Современная Грузия в сознании российского обывателя стремится в ЕС и НАТО почти теми же темпами, что и Украина. Между тем на холмах Грузии, если верить социологам, не забыли про Россию. "Власть" разбиралась в векторах грузинской внешнеполитической интеграции и их социологической обусловленности*.
Последние новости о южном соседе относятся к очередному шагу со стороны НАТО: альянс открывает центр подготовки в Грузии. Флаг ЕС давно уже висит возле каждого полицейского участка даже в самом отдаленном грузинском селе. Соглашение об ассоциации, сразу же окрещенное ассоциированным членством в ЕС, уже действует, хотя полностью не имплементировано. Казалось бы, какая на этом фоне может быть евразийская интеграция?
Восстановление отношений с Россией — клише периода избирательной кампании "Грузинской мечты" в 2012 году. Ссылка на козни северного соседа — привычный способ получения очков грузинскими политиками самого разного толка. Россия для Грузии — это Америка для России: всегда должен быть субъект, который можно обвинить во всех бедах. Евразийская интеграция не стоит в повестке дня. Эта идея не вербализирована ни в массах, ни в элитах. "ЕАЭС" не употребляется в официальных документах. Впрочем, количество упоминаний не детерминирует их качество. Россия (вместе с производными именами) упомянута в Концепции национальной безопасности Грузии 86 раз. Отношения с Россией выделены в подпункте раздела "Приоритеты национальной политики безопасности" после первостепенной задачи "прекратить оккупацию" Абхазии и Южной Осетии. США упомянуты в том же документе 20 раз, будучи первым государством в разделе "Укрепление международных отношений". В том же разделе, сразу после Украины, имеющей "серебро" пьедестала приоритетов, отдельным подпунктом представлена Турция (13 упоминаний). По иронии судьбы авторы концепции те же "турецкие" 13 раз вспоминают и Армению, желая добиваться установления турецко-армянских "добрососедских связей". Лидеры среди международных организаций — НАТО (29 упоминаний) и ЕС (21 упоминание), хотя производные от слова "Европа" присутствуют в тексте 96 раз. ОБСЕ и ООН дотянули до уровня Армении и Турции (13 упоминаний).
С социологией в Грузии сложно. Всегрузинские опросы проводятся двумя американскими НКО, которые в зависимости от изменения внутриполитической ситуации обвиняются грузинскими политиками в ангажированной подчиненности манипулирующей результатами "загранице". Социологи, случается, тоже рассказывают, что коллег "подкупают соответствующие иностранные посольства". Прозревают они преимущественно после того, как их самих обвиняют в ангажированности. В настоящее время, несмотря на упреки в необъективности и завышении рейтинга экс-президента Михаила Саакашвили и "Единого национального движения" (ЕНД), исследователи опираются на результаты социологических опросов, проводимых по заказу National Democratic Institute (NDI) и International Republican Institute (IRI) в партнерстве с различными социологическими службами. Социология NDI и IRI охватывает всю Грузию и собирается по единой методологии на протяжении многих лет, что позволяет проводить сравнительный анализ по годам.
NDI присутствует в Грузии с 1992 года, однако социологическими исследованиями организация занялась лишь спустя 18 лет, опубликовав отчет "Общественный взгляд на выборы в Грузии: результаты апрельского опроса 2010 года". С тех пор NDI ежегодно проводит как минимум два крупномасштабных социологических опроса; результаты последнего были опубликованы в мае 2015 года. IRI начала свою деятельность в Грузии в 2003 году, а первый доступный ныне отчет о социологическом исследовании датируется 2007 годом. Результаты последнего регулярного опроса населения в масштабах всей Грузии появились в марте 2015 года.
Вопреки стереотипам основной проблемой в Грузии является отнюдь не территориальная целостность. В массовом сознании россиян грузины спят и видят, как бы поскорее водрузить флаг над Сухумом и Цхинвалом, однако наши южные соседи обеспокоены собственными социально-экономическими проблемами гораздо сильнее. Согласно апрельскому опросу NDI за 2015 год, наиболее важными национальными вопросами для населения Грузии были безработица (67% респондентов), инфляция (43%) и бедность (37%). Только 29% отметили территориальную целостность как одну из трех наиболее важных национальных проблем. При этом лишь дважды за последние шесть лет проблема реинтеграции территорий выходила на второе место после безработицы. Даже спустя меньше года после августовской войны, в мае 2009-го, территориальная целостность не дотягивала до 50% (у безработицы в то же время было за 60% — см. график далее).
Большинство жителей Грузии признают влияние России на свою страну — 80%
При этом, согласно одному из опросов Института Евразии (доверие к которому, впрочем, вызывает сомнение), проведенному в 2012 году, на вопрос: "Если бы пришлось выбирать между членством Грузии в НАТО и территориальной целостностью Грузии — что бы вы предпочли?" — подавляющее большинство (83%) выбрали территориальную целостность против 5% респондентов, которые предпочли вступление в НАТО.
По данным Национальной статистической службы Грузии, в 2014 году безработица составляла 12,4% (данный показатель равен 10,4% среди мужчин и 14% среди женщин) — в поиске работы находилось 246 тыс. человек. Ситуация с инфляцией в марте 2015 года также складывалась неблагоприятным образом: в сравнении с уровнем цен за предыдущий месяц она составила 1,2%, а в сравнении с аналогичным периодом 2014 года — 2,6%. В 2014 году уровень потребления 21,4% жителей Грузии составлял менее 60% от среднего заработка в стране, а 8% населения оказалось за чертой относительной бедности.
Налицо серьезный "разрыв" между статистикой и результатами опросов. Если проблема безработицы касается, по официальной статистике, не более 13% населения, то возникает справедливый вопрос, почему этим обеспокоено 67% опрошенных (максимальная погрешность исследования NDI составляет 2,3%), а значит, около двух третей населения? На протяжении пяти лет этот показатель не опускается ниже планки 60%.
НАТО для Грузии не просто эмоциональная мечта, а рационально воспринимаемая гарантия безопасности, отношение к которой стабильно позитивно у большей части общества. По данным опросов NDI с июня 2012-го по апрель 2015 года, большинство респондентов (62-81%) одобряют заявленную грузинским правительством цель вступить в НАТО. Последний опрос выявил поддержку 65% интервьюируемых, тогда как 20% высказалось против (в июле 2008 года показатели за/против выглядели как 64%/15%). Что касается надежд на реализацию планов правительства, то, согласно апрельскому исследованию NDI за 2014 год, 14% респондентов ожидали принятия Грузии в НАТО до 2018 года, почти четверть опрошенных считали, что это событие произойдет после 2018 года, 21% интервьюируемых заявили, что Грузия не получит статуса полноправного члена НАТО никогда, а 40% участников опроса гадать не стали (см. график).
У IRI в феврале были похожие цифры. 57% респондентов полностью поддерживали курс правительства, 21% поддерживали его в некоторой степени, 6% возражали в некоторой степени, а 9% возражали категорически. При этом четверть респондентов утверждают, что процессы интеграции в НАТО идут эффективно, тогда как 17% отмечают противоположную тенденцию.
Еще одна социологическая НКО, грузинское отделение The Caucasus Research Resource Centers (CRRC Georgia), помимо опросов, проводимых в сотрудничестве с NDI, выполняет собственные исследования. Проводимый с 2006 года общенациональный опрос в 2010 году стал называться Caucasus Barometer (последний его раунд датируется 2013 годом — см. график).
От данных трех НКО значительно отличаются итоги опроса Института Евразии, проведенного в ноябре 2014 года среди 1718 человек (для сравнения: у "Кавказского барометра" — 2133 респондента). Края Самцхе-Джавахетия и Квемо-Картли, компактно населенные армянами и азербайджанцами, не представлены в опросе исходя, как утверждает руководитель института, из методологических соображений. Для нас эти "методологические соображения" остались загадкой.
Вопрос социологов из Института Евразии звучал следующим образом: "Если бы завтра проводился плебисцит в связи с вступлением Грузии в НАТО, каким был бы ваш выбор?" Лишь 32% респондентов были готовы проголосовать за, тогда как 40% — против. Результаты явно выбивались из прежде выявленных социологами тенденций.
Согласно апрельскому опросу NDI за 2015 год, 68% респондентов одобряют подписание правительством Соглашения об ассоциации с ЕС, тогда как 16% опрошенных его осуждают. Цель правительства — вступление в ЕС — поддерживается еще большим числом граждан (см. график). Авторы февральского исследования IRI за 2015 год выяснили, каковы ожидания населения от подписания соответствующего документа: 26% ожидают экономического развития, 16% — безвизового режима, 12% — усиления гарантии безопасности и обороны страны, 9% — роста уровня жизни.
Анкета последнего исследования содержит вопрос: "Поддерживаете ли вы Грузию в том, чтобы она вступила в ЕС?" 62% опрошенных поддерживают полностью, 23% — частично, формируя таким образом "одобряющее большинство" в 85%. 9% проявили несогласие с подобным курсом. Но стоит отметить, что наблюдается незначительный спад тренда: результаты февральского исследования IRI 2014 года показали, что 70% опрошенных выразили абсолютную поддержку европейской интеграции Грузии против 62% в 2015 году.
Отношение к Евразийскому союзу, который воспринимается, безусловно, как российское интеграционное образование, заметно отличается. 31% участников последнего исследования NDI (апрель 2015 года) одобрили бы вступление Грузии в ЕАЭС, а 41% выступили бы против. При этом вопрос с альтернативным выбором между евро-атлантическим курсом Грузии (заключающийся во вступлении Грузии в НАТО и ЕС) и улучшением отношений с Россией выявил двукратное превосходство "европейцев" над "евразийцами" (49% и 26% соответственно — см. график на стр. 35). При этом видно, что число сторонников евразийского вектора заметно выросло, а число проевропейски настроенных жителей Грузии заметно снизилось за последние полтора года. Заметим важность именно сравнительной оценки для понимания социологической обусловленности направлений внешней политики. Когда социологи спрашивают респондентов о тех или иных интеграционных группах по отдельности, количество выступающих за каждую из них всегда больше, чем при наличии альтернативы в одном вопросе.
IRI в феврале 2015 года предложил грузинам выбрать главных внешнеполитических партнеров и страны, представляющие наибольшую угрозу (см. график). Основными партнерами оказались США (39%), Азербайджан (36%), Украина (33%) и страны ЕС (31%). Во вторую группу вошли Турция (19%), Россия (18%) и Армения (14%). Иран оказался за пределом статистической погрешности (2%). При этом абсолютное лидерство США в качестве партнера номер один все последние годы подвергалось негативной корректировке, а Россия однажды — в феврале 2013-го — даже стала вице-чемпионом гонки друзей Грузии. Это произошло спустя несколько месяцев после парламентских выборов 2012 года, когда "Грузинская мечта" на фоне агрессивного дискурса ЕНД снизила антироссийский настрой населения.
В соревновании стран-угроз с определением лидера проблем нет вовсе. За последние восемь лет от 63% до 86% грузин считали Россию основной угрозой для страны. Графики остальных стран — это плотный пучок неявных аутсайдеров: США (5%), Турция (4%), Иран (3%) и другие государства (не более 2%).
В "Кавказском барометре-2013" CRRC-Georgia задала респондентам два простых вопроса с единственно возможным ответом: "Кто главный друг Грузии?" и "Кто главный враг Грузии?". В целом результаты оказались схожими с IRI, хотя разброс цифр был меньше: главные друзья — США (31%), Азербайджан (8%), Россия (7%), Украина (4%), Турция (3%), Армения (2%) либо никто (16%). Почти четверть опрошенных не знали, кого считать другом Грузии. Список вражеских государств возглавила Россия (44%), врагом номер два стали США (4%), третье место заняла Турция (3%), 29% респондентов с врагами не определились.
По мнению большинства участников опроса IRI (88-92%), отношения Грузии с Азербайджаном, государствами--членами ЕС, США, Турцией и Украиной (страны указаны в порядке убывания результата) хорошие. Немного отстает по этому показателю Армения, отношения с которой хорошими называет 80% опрошенных. Только 53% интервьюируемых назвали хорошими отношения Грузии с Ираном, 6% опрошенных оценили их как плохие. Наибольшая разница хороших и плохих оценок у России: 5% респондентов называют российско-грузинские отношения хорошими, тогда как 85% участников опроса — плохими.
Две трети населения Грузии положительно относятся к возможности открытия железнодорожного сообщения через Абхазию между Россией и Грузией
По данным опроса NDI за апрель 2015 года, 12% респондентов относят отношения с Россией к трем наиболее важным национальным вопросам. При этом 3% участников февральского опроса IRI отметили пункт "Урегулирование отношений с Россией" в числе трех основных ожидаемых от правительства действий. Если 21% респондентов того же исследования отмечают, что двусторонние отношения улучшаются, то 26% замечают противоположную тенденцию. Тем не менее население Грузии в целом положительно оценивает то, как правительство регулирует отношения с Россией (59%), 26% настроены негативно.
Озабоченность населения российско-грузинскими отношениями объясняется прежде всего тем, что большинство жителей Грузии признают влияние России на свою страну — 80% (NDI). Из них лишь 12% считают это влияние положительным и 76% — отрицательным. Соотношение последних оценок в целом сохраняется вне зависимости от партийных предпочтений респондентов (диапазон положительной оценки составляет 8-24%, негативной — 61-85%). Экстремум отрицательного восприятия России наблюдается у потенциального электората Лейбористской партии Грузии (85%) и партии "Свободные демократы" (83%). При этом 55% ожидают усиления российского влияния на Грузию, и лишь 16% опрошенных считают это маловероятным.
18% респондентов в феврале ответили IRI про Россию как про наиболее важного партнера, а 76% — как про угрозу. Апрельский опрос NDI уточнил степень этой угрозы: 47% назвали ее реально существующей, 36% посчитали угрозу преувеличенной, 12% не увидели никакой угрозы вовсе. Незадолго до парламентских выборов 2012 года соотношение ответов "угроза / преувеличенная угроза / неугроза" составляло 48%, 30% и 9% соответственно. В течение года после выборов (с ноября 2012 года по ноябрь 2013-го) эти показатели изменялись в пределах сравнительно узкого коридора: 27-37%, 33-42% и 20-25% соответственно. В апреле 2014 года тренд, наблюдавшийся до парламентских выборов, восстановился: 49%, 32% и 13% соответственно.
В настоящее время (по результатам февральского опроса IRI за 2015 год) 67% респондентов считают, что "российская агрессия" в отношении Грузии имеет место и сегодня, 21% убеждены, что она может возобновиться, и только 6% выражают уверенность в том, что она завершилась. Большинство считает виновной Россию и в крымском кризисе — 62%, и только 15% — Украину. 67% одобрили реакцию поддержавшего территориальную целостность Украины грузинского правительства на крымский кризис, 13% высказали недовольство. На вопрос, стоит ли Грузии предпринять дополнительные действия в поддержку Украины, 46% ответили положительно (против — 30%). Из них 69% опрошенных заявили, что Грузия должна была предоставить Украине гуманитарную помощь, 14% интервьюируемых призвали к присоединению к антироссийским экономическим санкциям (от которых, должно быть, Грузия пострадала бы больше России), 9% участников опроса предложили объявить России культурный бойкот (то есть препятствование культурному обмену между двумя государствами).
Несмотря на крымские события, 72% участников апрельского опроса NDI в 2014 году одобрили процесс рассмотрения Россией и Грузией встречи на высшем уровне. Возможная встреча вызвала неодобрение лишь у 12% респондентов. Августовский опрос NDI 2014 года выявил поддержку 65% респондентов в отношении потенциально возможного восстановления железнодорожного сообщения с Россией через Абхазию. Против выступило 18%, 16% не определились с ответом. Тема Южной Осетии была затронута в опросах NDI в 2014 году. 46% поддержали явно негативную реакцию грузинского правительства на возведение заграждений вдоль административной границы с РЮО, а 33% участников опроса выразили неодобрение.
Тренды восприятия России возвращаются в положение, наблюдавшееся до парламентских выборов 2012 года. Сначала новые власти (парламентское большинство в лице коалиции "Грузинская мечта") "успокаивали" население, что явным образом отличало их от агрессивно антироссийского ЕНД. Однако спустя год вновь прибегли к раскручиванию антироссийской кампании. В то же время причиной изменения трендов в 2012 году могло быть, во-первых, улучшение экономических отношений (постепенное снятие эмбарго на некоторые грузинские товары, особенно на напитки и вино), во-вторых, надежда на оттепель в связи с приходом к власти бывшего российского предпринимателя Бидзины Иванишвили. Однако дальше важных, но символических шагов вроде согласия грузинской делегации участвовать в сочинской Олимпиаде дело не пошло. Россия подписала новые договоры с частично признанными республиками, которые не могли быть расценены грузинской элитой иначе как "продолжение оккупации грузинских территорий".
При этом, если верить социологической картине, Грузия совсем не является потерянным для России государством, как это часто представляется после августовской войны 2008 года. С одной стороны, очевидно, что для грузинского общества наше государство — враг номер один. Евроатлантический вектор внешней политики — нерушимый пакт между властями и населением. С другой стороны, четыре пятых грузинского населения считает, что Россия влияет на внутригрузинские события в принципе, а 85% считают грузино-российские отношения плохими. Разве не стоит улучшать свои отвратительные отношения с тем, кто явно на тебя влияет?
Во-первых, графики, построенные на основании социологических исследований, свидетельствуют о явном влиянии политической кампании "Грузинской мечты" на массовые настроения. В промежутке лето 2012 года--зима 2013 года Россия прибавляла очки в кластере тех, кто считал ее другом, и наоборот, теряла у тех, кто видел в ней врага и основную угрозу. Более того, в феврале 2013 года Россия была основным партнером Грузии, по мнению трети населения — огромный прорыв в результате действий, в том числе "Грузинской мечты" и Бидзины Иванишвили. В этот период мы отставали от основного друга Грузии — США — всего лишь на 10%. Это означает, что при сохранении статус-кво в отношении Абхазии и Южной Осетии (или вынесении вопросов их статуса за скобки грузино-российских контактов) правительство способно влиять на улучшение отношения к России в обществе, даже несмотря на явно антироссийские настроения ЕНД. Во-вторых, независимо от консолидированного отношения власти и общества к евроатлантическому интеграционному вектору, потенциал евразийской интеграции совсем не равняется нулю, а имеет сторонников среди примерно четверти населения. В-третьих, помощь в решении внутриэкономических проблем может оказаться для Грузии гораздо более важной, нежели экспорт идеологических концептов вроде "маяка демократии" или "по-настоящему европейской страны". Любое иное отношение к проблеме частично признанных государств, кроме клише "оккупированные территории",— политическая смерть для грузинского политика, но отнюдь не самый животрепещущий вопрос для грузинского общества. Сейчас две трети населения Грузии положительно относятся к возможности открытия транзитного железнодорожного сообщения через Абхазию между Россией и Грузией. В-четвертых, около трети населения стабильно считает, что "российская угроза" преувеличена. Вместе с теми, кто не воспринимает нашу страну таковой в принципе, эти граждане Грузии почти уравниваются в количестве со стабильной половиной, согласной с утверждением "Россия несет Грузии угрозу". Даже при сохранении российского признания Абхазии и Южной Осетии и грузинского взгляда с надеждой на Запад человеческие, культурные и экономические связи между Грузией и Россией не разорвутся. При этом не стоит преувеличивать этот потенциал — если сыпать соль на раны, которые грузины считают своими, рассчитывать на потепление отношений не придется.