Глазное протезирование
Анна Толстова о выставке Петера Вайбеля в ММСИ
Петер Вайбель, до сих пор более известный в России как куратор, прежде всего — куратор IV Московской биеннале, наконец предъявлен публике в качестве художника. Но не только того, человека-собаки, которого Вали Экспорт выгуливает на поводке в одном знаменитом перформансе. Большая выставка специального гостя VI Московской биеннале Петера Вайбеля открыта в Московском музее современного искусства в Ермолаевском переулке
Петер Вайбель вошел в возраст итоговых ретроспектив. Год назад в Вене к 70-летию заслуженного художника Австрийской Республики, увенчанного по такому случаю лаврами премии Оскара Кокошки, сделали очень большую, слишком большую и весьма хаотичную выставку — то есть конгениальную и изоморфную юбиляру. Потому что творческое наследие Вайбеля велико, обильно и на первый взгляд беспорядочно. На русском языке издано пока всего лишь два с половиной сборника его статей, но, если перевести все, написанное им в стихах и прозе, выйдет никак не меньше ленинского собрания сочинений. И это только литература (быть может, не только литература, но и графомания, что, впрочем, вполне в австрийских традициях — вспомнить того же Карла Крауса). Еще в его репертуаре музыка, кино, перформанс, видео, фотография, цифровые медиа, объекты, инсталляции.
В Вене как раз и было много объектов и инсталляций, в основном, конечно, реконструированных к выставке, но зрителю могло показаться, что Вайбель — производитель вещей (или, не дай бог, товаров, хотя подавляющее большинство этикеток — что в Вене, что в Москве,— отмечено антирыночным "собственность автора"). На самом же деле он — производитель идей, причем таких, какие если не опережают время, то шагают в ногу с первой шеренгой авангарда. И поскольку идеи эти связаны с теориями языка и медиа, на московской выставке вещественная, предметная сторона вайбелевского oeuvre'a сведена к минимуму, а новомедийная, напротив, расширена: объектов и инсталляций мало — документации акций, фотографий, видео и видеоинсталляций много. Экспериментальный характер этого искусства подчеркнут стерильно-лабораторным выставочным дизайном Кирилла Асса и Нади Корбут, а сама экспозиция по стилю напоминает хорошее академическое издание, к каковой наукообразности часто стремился и виновник торжества. Словом, это большая кураторская удача Иосифа Бакштейна, который и точно понял, и прочувствовал своего героя — то ли как куратор куратора, то ли как математик математика.
"Парадоксы коммуникации", 1974 год
Вайбель действительно изучал математику, а также медицину, кино, язык, семиотику, сравнительное литературоведение — в Париже и в Вене. Язык и литературу не только изучал, но и практиковал: в современное искусство он пришел как поэт, автор поэтических перформансов. Как поэт он принимал участие в коллективных действиях венских акционистов — например, в легендарной акции "Искусство и революция" в Венском университете 7 июня 1968 года, после которой всю честную компанию затаскали по судам и психушкам. Вайбель выступил тогда с пламенной (в буквальном смысле, потому что во время ее произнесения рука оратора натурально загоралась) речью — с характерным чернышевско-ленинским названием "Что делать".
Реализация метафоры станет его излюбленным приемом. Вам хочется поэтического напряжения? Что ж, пройдите по коридору, где звучит "Электрическое стихотворение", время от времени получая удары током,— напряжение будет возрастать по ходу аудиотекста. Вам хочется, чтобы произведение носило на себе отпечаток личности создателя? Что ж, посмотрите этот абстрактный фильм — сотни метров пленки покрыты отпечатками пальцев художника, по отпечатку на кадр. Тут, разумеется, была и насмешка над полицейской практикой, с которой он и его тогдашняя спутница, соратница и соавтор Вали Экспорт были хорошо знакомы на собственном печальном опыте. И попытка очеловечить расчеловеченные технические медиа прямым включением в них тела художника, кульминацией чего стал их совместные проект "Тактильное кино" — площадная забава, где публике вместо того, чтобы пялиться в экран на обманные картинки, предлагалось прикоснуться к груди художницы, спрятанной в глубине телеящика.
Его поэтическое и перформативное искусство тех анархистско-революционных лет призывает — в духе 1968-го — к пересмотру и отмене всех слов и понятий, лежащих в основе репрессивного порядка, где "Полиция лжет", а "Правосудие есть судебная ошибка". Порядка общественного и порядка божественного, сомнительной гармонии, с которой мы по инерции мысли все еще связываем картину мира. Ему, математику, было хорошо известно, что любые системы слов, мер, весов, координат, масштаба, перспективы — условность. Он требовал пересмотра картины мира, что означало отказ от старых техник, в каких писались такие картины, и отказ от старых глаз, какими эти картины столь некритично созерцались. Он требовал нового, критичного по отношению к своим протезам — аналоговым и цифровым медиа — зрения.
"Из досье собачьей жизни", 1968 год
Вайбель рано понял волшебную силу телевидения как главного ретранслятора усовершенствованной картины мира без оригинала и незамедлительно занялся подрывной деятельностью. На выставке можно увидеть работы, снятые для австрийской телерадиокомпании ORF в начале 1970-х — и, как ни странно, выходившие в эфир. В одной экран становится аквариумом, из которого постепенно уходит вода, обнажая нутро телевизора над стайкой умирающих рыбок. В другой ведущий программы новостей отчаянно курит, так что весь монитор под конец заволакивается дымом. В третьей картинку заливала кровь художника, читающего для телезрителей лекцию об искусстве. Немудрено, что сегодня вайбелевский объект 1984 года — "Эскиз скульптуры в общественном пространстве" с самолетом, врезающимся в башню небоскреба,— воспринимается не как шутка институционального критика, а как пророчество об одном кошмарном образе, рассчитанном на теледистрибуцию.
Он вообще многое предугадал и предвосхитил. Раньше Йозефа Бойса примерил на себя роль рок-звезды, основав оставшуюся в истории парой настоящих хитов группу Hotel Morphila Orchester. Был создателем или руководителем новаторских заведений вроде Института новых медиа во Франкфурте, Ars Electronica в Линце и ZKM в Карлсруэ, безжалостно ругая художественные институции старого образца, к каким относил и нью-йоркский Музей Гуггенхайма,— на выставке есть проект барной стойки в виде фрэнк-ллойд-райтовского спиралевидного шедевра. Был пионером компьютерных технологий в искусстве. Был, когда медиаактивисты еще и на свет не появились, заворожен возможностями тотального видеонаблюдения и медиаманипуляций — отсюда навязчивые видения медийного креста, который каждый несет на себе. Но никогда не претендовал на знание истины в последней инстанции. Выставка заканчивается единственной предметной инсталляцией "Комната": под определенным углом зрения вся обстановка в этой стандартно-уютной гостиной с непременными телевизором, радиоприемником и утюгом, который, возможно, тоже имеет что-то сказать, складывается в знак вопроса.
"Петер Вайбель: techne_революция". ММСИ в Ермолаевском переулке, до 1 ноября