Общественной опасности не представляют

Кто бы мог подумать, что Темуру Козыреву, нарядившемуся клоуном, ничего не было нужно от прохожих
       Недели полторы назад на Новодевичьем кладбище прямо среди могил один вполне живой молодой человек снимал гипсовую маску с другого такого же. Это — одно из действ фестиваля уличных перформансов, организованного группой "Лето". В то же самое время в районе станции Лобня с десяток человек кидались картошкой в неработающие часы. Это — новый перформанс легендарной группы "Коллективные действия". Большого стечения публики на этих акциях не было. Означает ли это, что их участников постигла неудача? Разобраться в этом попытался корреспондент "Власти" Федор Ромер.

Ничего не надо, кроме шоколада...
       До Лобни я не доехал, но на фестиваль перформансов "Коллекция Лето", кочевавший по всей Москве, старательно отходил все пять дней. В том числе из чисто журналистского интереса. Ведь про художественную ценность перформанса как жанра современного искусства нашей милиции пока еще не объяснили, а места для самовыражения перформансисты выбрали самые вызывающие — не только Новодевичье кладбище, но и Соборную площадь Кремля, садик перед Пушкинским музеем, Новый Арбат и смотровую площадку на Воробьевых горах. Это не поле под Лобней. Да и группа "Лето", состоящая из художников преимущественно молодых,— не классические, музеефицированные уже "Коллективные действия": от "Лета" можно ждать подвоха и провокации.
       В надеждах своих обманут я не был. Фразы "Кто старший?" и " А у вас разрешение есть?" звучали с завидным постоянством — четыре фестивальных вечера из пяти завершались явлением милицейского наряда. Но стражей порядка беспокоили в том числе вещи совсем уж безобидные: например простая съемка на видео- и фотокамеры в "Новоарбатском" гастрономе — фиксировалось то, как художница Лиза Морозова, только начинавшая свой перформанс, закупала продукты (с тем чтобы сцепить их потом друг с другом и тащить за собой по Арбату этот длинный продовольственный паровозик).
       Такая повышенная нервозность соответствующих органов, как принято считать, перформансистам только на пользу. "Если уж ты вышел на улицу и вместо рисования или хотя бы фотографирования устраиваешь на скорую руку какой-то дурной театр, значит, справедливо размышляет благонамеренный зритель, хочешь привлечь мое внимание. На выставку я не пошел бы, на картину смотреть не стал бы — своих дел по горло. А тут иду в магазин, а навстречу какая-то дурная девка волочет по тротуару кусок мороженой рыбы. А за ней идут еще три дюжих милиционера. Ну, тут уж я, конечно, посмотрю на эту больную".
       Но на самом деле привлечение повышенного внимания к перформансу — задача, стоящая не всегда и не перед всеми. В тот же вечер, когда милиция героически боролась с вооруженными шпионской оптикой зрителями Лизы Морозовой, по Новому Арбату разгуливал другой молодой художник --Темур Козырев. Он вполне в духе уличных рекламщиков был одет в цветастый костюм клоуна и раздавал всем проходящим бумажки-флайеры. Но на них вместо сообщений о распродаже летней коллекции чего-нибудь или предложений быстро застеклить окна по сходной цене было маленькими буковками написано: "Спасибо, что взяли этот листок". А большими: "Мне ничего от вас не нужно". И под этими словами подписались бы все участники групп "Лето", "Коллективные действия" и многие другие современные перформансисты. Хотя когда-то все было, конечно, совсем иначе.
       
Молодое и кровожадное
Современное искусство не смогло прокормить на Арбате побиравшегося Михаила Косолапова
       За исключением каких-нибудь новейших компьютерно-виртуальных откровений искусство перформанса — одно из самых молодых, хотя генетически связано с театром — искусством одним из самых старых. Можно приблизительно установить его законные дату и место рождения — 1959 год, Нью-Йорк. Впрочем, организованное художником из среды русских эмигрантов Аланом Капроу импровизированное шоу — полуконцерт, полуспектакль — в галерее с участием других художников, актеров и музыкантов, выделывавших что бог на душу положит, называлось именно по причине своей импровизационности "хэппенингом" (случаем), а не "перформансом" (представлением). Более отдаленные во времени аналоги перформанса можно найти еще в 10-е годы прошлого столетия у анархистски настроенных дадаистов с их дурачествами в цюрихском "Кабаре Вольтер" и у наших футуристов с их прогулками по Кузнецкому мосту с деревянными ложками в петлицах. Но именно с начала 60-х художники централизованно отказались от условных двухмерных произведений ради освоения реального трехмерного пространства и создания вещи здесь и сейчас, на глазах вовлекаемой в процесс публики,— создания буквально из себя.
       Как все новое, перформанс требовал жертв. Утверждение в правах жанра, с точки зрения обывателя, не требовавшего профессиональных умений и академической выучки, не столь изощренного, как театр, но куда более амбициозного, чем цирк, основывалось не только на поте, но и крови художников 60-70-х. Это был опасный для жизни перформансистов общественный эпатаж, подогреваемый и общим бунтарским духом 60-х, и вошедшей в философскую моду проблемой "телесности" — открытием возможностей, силы и слабости человеческого тела.
       Это сейчас боди-артом считаются раскрашенные цветочками и птичками голые девицы. А тогда австриец Герман Нитч устраивал ужасные мистерии на тему распятия, заливая себя и всех вокруг бычьей кровью, а его земляк Рудольф Шварцкоглер отрезал собственный член. Американец Крис Берден простреливал себе руку или заставлял скатывать себя по каменной лестнице ударами ноги. Знаменитая француженка Джина Пан в 1972 году простояла в течение двух с половиной часов на карнизе окна третьего этажа, но этим не удовлетворилась. Главный редактор главного французского журнала по искусству Art press, критик и куратор Катрин Милле позже с сожалением писала: "Мне было интересно творчество Джины Пан в самом его начале. Однако позже я не могла присутствовать на ее выступлениях: была не в состоянии смотреть, как она разрезает свой рот, чтобы смешать кровь с молоком, которым полоскала горло в нескольких метрах от меня, или поглощает 600 граммов тухлого мяса".
       Подобного рода экстремальные перформансы, направленные вроде бы на всеобщее внимание, обратным результатом имеют, как видно по горячей человеческой реакции холодного профессионала Милле, зрительское отторжение. И в конце концов латентная самоубийца Пан с полным правом может произнести в адрес публики сакраментальное: "Мне ничего от вас не нужно", поскольку ей не на что и рассчитывать. С другой стороны, к середине 70-х появились психически устойчивые, тихие перформансисты и акционисты, для которых этот тезис был изначально органичным. В брежневской глухой России такими были члены поминавшейся группы "Коллективные действия", возникшей в 1976 году в среде московских концептуалистов.
       
Музеи и ротозеи
Антон Литвин предлагал всем желающим посмотреть на Москву в микроскоп
       Цитирую: "До прихода зрителей (25 человек) в центре Измайловского поля под снег был зарыт включенный электрический звонок, который оставался звенеть и после ухода зрителей и участников с поля". Или: "На холме между деревьями было повешено красное полотнище (10 м x 1 м) с надписью белыми буквами: Я ни на что не жалуюсь, и мне все нравится, несмотря на то что я здесь никогда не был и не знаю ничего об этих местах". Это реальные авторские описания (естественно, выбраны самые краткие) акций "Коллективных действий", или КД. Обращенные к двадцати-тридцати посвященным (не только из-за тупой советской власти, с легкостью бы отправившей в психушку художников, зарывающих в снег звонки, но и по имманентным правилам игры), эти акции создавали простую, но тем не менее абсурдно-таинственную ситуацию, в которую попадали авторы и зрители. Предметом искусства тут было появляющееся тонкое психологическое состояние, которое потом все обязаны были зафиксировать письменно или устно — на магнитофоне. Чистейшей воды игра в бисер, доступная лишь определенного рода организованным натурам, что способны приходить в транс от снежного поля (акции КД проходили обычно за городом или на городской природе), соседства таких же высокоорганизованных натур и коллективных рефлексий на тему увиденного и пережитого. В этой интеллигентской среде никто не ждал ни скандалов, ни славы. И то, что сегодня фотографии и объекты "Коллективных действий" находятся в экспозиции главного музея страны — Третьяковской галерее, кажется провокативной шуткой.
       Этого никак нельзя сказать о следующем поколении наших перформансистов, чей прицел с самого начала был направлен именно на нее — по крайней мере, в не меньшей степени, чем на любое другое "знаковое" место, гарантирующее возможность публичного скандала, сотрясения основ и т. п. Активность Александра Бренера, Олега Кулика и им подобных привела к тому, что именно с этими именами ассоциируется сегодняшний отечественный перформанс. Кто даже из самых дремучих в вопросах искусства людей не знает, что Олег Кулик изображал из себя пса, голым скакал по улицам и агитировал по телевизору за семейную жизнь (во всех смыслах) втроем — он, жена и собака? Или что Александр Бренер прыгал на Лобном месте, вызывая на боксерский поединок Бориса Ельцина, какал перед картиной Ван Гога в Пушкинском музее и рисовал баллончиком с краской знак доллара на полотне Малевича в Амстердаме, бросался кетчупом в белорусское посольство и т. д.? Их акции были рассчитаны на широкую аудиторию и первые полосы желтых газет.
       Однако агрессия, кажется, выходит из моды. Более того, слова "перформанс" и "публичность" снова перестают быть синонимами. Современное искусство предпочитает скорее юмор, чем пафос, скорее растворение в публике, чем провоцирование ее, скорее внутреннюю раскрепощенность, чем внешнюю открытость. "Мы что-то такое делаем, а вы — хотите смотрите, хотите нет. Если посмотрите, будет приятно и весело",— как бы говорят художники. По крайней мере, из группы "Лето".
       
Миру — мир, Кремлю — цветочки
Живая аллегория общества потребления — покупатель Новоарбатского гастронома Максим Илюхин, прикованный к своим покупкам
       Самые лучшие перформансы фестиваля "Коллекция Лето" — перформансы невидные. Константин Ларин и Юлия Аксенова благоустроили общественные туалеты на территории Кремля. Принесли свежее полотенце, мыло, цветочки в пластиковой бутылке, хороший освежитель воздуха. Унитазы, впрочем, не почистили — упущение. Антон Литвин повесил замок на калитку Пушкинского музея и, пока не всколыхнулась милиция, обеспечивал отток туристов от храма искусств. Про клоуна Темура Козырева на Арбате мы уже рассказывали. Там же Михаил Косолапов сидел и наигрывал на электрогитаре, тихонько побираясь под лозунгом "Искусство стоит столько, сколько за него дают!" На Воробьевых горах Ксения Перетрухина с ассистенткой играла в бадминтон, только шариками со стихотворными цитатами. В общем, "нам от вас ничего не нужно". В этом отношении "актуальный художник" неожиданно смыкается с непритязательным старичком-любителем, пишущим себе пейзажики и продающим их где-нибудь в Измайлове по дешевке. И тот, и другой понимают, что искусство — это частное дело, а проблема единомышленников и вообще аудитории — вопрос не к художнику, а к эпохе.
       Тут появилась черная шутка, что взрывы в Нью-Йорке --это тоже своего рода перформанс, только его авторы по ряду обстоятельств забыли о нем предупредить пассажиров самолета и население небоскребов. Шутка не столько бессердечная, сколько глупая. Потому что это был бы очень плохой и, главное, в художественном смысле неактуальный перформанс. Слишком нарциссический, слишком сенсационный. Кулик — и тот давно уже так не работает.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...