В июне 1975 года, накануне проводившегося ЦК КПСС совещания с руководителями печати, Главное управление по охране государственных тайн в печати подготовило обширный документ о запрещенных к изданию произведениях. Из него становилось ясным, что именно советский народ имеет право не знать.
Фото: Коммерсантъ / РГАКФД/Росинформ
Фото: Коммерсантъ / РГАКФД/Росинформ
Фото: Лев Шерстенников/фотоархив журнала "Огонек" / Лев Шерстенников/фотоархив журнала
"Повесть переработана"
Когда на протяжении длительного времени изучаешь архивные документы ЦК КПСС, не можешь не удивляться тому, какую огромную, поистине титаническую работу проделывала советская цензура. От ее внимания не ускользала ни одна газета или даже брошюра, посвященная самым узким специальным техническим вопросам. Цензоры изучали все иностранные издания, легально и нелегально попадавшие в СССР. Они анализировали содержание иностранных радиопередач и давали рекомендации о том, какие из зарубежных радиоголосов следует глушить особенно тщательно.
После того как доклады цензуры были рассекречены, сложилось мнение, что сотрудники и руководители Главного управления по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР, Главлита, преследовали и запрещали главным образом конкретных авторов за их антисоветские произведения. И что в СССР были литераторы, никогда не испытывавшие давления цензуры.
Однако подобное представление не вполне соответствует истине. Претензии к произведениям тех писателей, которые много издавались, возникали не реже, чем к текстам начинающих или не привечаемых властью авторов. Цензоров, по существу, заботило только одно — народ не должен был знать о том, насколько плохо идут дела в стране. А вот из чьих романов, повестей или статей гражданин мог сделать неприятные для власти выводы, имело отнюдь не первостепенное значение.
В 1975 году в ходе подготовки к большому совещанию с руководящими работниками печати отдел пропаганды ЦК КПСС предложил начальнику Главлита П. К. Романову подготовить отчет о "замечаниях по идейному содержанию произведений печати, возникших в органах цензуры" за последние годы. И из подготовленной в результате объемной справки видно, что Главлит считал совершенно недопустимым обобщающие выводы. К примеру, в разделе о деятельности издательства "Современник" рассказывалось:
"В 1974 году в печать была подготовлена повесть Г. Николаева "Плеть о двух концах", в которой акцент делался на описании тяжелой, "бестолковой" системы труда на крупной стройке, где из-за вопиющей бесхозяйственности пьют, авралят и днем и ночью".
Мало того, автор от описания проблем отдельно взятой стройки перешел к рассуждениям о ситуации в экономике в целом:
"Планирование, осуществляемое "сверху", нереально, противоречит действительным возможностям, заставляет людей идти на заведомый брак во имя ложных показателей, для "рапорта"".
И что еще хуже, проблемам придавалась эмоциональная окраска:
"Главный герой повести безуспешно пытается бороться против укоренившихся, поощряемых свыше беспорядков, однако стихийная вспышка протеста героя кончается его трагической смертью".
О результате исправления ошибочной позиции автора в справке Главлита говорилось: "Повесть переработана".
"Явно субъективный характер"
Похожая история, как следовало из документа, произошла и в Таллине:
"Издательство "Ээсти Раамат"... в 1975 году представило на контроль роман Л. Вахер "Я разбила солнце". В романе описываются события, происходящие в эстонской деревне после Великой Отечественной войны и до наших дней. Отрицательные характеры и явления автором рисуются мрачно, что приводит к искаженному изображению нашей действительности. Так, один из героев романа, руководящий партийный работник районного, а позже областного масштаба, показан как человек, который не брезгует никакими средствами и способами в интересах личной карьеры. Он во всем следует правилу, что "взаимоотношения людей определяются их должностным положением". Ему ничего не стоит отправить в тюрьму своего бывшего сослуживца — фронтовика, честного коммуниста или до полусмерти избить свою беременную жену. Этот и другие подобного рода примеры воспринимаются в обобщенном виде, как типичные явления для советского общества. По согласованию с ЦК КП Эстонии роман возвращен на переработку".
Другой пример идейно вредного произведения из справки Главлита касался издательства "Мысль":
"В 1974 году издательство представило на контроль верстку книги П. И. Адабашева "Трагедия или гармония?", посвященной проблеме сохранения окружающей среды. В подчеркнуто негативном плане в ней говорилось о "гибели" рек Урала, Эмбы, Миасса из-за сброса вредных отходов, строительства гидроузлов, нерациональной рубки леса, утверждалось, что Эмба уже не впадает в Каспийское море, Урал, совсем недавно полноводный и широкий, полный осетровых, превратился в жалкий ручей. Миасс может служить отличной иллюстрацией хищнического обращения с природой. Все это объяснялось бесхозяйственностью, бездумным отношением к охране природы в общегосударственном масштабе. При наличии ряда постановлений ЦК КПСС и Совета Министров, Закона об охране природы, принятого сессией Верховного Совета СССР, такая позиция автора имела явно субъективный характер. В книгу внесены исправления".
Обобщения о плохом положении сельского хозяйства, судя по справке, считались недопустимыми целиком и полностью. И из-за них Главлит ополчился против известного и публикуемого В. А. Солоухина:
"В повести "Трава" В. Солоухин писал, что наша страна со своими луговыми богатствами могла бы "завалить Европу" продуктами сельского хозяйства, а на деле ей приходится покупать эти продукты за рубежом. Причина одна — бесхозяйственность. Государство не умеет освоить это "золотое дно". После замечаний издательство внесло исправления в повесть "Трава"".
За повесть Солоухина, но уже с размышлениями о медицине и жизни писателей, у цензуры возникли претензии к журналу "Москва":
"Повесть Владимира Солоухина "Приговор" (лирический репортаж). В повести, посвященной личным переживаниям автора в связи с признаками обнаруженной у него тяжелой болезни, затрагиваются некоторые социальные стороны сегодняшней жизни. Так, касаясь обстоятельств помещения больного в хорошую клинику, Солоухин утверждал, что это возможно у нас только благодаря личным связям или солидному положению в обществе: "Бессчетно приходилось мне обращаться к разным людям, обладающим хоть какой-нибудь властью, и просить исключения из общего, удручающего своей унылостью, а подчас и безнадежностью потока"... Писательский труд в нашем обществе, утверждается в этой повести, рождает отрицательные эмоции и душевную усталость, т. к. писателя постоянно преследуют сложности прохождения книг в журналах и редакциях, необходимость размениваться на случайные заработки... Повесть переработана".
Те же тексты, где о ситуации в стране рассказывалось прямо и без прикрас, просто запрещались. Так произошло со статьей известного экономиста В. И. Селюнина, которую в 1973 году собирался опубликовать тот же журнал:
"Статья В. Селюнина "Лучше — значит больше". Автор сосредоточил главное внимание на фактах нарушения экономических принципов хозяйствования в нашей стране, утверждая — низкое качество продукции тяжелой промышленности связано прежде всего с неправильным планированием строительства предприятий, в чем повинны Госплан СССР и Министерство черной металлургии. В статье утверждалось также, что экономическая реформа слабо влияет на повышение качества продукции, способствует неоправданному росту цен на отдельные группы товаров. Контроль за качеством продукции в народном хозяйстве СССР практически не осуществляется, а существующая премиальная система поощряет погоню за количеством продукции в ущерб ее качеству. Материал из номера снят".
"Возвратиться к "правде" о Сталине"
Не меньший ущерб, как считалось, наносили публикации, с документальной точностью описывавшие прошлые времена. Ведь на их основе читатели могли сделать вывод, что плохо в стране уже давно и, видимо, никогда не будет лучше. Именно поэтому Главлит остановил публикацию нового романа Б. А. Дьякова, чья "Повесть о пережитом" в 1960-х произвела сильное впечатление на читателей описаниями сталинских лагерей. О его романе "Символ веры" в справке цензуры говорилось:
"В этой книге автор излишне много внимания уделил описанию происходивших в 30-х годах процессов, связанных с проявлением культа личности, говорил о чувствах растерянности и сомнения, охвативших членов партии при известии об убийстве С. М. Кирова и внезапной смерти В. В. Куйбышева; Б. Дьяков подробно описывает обстановку подозрительности, необоснованных политических обвинений, которая якобы захлестнула все сферы общественной жизни страны... Такое концентрированное изложение негативных явлений жизни страны в 30-е годы вряд ли в наши дни целесообразно. Книга возвращена в издательство".
Не избежал цензурных проблем и знаменитый Константин Симонов.
До каких пор у нас будут исключать или печатать то одно, то другое в зависимости от того, куда подует ветер
"В ряде материалов книги К. Симонова "Сегодня и давно" (1974 год),— отмечалось в справке Главлита,— говорилось о необходимости "бескомпромиссного отношения к истории Великой Отечественной войны и предшествующего ей периода 1937-1938 годов", так как без этого якобы невозможно выяснить причины многих поражений во время войны. Так, в материале "О чувстве ответственности" содержались утверждения об искажении некоторых фактов нашей военной истории. "До каких пор у нас будут исключать или печатать то одно, то другое в зависимости от того, куда подует ветер",— писал автор. В паруса истории "должен дуть только один ветер — ветер правды". Восстановить историческую правду, по его мнению, можно, лишь показав полнее трагедию нашего народа, нашей армии в 1941-1942 годах. Необходимо сказать правду о периоде 1937-1938 годов, так как "люди в принципе вправе хотеть, чтобы рано или поздно об этом неимоверно трудном и драматическом времени в жизни нашего общества было сказано все". Говоря о Сталине, автор утверждает, что "именно на этом человеке лежит ответственность за начало войны, стоившее нам лишних миллионов жизней и миллионов квадратных километров опустошенной территории. На этом человеке лежит ответственность за тридцать седьмой и тридцать восьмой годы". В книге подчеркивалась необходимость вновь возвратиться к "правде" о Сталине, которую "надо писать и объяснять, как сложную правду, только тогда она будет подлинной правдой". В книгу "Сегодня и давно" внесены исправления".
Конечно, в ходе этой борьбы против ненужного информирования народа цензура порой заигрывалась и начинала искать антисоветчину там, где советские люди вряд ли бы ее заметили. Мало того, с гордостью докладывала о найденной идеологической крамоле в ЦК КПСС.
"Издательство "Сабчота Сакартвело" (гор. Тбилиси),— говорилось в справке Главлита,— в 1975 году изготовило 3000 экземпляров плаката, на котором изображен голубь, сидящий на круге, две половины которого составляют государственные флаги СССР и США. Из содержания плаката следует, что США вносит такой же вклад в дело мира на земле, как Советский Союз, что является грубым искажением действительности и политически неверно. По согласованию с ЦК КП Грузии тираж плаката уничтожен".
Однако документы из архива ЦК КПСС свидетельствуют и о том, что цензура нередко работала вхолостую. Произведения, запрещенные к публикации в одном издательстве или журнале, спокойно пропускались в печать цензорами другого (см. "Затрагивался вопрос о нераспорядительности командующего ПВО", "Коммерсантъ-История", N14 2014 года). Некоторые авторы делали чисто косметическую правку текстов, и издательства, отрапортовав, что роман или повесть переработаны в соответствии с рекомендациями Главлита, выпускали книги в свет.
Но еще интересней, судя по документам, было другое. Пока не наступили перестройка и гласность, которые привели старую цензурную систему в негодность, в работе Главлита, впрочем, как и всего пропагандистского аппарата КПСС, наблюдалась примечательная закономерность. Чем хуже шли дела в стране, тем ожесточеннее это пытались скрыть.