После дискуссии Валдайского форума, в которой принял участие президент России Владимир Путин, в честь членов клуба был дан прием, на котором тоже появился президент России. Здесь уже не было посторонних, то есть журналистов. Разговоры, которые здесь состоялись, были между тем иногда даже интереснее, чем во время самой дискуссии. В подробности этих разговоров посвящает специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ, который рассказывает, кем на самом деле считает Петра Порошенко Владимир Путин.
Владимир Путин появился на приеме, когда его уже и не ждали, то есть минут через сорок после начала. До этих пор у него была закрытая встреча с одним из героев открытой дискуссии, спикером иранского парламента Али Лариджани.
Члены клуба в его отсутствие не теряли время даром. Дело не только в том, что за время дискуссии они нанервничались, переживая за страну (каждый — за свою), и проголодались. Дело и в том, что на них произвела впечатление сама еда. Не сказать чтобы та, которой их третий день кормили в отеле "Поляна 1389", была плохая, нет. Но какая-то она была, по общему мнению, однообразная, что ли... Евгений Пригожин, под чьим руководством готовили для приема, внес разнообразие в рутину... К тому же не поскупились на алкоголь... Так что те, кто уже не верил, что Владимир Путин почтит своим присутствием и это собрание, расслабились.
Тут-то он, разумеется, и появился.
Первым к Владимиру Путину поспел индийский гость. Он долго рассказывал президенту России про глубинную суть российско-индийских отношений, но пользовался при этом услугами переводчика, поэтому у Владимира Путина уже через пару минут после начала этой трехсторонней встречи сделался утомленный вид.
И это при том, что, по общему мнению, господин Путин вошел в зал чрезвычайно веселый и пока что без конца улыбался.
На некоторое время улыбка стерлась с его лица и после разговора с израильским гостем. Политолог из Израиля намерен был посвятить российского президента в детали позиции Израиля по сирийской проблеме, и тоже через переводчика, так что через пару минут Владимир Путин вынужден был сказать им обоим, что ему и так все понятно:
— Я знаю эту ситуацию из первых рук.
Кто-то дарил ему свою книжку (а такая книжка по понятным причинам была, без преувеличения, у каждого уважающего себя тут политолога, это же и хлеб его, и дело чести...). Кто-то, как немец Александр Рар, фотографировался с президентом — не в первый, конечно, раз, но ведь хотелось бы и обновить...
К Владимиру Путину наконец подошел и политолог Николай Злобин, не успевший задать ни одного вопроса во время дискуссии. Но, видно, ему было что сказать, потому что он на несколько минут припал к уху российского президента и шептал, шептал ему что-то на зависть окружающим... И некоторое время они, поздоровавшись, так и стояли, взявшись за руки... Ох, Николай...
Я потом поинтересовался у Николая Злобина, так что же он, в конце концов, нашептывал, но, к моему удивлению, на вид открытый и добросердечный Николай Злобин (хотя и президент вашингтонского Center on Global Interests) категорически отказался делиться со мной какой бы то ни было информацией, сославшись на то, что разговор был слишком важным, и только намекая, что разговор этот может иметь очень уж долгоиграющие последствия для российско-американских отношений...
И наконец, минут на десять российского президента, на лице которого снова возникла немного уже рассеянная улыбка (хотя вина, например, он не пил, да и ничего другого тоже: первые пять минут только подержал в руках бокал, потом поставил и даже тост говорить не стал, ведь как раз индиец уже приблизился на опасно близкое расстояние...), заблокировала политолог Оксана Антоненко. И вот с ней Владимир Путин беседовал еще не меньше шести-семи минут.
Дело в том, что она вернула его к минским договоренностям, но не так, как его вернули к ним на открытой дискуссии. Она предположила, что надо вообще отказаться от этих договоренностей, так как некоторые их пункты, на ее взгляд, просто неисполнимы.
— Мы будем поддерживать эти соглашения до самого конца,— сказал ей российский президент с той же рассеянной улыбкой,— то есть пока они все не будут полностью выполнены, а что касается Петра Порошенко, я был первым, кто его поддержал. И я буду поддерживать его дальше.
И вот это прозвучало неожиданно и на первый взгляд совершенно удивительно.
Впрочем, те, кто действительно в курсе переговоров "четверки" в Минске, Милане и Париже, этому нисколько не удивятся: вопреки общему мнению и в России, и на Украине, российский президент считает украинского договороспособным человеком.
С теми, кто разговаривал здесь, на приеме, без переводчика, Владимир Путин общался гораздо охотнее и даже просто с удовольствием. Вот один из таких членов клуба спросил его, кто же он все-таки, Владимир Путин: ястреб или голубь.
— Я голубь,— кротко ответил российский президент,— но у меня очень мощные железные крылья!
И он даже плавно помахал руками перед носом у члена клуба, демонстрируя широту размаха этих крыльев...
Потом Владимир Путин еще несколько минут беседовал о чем-то по-немецки с очередным членом Валдайского клуба, которого никто из его коллег так и не признал (так что это, честно говоря, вообще мог быть кто угодно), и наконец подошел к бывшему послу США в России Джеку Мэтлоку, который долго выступал на пленарном заседании и, обращаясь к российскому президенту, доказывал, что Советский Союз развалился совершенно не потому, что Соединенные Штаты выиграли холодную войну, а в соответствии с глубоко внутренними причинами...
Надо сказать, что во время дискуссии именно после выступления бывшего американского посла с Владимира Путина слетела сонливость, с которой он читал свое горячее вступительное слово. И теперь, увидев Джека Мэтлока, он еще больше оживился и, подойдя к нему, начал говорить, что спор их ему очень понравился, и даже как-то извинялся, что ли — все с той же полуулыбкой (а потому что действительно нападал на посла в какой-то момент...).
Казалось, Владимир Путин никуда не спешит. Но в какой-то момент сотрудники протокола начали методично вытеснять своего шефа к выходу, а один из охранников уже вслух упрашивал окруживших президента рабов селфи:
— Ну отпустите нас домой-то!
Был услышан.