшем увеличении. Сначала, летом 2013 года, были ни к чему не обязывающие обсуждения, потом мы пришли к определенным параметрам. Причем, насколько я знаю, Геннадий Тимченко предлагал купить долю и другим, например Дмитрию Конову (гендиректор СИБУРа.— "Ъ"). Однако они отказались.
— О какой цене договорились? Сделка была денежной?
— Да, естественно, денежная. Она была достаточно стандартно структурирована в том смысле, что доходы от приобретаемого актива в перспективе должны окупить затраты на обслуживание кредита, его погашение и получение итоговой прибыли. Конкретные условия сделок по существующим правилам делового оборота публично озвучиваются редко. Мне бы, конечно, хотелось заплатить за этот пакет минимальную цену, но условия были абсолютно рыночные, исходя из текущей оценки компании на тот момент больше $10 млрд. Те цифры, которые в последнее время появляются, в том числе в зарубежных СМИ (например, The Times писала о $500 млн.— "Ъ"), не соответствуют действительности. Рыночность сделки подтверждена также аудиторским заключением PwC в рамках анализа отчетности СИБУРа.
— Деньги привлекали в российских банках?
— Да, в Газпромбанке под залог принадлежащих мне активов.
— А с Леонидом Михельсоном не обсуждали выкуп его пакета?
— Эту тему мы с ним не обсуждали.
— Что вы теперь собираетесь делать со своим пакетом? Готовы ли его продать или будете наращивать?
— Я не вижу в перспективе его уменьшения, хотя вопрос изменения размера пакета всегда актуален. Так как сделка проводилась на заемные средства, существует долговая нагрузка, которую требуется аккуратно обслуживать. Поэтому пока буду смотреть, что будет происходить. Надеюсь, макроэкономические условия будут улучшаться.
— У вас немало других личных проектов. Пакет СИБУРа куплен на "Яузу 12". Вы стопроцентный владелец? Есть какая-то связь этой компании с ранее звучавшей информацией о вашем бизнесе в "КДС-Инвест"?
— "Яуза 12" принадлежит мне на 100%, она связана непосредственно с пакетом СИБУРа. А "КДС-Инвест" — это специально созданное партнерство по совершенно другому проекту в IT-бизнесе. Никакой связи между ними нет.
— Но, насколько я понимаю, это направление не получило развития и вы из него вышли? Почему?
— Да, мы через КДС вошли 50-процентной долей в одну из дочерних структур группы "Эй Ти Консалтинг", на тот момент нам показалось интересным предложение ее собственников по развитию отдельного направления, связанного с разработкой собственных программных продуктов и оказанием аутсорсинга IT-услуг. По договоренности с "Эй Ти Консалтинг" мы не вмешивались в оперативное управление и изучали возможность привлечения финансирования. Но по итогам более глубокого погружения поняли, что инвестиции не оправдают себя, и мы практически без прибыли вышли из проекта.
— Много туда вложили?
— Нет, купили и продали долю примерно за одну и ту же сумму. Я смотрю на это достаточно философски. Если из десяти проектов у тебя выстрелят хотя бы три, то это хорошо. Поэтому я рассматриваю проект как один из пробных шаров, который не пошел, и самое важное — вовремя понять это и выйти.
— Чем занимается "Ладога Менеджмент"?
— Она создана несколько месяцев назад. Это компактный офис, сейчас там четыре эксперта и вспомогательный сервис. Основное направление — управление пакетами тех активов, которые мне принадлежат. Главный из них — 21,4% акций СИБУРа. Часть акций оформлена на "Ладогу", часть — на "Яузу 12", однако единый центр управления — "Ладога Менеджмент". Также есть 5% в Русской цементной компании, которая в рамках деофшоризации переведена на российское юридическое лицо в начале 2015 года. Но сам пакет в собственности уже достаточно давно. Еще ряд СП, которые создавались под те или иные проекты, но не были реализованы, сейчас это чисто номинальные структуры, не ведущие хозяйственной деятельности.
Со временем могут появляться новые активы, измениться доли в существующих, поэтому о какой-либо раз и навсегда установленной конфигурации говорить нет смысла. "Ладога" будет формировать позицию по управленческим решениям по существующим и ряду потенциальных активов.
— Но это именно ваши активы? Или речь идет о пакетах ваших родственников и партнеров тоже?
— Нет, только то, что принадлежит мне лично.
— Где искали менеджеров?
— "Ладогу Менеджмент" возглавляет Денис Никиенко, с которым мы вместе работали в СИБУРе. Мы познакомились, когда я только пришел в холдинг, а он возглавлял юридический департамент. Уже тогда Денис был состоявшимся с финансовой точки зрения успешным юристом. У него были биржевые вложения, но он видел себя в более широком формате деятельности. И я его пригласил к себе, сделал своим представителем в совете директоров, он организовывает всю оперативную работу.
— Какова инвестиционная стратегия компании?
— Она сейчас в процессе формирования. Очевидно, что мы прежде всего сконцентрируемся на повышении капитализации СИБУРа путем участия в работе совета директоров. Вторая часть связана с тем, чтобы аккуратно управлять долгом, которым обременено владение пакетом СИБУРа. И уже в третью очередь — инвестиционная деятельность. Очевидно, что она может быть связана с переработкой нефтехимической продукции, но мы осознанно не ограничиваем поиск отдельными сферами. Пока текущая ситуация на рынке выглядит достаточно шатко. И здесь важно быть достаточно консервативным, чтобы выбирать нужные направления развития.
В целом нас интересуют быстро развивающиеся проекты как на ранних стадиях, так и на более продвинутых этапах. Могут быть партнерства с существующими игроками. Целевой ориентир по размеру приобретаемой доли — 10-40%, верхний лимит определен так, что не подразумевает активного участия в управлении. Целевых ориентиров по минимальному или максимальному "чеку" на одну сделку мы не устанавливаем.
— Вкладывать собираетесь собственные или привлеченные средства?
— Мой основной актив сейчас — это пакет акций СИБУРа. Он сам по себе является первоклассным базисом, под который можно привлекать ресурсы. Но тут будет некий баланс стоимости, объема привлечения и объекта инвестирования.
— Известная фамилия и слухи о близости вашей семьи к Владимиру Путину помогают или мешают? И действительно ли вы близко знакомы с президентом?
— В качестве зампреда правления СИБУРа я принимал активное участие в организации и проведении нескольких крупных нефтехимических совещаний под председательством премьера и президента. И я, конечно, с ними знаком и напрямую общался на этих мероприятиях. Кроме того, президент был на открытии новых производств СИБУРа в Тобольске, Воронеже и Кстово, где я докладывал о применении выпускаемой продукции и инфраструктурных ограничениях, с которыми холдингу приходилось сталкиваться.
— Отец-банкир когда-нибудь финансировал ваши инвестиции?
— Нет.
— Но вы с ним обсуждаете проекты? Часто он вам советует принять то или иное решение?
— Естественно, это же мой отец. У него огромный жизненный опыт, но он никогда не принуждал меня принимать решения, оставляя всю ответственность за мной.
— Вашим первым местом работы после юрфака СПбГУ стал "Газпром". Как вы туда попали, если не помогал никто из семьи?
— В "Газпроме" я проходил практику еще во время учебы в рамках партнерства вуза с компанией. И мне, как студенту, там действительно было интересно. Правовое обеспечение внешнеэкономической деятельности, наверное, было одним из самых живых направлений. Поэтому, когда уже после окончания учебы мне поступило предложение занять самую начальную позицию в юридической службе, я согласился. Несмотря на громкое название компании и самой службы, работа была достаточно рутинной, но позволила быстро освоиться в профессии.
Если говорить о помощи, то родители в первую очередь дали образование, возможность достаточно свободно говорить на иностранных языках, и в "Газпроме" это было востребовано. А в отношении дальнейшей карьеры позиция отца была простой: "Это твое дело и твоя ответственность".
— Вы сами выбрали направление обучения?
— Да. Отец у меня по образованию врач, так что был еще вариант продолжить семейную медицинскую карьеру, но все-таки перевесило стремление к гуманитарным знаниям. О чем не пожалел.
— Следующим местом был "Рособоронэкспорт". Чем занимались там и почему быстро ушли в Газпромбанк?
— Как и любой вчерашний выпускник вуза, при отсутствии опыта пробовал разные варианты. Короткий период в "Рособоронэкспорте" также связан с правовым сопровождением внешнеэкономической деятельности. Но на стартовых позициях там был узкий периметр задач, а структура с точки зрения карьерного развития не особо гибкая. После этого я перешел в Газпромбанк, но юридический профиль деятельности не менялся. Для Газпромбанка тот период был знаковым. Он начал приобретать черты полноценной инвестиционной структуры: покупались активы "Газпром-медиа", ОМЗ. Я в составе большой команды участвовал в правовом сопровождении сделок. Тогда же в периметр попал и принадлежавший банку СИБУР, который переживал сложный период реструктуризации, урегулирования долгов, формирования того скелета, который составляет основу компании до сих пор.
Через какое-то время я понял, что юриспруденция — это своего рода стандартный риск-менеджмент и крайне консервативные подходы. Часто говорят, что юрист не может быть бизнесменом. Роль эксперта, который лишь обозначает правовые риски, не совсем мое, интереснее стала сама сфера регулирования, с которой сталкивался при сопровождении сделок. Как правильно должен выглядеть диалог государства и бизнеса, что нужно менять в регулировании. По этим причинам в аппарат правительства я пришел не в юридический департамент.
— А как попали в аппарат правительства?
— В "Газпроме" и "Рособоронэкспорте" в той или иной степени соприкасался с ним. Завязались контакты с людьми, с которыми вместе работали. Нужно понимать, что аппарат правительства — это не какой-то закрытый замок, куда невозможно попасть. Там работают не десять и даже не сто человек, проводится ротация, открываются вакансии, и как раз в тот момент был фокус на прием молодых сотрудников, у которых уже есть опыт работы в сфере корпоративного управления и понимание работы госкомпаний. Так что когда аппарат в очередной раз набирал людей, мне порекомендовали вакансию, я прошел собеседование и сел не в большой начальственный кабинет, а рядом с другими чиновниками невысокого ранга.
— Какой была первая позиция?
— Специалист-эксперт. И вот тут я благодарен своей семье, потому что если бы не их материальная поддержка, я бы так долго там не проработал. Это курьезно звучит, но в те годы в аппарате было дорого работать. У меня до сих пор хранится приказ о моем зачислении на ставку в 3154 рубля в месяц.
— Сколько вам тогда было лет?
— Это был 2005 год, мне было 23. Да, достаточно молодой. Но я был не единственным сотрудником в таком возрасте.
— За что отвечали?
— Работал в департаменте экономики и финансов в отделе, который занимался управлением госимуществом. По сути, наш отдел занимался сопровождением корпоративного управления госкомпаний: подготовкой директив, вопросов к заседаниям правительства, экспертизой законотворческой деятельности. Тогда проходила реструктуризация РАО "ЕЭС России", размещение акций "Роснефти", объединение "Совкомфлота" с "Новошипом" и целый ряд других проектов. Тот период был одним из самых интересных в моей карьере. Я был молод, у нас был хороший коллектив. Руководитель департамента Антон Дроздов (сейчас возглавляет Пенсионный фонд РФ.— "Ъ") — настоящий профессионал, который меня многому научил.
— Вынесли оттуда другие полезные знакомства?
— Конечно. Аппарат аккумулирует огромный документооборот министерств и ведомств. По роду деятельности часто общался с близкими мне по возрасту коллегами, в том числе из Росимущества, Минэкономики, Минпромэнерго. Многие из них затем также сделали хорошую карьеру. Это и Глеб Никитин (сейчас замглавы Минпромторга.— "Ъ"), и Лев Феодосьев (коммерческий директор НОВАТЭКа.— "Ъ"), и многие другие. Так что был большой перечень людей, с которыми поддерживаю отношения и сегодня.
— Почему же решили перейти в СИБУР?
— Да, карьера шла по восходящей. Но все чаще видел, что в коридорах власти, в том числе из-за огромного потока бюрократической информации, не всегда имеются актуальные и, главное, полные сведения о коммерческом секторе. Корпорации же, носители этой информации, не всегда умеют правильно использовать предусмотренные законодательством механизмы участия в обсуждении нормативных решений.
С СИБУРом я косвенно был знаком еще в Газпромбанке. Пересекался с Александром Дюковым (экс-глава СИБУРа, сейчас гендиректор "Газпром нефти".— "Ъ"), но не так хорошо был знаком. Уже потом, работая в аппарате, на одном из мероприятий мы обсуждали с ним текущие моменты. Он и рассказал, что СИБУР, совет директоров которого Александр Дюков тогда возглавлял, начал крупные инвестпроекты, взаимодействие с государством становилось все более неизбежным, поэтому там задумались о создании GR-службы. Так я через какое-то время и оказался в кабинете Дмитрия Конова. Уже тогда понравилось, что компания умела привлекать и развивать молодых менеджеров. И сам Дмитрий Конов, и многие другие члены правления пришли в компанию, когда им было не многим более, а то и менее 30 лет.
— Какие задачи перед вами поставили в СИБУРе? Получилось ли их реализовать?
— Я пришел в компанию вице-президентом, их в СИБУРе было больше 15. Основной задачей стало создание подразделения, которое в текущем режиме контактировало с регуляторами. Компании был нужен цивилизованный лоббизм и аргументированная позиция, которую мы могли бы отстаивать от имени отрасли на разных площадках, межведомственных группах и в министерствах. В целом процесс выстраивался очень непросто.
— И с нуля? Вы строили структуру внутри компании или пришли со своей командой?
— Да никого не было. Часть сотрудников позвал из других подразделений СИБУРа, а часть пригласил из внешнего периметра.
— Как складываются ваши отношения с двумя другими совладельцами СИБУРа?
— Когда Леонид Михельсон стал акционером СИБУРа, он пришел к нам и заявил, что доверяет топ менеджменту и в текущих операционных вопросах участвовать не будет. Есть ряд стратегических моментов, работу по которым он считает необходимым вести совместно. И к ним он относится действительно по-хозяйски, в хорошем смысле этого слова. Геннадий Николаевич тоже никогда не занимался текущими делами компании, ограничивая свое участие рамками заседаний совета директоров. Партнерство и с Леонидом Викторовичем, и Геннадием Николаевичем очень полезно для меня лично, они создали с нуля свои бизнесы и не мыслят себя вне сферы создания новых проектов в стране, будь то глобальная стройка или российский хоккей.
— Вы работаете с людьми, попавшими под западные санкции. Сами не опасаетесь попасть в черный список?
— Я к этому достаточно спокойно и даже философски отношусь, как к капризам погоды, которые невозможно предугадать или предотвратить и которые никак не влияют на мое мировоззрение и поступки. Я родился, вырос и живу в России. И бизнес мой тоже здесь. Причем весь в российской юрисдикции, а не в офшорах. Выстраивать какой-то запасной аэродром, организовывать бизнесы за границей — это не про меня.