"Голова у Черненко оставалась светлой"
24 сентября исполнилось 90 лет со дня рождения Константина Устиновича Черненко
 |
| "Сцена голосования снималась в ЦКБ. Организовал ее Гришин с согласия Горбачева. Обосновывалось это тем, что в стране якобы прошел слух, что Черненко давно умер, и нужно было это как-то опровергнуть" |
— Вадим Алексеевич, вы не преувеличиваете, когда говорите, что Черненко не были чужды реформаторские идеи?
— Отнюдь. Вопреки сложившемуся мнению, во второй половине 70-х — начале 80-х немалое количество руководителей страны понимало, что перемены необходимы. Я в 1975 году пришел на работу в отдел пропаганды ЦК с идеей создания новой, более реалистической программы партии. Я считал, что коммунизм в ней должен упоминаться лишь как отдаленная цель. И у большинства из тех, с кем я обсуждал эту идею, она не вызывала резкого отторжения. Другой вопрос, что поддерживать такие начинания в той обстановке решались немногие.
При позднем Брежневе в ЦК было несколько центров власти, влиявших на принятие важнейших решений. Основным центром силы был сам Брежнев. В жестко централизованной системе без ведома малодееспособного, больного генсека все равно не могло ничего делаться. И с этим всем приходилось считаться. Другими центрами силы были Суслов с его непререкаемым авторитетом в идеологии, Андропов с его империей КГБ, Громыко — последний из сталинских могикан, имевший огромное влияние на международные дела, Устинов, опиравшийся на армию и ВПК, и Черненко.
— На кого же опирался Черненко?
— Черненко был сыном крестьянина-бедняка из Красноярского края. Его карьера развивалась медленно и постепенно, без перескакивания ступенек, и он знал всю низовую партийную работу, как никто другой. Сначала работал в сельском райкоме комсомола; затем добровольцем пошел служить на границу и был секретарем партийной организации заставы, причем на границе с Китаем, которая тогда была очень неспокойной. Потом он работал в Красноярском обкоме партии, учился на курсах партийных организаторов, был секретарем по агитации и пропаганде Пензенского обкома. А в конце сороковых он стал заведующим отделом агитации и пропаганды молдавского ЦК. Там он познакомился с Брежневым, что сыграло важную роль в его партийной карьере. В Молдавии он проработал шесть лет: два года с Брежневым, а затем еще четыре года в той же должности. Благодаря работе с Брежневым в Молдавии Черненко дошел до поста члена Политбюро. Но не только поэтому.
Черненко был абсолютно предан Брежневу. И никогда не подводил Брежнева в личном плане. Он делал много вещей, которые тогда потихоньку осуждали, а теперь высмеивают. И был одним из тех, кто культивировал миф о том, что Брежнев по-прежнему дееспособен. Фактически в последние годы жизни Брежнева доступ к нему можно было получить только через Черненко.
 |
| "Константин Устинович был абсолютно предан Брежневу и никогда не подводил его в личном плане. В последние годы жизни Брежнева доступ к нему можно было получить только через Черненко" |
— Черненко опирался еще и на не очень заметное, но важнейшее подразделение ЦК — на общий отдел, который он возглавлял с середины шестидесятых годов. Дело в том, что из общего отдела выходили все документы ЦК КПСС. Только после оформления там принятые решения становились постановлениями ЦК. Но подготовленное в других отделах решение могло из общего отдела и не выйти или очень долго тормозиться там, в том числе и по кадровым вопросам. А борьба между центрами влияния шла в основном по ним.
— То есть общий отдел был главной партийной канцелярией?
— При том доверии, которое Брежнев испытывал к Черненко, общий отдел, по сути дела, стал координационной службой ЦК. А сам Черненко — секретарем-координатором работы всего партийно-государственного аппарата. Чтобы вы представили себе значение этого отдела, могу сказать одно: когда его конкурент в борьбе за пост генерального секретаря Андропов сменил на главном посту страны Брежнева, одним из первых его решений было отстранение Черненко от заведования общим отделом.
— Но почему же при такой власти, при таком доверии Брежнева Черненко не смог сразу стать его наследником и пропустил вперед Андропова?
— Андропов был человеком очень острого ума, который просчитывал все на много ходов вперед. Он обладал колоссальным объемом информации: и по ситуации в стране и мире, и по конкретным людям. Определенный компромат, очевидно, у него был на очень многих из тех, от кого зависело его избрание генеральным секретарем.
— В том числе и на Черненко?
— Вы знаете, Лигачеву уже в горбачевские времена было поручено найти о Черненко что-нибудь эдакое. Но никакого компромата он не нашел.
— А его дети не злоупотребляли положением отца?
— Черненко был женат дважды. Почему он расстался с первой женой, я не знаю. В том браке у него был сын Альберт, который много лет был руководителем Новосибирской партийной школы. И в последние годы он руководил вузом, в который эта школа была преобразована. Я с ним никогда не встречался, но те, кто знал его по учебе в Академии общественных наук, говорили мне, что он внешне напоминает Константина Устиновича и такой же хороший пропагандист, каким и его отец был в молодости. При этом, как мне говорили, он всегда подчеркнуто дистанцировался от отца. И даже в рамках возможного на то время критически оценивал политическую деятельность Константина Устиновича.
Во втором браке у него было двое детей. Сын долгое время работал помощником председателя Госкино Ермаша, а теперь трудится в Госфильмофонде. Дочь всю жизнь была обычной учительницей. И я ни разу не слышал, чтобы они как-то попытались воспользоваться именем отца.
А возвращаясь к избранию генеральным Андропова, могу добавить, что Брежнев фактически назвал своим преемником Андропова. Мне говорили, что за несколько дней до смерти он обзванивал членов Политбюро и сказал, что в случае его болезни на хозяйстве будет Юрий Владимирович.
 |
| Наиболее наглядно преемственность политики ЦК КПСС выражалась в ритуальной практике. Черненко (на фото вверху) был центральной фигурой на похоронах Андропова (февраль 1984 года). А на состоявшихся через год похоронах Черненко (фото внизу) центральной фигурой был следующий генеральный секретарь — Горбачев |
— Никаких противоречий между ними внешне не чувствовалось. Существует версия, что Андропов начал борьбу с коррупцией, а Черненко, как верный брежневец, ее тормозил. Но это не так. Бывший министр внутренних дел Щелоков, которого Андропов снял с этого поста с помощью Черненко, покончил с собой после того, как с ним несколько часов беседовал Константин Устинович. Известное "узбекское дело", начатое при Андропове, получило развитие при Черненко. Все действия по наведению порядка, которые начал Андропов, только в менее вызывающей, более мягкой и спокойной форме, продолжались при Черненко — по баням и кинотеатрам никого не ловили.
Не было у них разногласий и по идеологическим вопросам. Я был руководителем той группы, которая писала для Андропова статью "Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР". Само название, которое Андропов выбрал из ряда предложенных, произвело тогда громадное впечатление. Получалось, что социализм, вопреки тому, что говорилось долгие годы, еще не построен. И все секретари ЦК и члены Политбюро, с которыми согласовывалась статья, заменяли "социалистическое строительство" на "коммунистическое". Кроме Черненко.
Если у Андропова и были с кем-то разногласия по поводу реформ, так это с Горбачевым. Как мне рассказывал Горбачев, Юрий Владимирович поддерживал предложенные нами для новой редакции программы партии положение об отделении партийного аппарата от хозяйственных функций. Но сам Горбачев был против этого. На даче в присутствии многих "писателей докладов" он вспоминал, что был против, и сказал тогда, что, если мы отделим партию от решения хозяйственных задач, мы получим новую Польшу с бунтами и "Солидарностью".
— И все же бытует мнение, что Андропов хотел, чтобы его преемником был Горбачев, а не Черненко...
— В период, когда Андропов был популярен, Горбачев любил распространять легенду, что его на работу в Москву выдвинул Юрий Владимирович. Он действительно был знаком с Андроповым как курортный секретарь. Однако, как мне говорил один из помощников Андропова, тот сказал о Горбачеве следующее: "Хороший человек, но много говорит. Начнет — не остановишь". Потом, вся реальная власть с конца августа 1983 года была полностью сосредоточена в руках Черненко. Андропов все это время находился в ЦКБ, и Черненко вполне устраивал старое ядро Политбюро, тем более что по характеру своему он был человеком доброжелательным.
— Ой ли...
— Это действительно так. Андропов — тот мог побагроветь, вспылить, кого-то прилюдно одернуть. Черненко — никогда. Никаких эмоциональных всплесков. Всегда спокойный и доброжелательный, но не мягкий. Вы знаете, реальный Черненко был абсолютно не похож на того серого канцеляриста, каким его представляют. Я знаю, например, что Черненко в молодости был неплохим оратором и пропагандистом. Это, конечно, совершенно не вяжется с тем, как выглядел поздний Черненко. Но все его запомнили уже глубоко больным человеком, которому тяжелая эмфизема легких мешала не то что ярко выступать, но и временами просто говорить.
Он, кстати, нечасто рассказывал о своем прошлом. Но как-то рассказал, что первый в жизни выговор получил за поэзию, когда он работал в Новоселовском райкоме комсомола в Красноярском крае. Поэзией тогда увлекались все. А Черненко очень нравился Есенин. Во время очередной дискуссии, которые в то время шли сплошной чередой, кто-то выступил и сказал, что Черненко — комсомольский активист, а у него под подушкой лежит книжка упаднического поэта Есенина. Черненко спросили: "Правда?". Он признал, что читает. Товарищи поинтересовались: "Что за стихи?" Он прочитал на память несколько стихотворений. На что Черненко сказали: "Хорошие стихи, но все равно поэт-то не наш". И дали выговор. Родственники Константина Устиновича говорят, что он и сам писал стихи, но никому не показывал, стеснялся.
 |
— Его все-таки недолюбливали. В аппарате знали, что он не любит умных и образованных людей. Я помню по закрытым заседаниям Политбюро, где все вели себя менее официально, что для Горбачева "умник" было ругательным словом...
А старшие товарищи по Политбюро считали Горбачева выскочкой и сопротивлялись его назначению вторым секретарем. Особенно четко это проявилось тогда, когда Черненко внес на Политбюро предложение поручить Горбачеву проведение секретариатов ЦК, что вместе с ответственностью за идеологическую сферу было атрибутом власти второго секретаря. Тут же против выступил председатель Совета министров СССР Тихонов, вслед за ним — член Политбюро и секретарь ЦК Романов. Он предложил, чтобы заседания секретариата проводились по очереди. Черненко поддержал только Устинов. И возникла пауза. Я сижу за приставным столиком у стены, смотрю, как кто реагирует. Все сидят с каменными лицами и смотрят друг на друга. Встает Громыко. И, как полагается дипломату, начинает сглаживать углы: "С одной стороны, правы Тихонов и Романов. Можно, конечно, вести заседания по очереди. С другой — прав Константин Устинович, когда говорит, что у Горбачева был успешный опыт ведения секретариатов. Давайте поручим ему вести секретариаты временно. А там посмотрим". Больше к этому вопросу не возвращались. По неписаным законам того времени один раз возразить генеральному секретарю по какому-либо вопросу было можно. Второй раз по той же теме — нет.
А на одном из заседаний, когда Романов был в отпуске, Черненко, показав на место справа от себя, которое обычно занимал второй секретарь, сказал: "Михаил Сергеевич, ты садись сюда". Слева от генерального обычно сидел председатель Совета министров.
— А почему именно Горбачев?
— Я тоже как-то раз в сердцах спросил Константина Устиновича об этом. Черненко на мой вопрос ответил: "Ну а кого? Вы же видите, что у меня еле сил хватает на ведение Политбюро. Секретариаты я проводить не могу..." Он ведь, пока вел секретариаты и Политбюро вместо Андропова, фактически надорвался. Я тогда спросил: "А почему все-таки именно Горбачев?" Черненко кивнул на своего помощника Прибыткова и сказал: "Это он виноват".
В 1978 году, после смерти секретаря ЦК Кулакова, курировавшего сельское хозяйство, эта должность оказалась вакантной. И Суслов, бывший секретарь Ставропольского крайкома, продолжавший считать край своим, предложил Горбачева. И вот завтра должен состояться пленум, на котором должен решаться этот вопрос. Члены ЦК прибыли в Москву, а Горбачева нигде не могут найти. Черненко попросил Прибыткова его разыскать. В гостинице его нет, в других местах тоже. Черненко снова звонит: "Где Горбачев?" — "Не могу найти".— "Ну не можешь, тогда у нас есть и другие кандидаты". Прибытков попросил дать ему еще минут тридцать-сорок. Он позвонил в Ставрополь своему товарищу и спросил: какие у Горбачева в Москве явочные квартиры? Тот отвечает, что Горбачев наверняка сидит на даче у Марата Грамова, который в отделе пропаганды был заместителем заведующего отделом и курировал вопросы физкультуры и спорта, и в преферанс играет. Оказывается, он очень увлекался преферансом. Как мне потом говорили, временами крупно проигрывался, а иногда сознательно проигрывали ему, чтобы найти ключ к сердцу секретаря крайкома.
Так вот, Прибытков позвонил на дачу Грамова и спросил, не знает ли он, где Горбачев. Через час Горбачев был на Старой площади. На следующий день его избрали секретарем ЦК.
Однако при этом Горбачев, хотя и проводил заседания секретариата, реально вторым секретарем не был, в том смысле, в котором был Суслов. Константин Устинович говорил ему: "Миша, ты все торопишься стать вторым секретарем. Не спеши".
— Но ведь у Горбачева были серьезные причины для того, чтобы торопиться. Черненко сдавал день ото дня...
— Вы правы, Черненко сдавал на глазах. Он без конца глотал таблетки, выходил в комнату отдыха, где у него стоял дыхательный аппарат. Он сам говорил: "Это не для меня нагрузка. Я с трудом справляюсь". Но все равно его состояние не шло ни в какое сравнение с болезнью Брежнева. Голова у Черненко оставалась светлой. Поворотным пунктом стала осень 1984 года. В сентябре он уехал в отпуск. Почему-то его повезли в новый санаторий в Кисловодск, который был расположен на высоте около 1000 метров над уровнем моря. Вошел он туда своими ногами, а выносили его оттуда на носилках. Мне говорили, что при его состоянии легких отдых там был ему вреден, тем более что до этого он всегда отдыхал в Крыму. После возвращения в Москву его временно привели в себя, но фактически с октября 1984 года он большую часть времени стал проводить в ЦКБ. И периоды, когда он работал в Кремле, становились все короче. С декабря он находился в больнице почти безвыездно.
Как вспоминал потом Громыко, за несколько дней до смерти ему позвонил Черненко и сказал, что плохо себя чувствует и хотел бы подать в отставку. На что Громыко ответил: "Ты торопишь события. Врачи так не говорят, у них взгляд оптимистический".
— И тут же начал закулисные переговоры с Горбачевым.
— Большим достижением Горбачева в аппаратном плане был успех в этих переговорах. Если бы не Громыко, генеральным мог стать другой человек.
— Гришин? Он ведь тогда демонстрировал свою близость к Черненко. Чего стоила хотя бы сцена голосования, где рядом с явно ничего не понимающим Черненко стоял Гришин...
— Происходило это в период выборов в Верховный совет РСФСР. Мы писали для Черненко речь с учетом, что выступать ему будет трудно. Потом — что очень трудно. Я сидел и сокращал весь текст. Предполагали, что он будет выступать сидя. И попытались реанимировать конструкторскую задумку, подготовленную еще для смертельно больного Андропова, — специальное сиденье, которое крепилось к трибуне. Потом стало ясно, что он уже вообще выступить не сможет. Насколько я знал, Черненко, по сути, уже перестал ориентироваться в происходящем. И тогда Горбачев с Гришиным провели торжественное заседание. Председательствовал Горбачев, а Гришин зачитывал подготовленный нами доклад от имени Черненко.
А сцена голосования снималась в ЦКБ. Организовал ее Гришин, безусловно, с согласия Горбачева. Но это явно была идея Гришина. Горбачев, когда Прибытков спросил, для чего это нужно, с обидой ответил, что об этом его просил Гришин. Думаю, что это правда. Горбачев при всех его недостатках был куда более интеллигентным человеком, чем Гришин, и не пошел бы сам на подобное бесстыдство. Обосновывалось это тем, что в стране якобы прошел слух, что Черненко давно умер, и нужно было это как-то опровергнуть.
— Так почему же Горбачев подыграл Гришину?
— Скорее всего потому, что не был уверен в своей победе и на всякий случай хотел сохранить с Гришиным хорошие отношения.
— А у Гришина действительно был шанс стать генсеком?
— Если бы это зависело от воли Черненко — нет. Я никогда от него не слышал никаких положительных высказываний в адрес Гришина. Были скептические, хотя и с улыбкой, замечания: "Гришин — скучный человек, может что угодно заморозить", и т. п. Кроме того, я постарался при Черненко сделать так, чтобы наиболее важные речи и статьи согласовывались только с узким кругом членов Политбюро. Так вот Громыко и Устинову Черненко поручал их показывать обязательно. Зимянину и Горбачеву — иногда. Но никогда статьи не показывались Гришину.
Но от Черненко уже ничего не зависело. И если бы весь старый состав Политбюро присутствовал бы в тот день на заседании, то не исключено, что возникла бы фигура Гришина. Но случилось так, что на Политбюро не попали Щербицкий и Кунаев. Насколько я знаю от человека, застрявшего в Америке вместе с Щербицким, когда они все-таки вылетели в Москву, тот сказал, что генеральным будет Гришин, т. е. какие-то договоренности среди старых членов Политбюро об избрании Гришина существовали. Но Громыко перешел на сторону Горбачева, а соратникам Горбачева удалось феноменально быстро — за двадцать часов после смерти Черненко — собрать пленум. Военные обеспечили переброску членов ЦК армейскими самолетами. По сути, это было маленьким государственным переворотом.
 |
|