Александр Рубцов, руководитель Центра исследований идеологических процессов Института философии РАН
Я бы сразу ушел от разговоров об истории и философических упражнений, за всем этим мне видится прежде всего политическая программа, причем достаточно сервильная. У нас сейчас вообще духовные лица часто выступают так, будто они соискатели степени политических наук, это видно даже по лексике, по набору слов.
Сами споры вокруг цивилизационного выбора между Европой и самобытностью конечно же вряд ли когда-то кончатся, но очень не хотелось бы вновь возвращаться к тому, что уже давно пройдено, настолько ронять планку и снижать уровень полемики. Тем более если тему привязывают к конкретным историческим событиям и фигурам. "Выбор, который сделал князь Владимир..." Это сейчас говорят таким тоном, будто сами присутствовали при этом и лично интервьюировали или даже консультировали равноапостольного.
Если серьезно, этот выбор не был окончательным ни тогда, ни когда-либо после: мы делаем его постоянно. И баланс меняется, сейчас, к примеру, нас, как на рифы, несет в азиатчину, и бороться с европейской ориентацией в этих условиях я бы не стал. Тем более не стал бы так резко разворачиваться от риторики модернизации, глобализации, постиндустриального развития и вхождения на равных правах в уважаемые мировые сообщества. Кроме того, само слово "самобытность" по-русски означает возможность "быть самому" — это знак свободы, а не навязанная кем бы то ни было идеологическая доктрина о том, "какие мы на самом деле".
Политологические изобретения в духе "социального монархизма" меня пугают не меньше этого разворота. Они похожи на тупиковые поиски национальной идеи с помощью словесной комбинаторики, таким перебором словосочетаний в стиле и формате триады графа Уварова уже занималось большинство в 1996 году (тогда Борис Ельцин призвал общественность найти национальную идею для России.— "О").
Хуже здесь другое: никто всерьез не верит в монархизм, но многие хотят потрафить начальству. Пусть царя у нас не будет, зато мы напитаемся этим духом и будем смотреть в рот нынешнему руководству, будто оно богоданное и непогрешимое, а главное, несменяемое.
Консерватизм сам по себе — дело достойное и ценное, даже благородное. Но здесь, как и с европейским выбором, все зависит от вектора и баланса. Консерватизм ценен, когда общество заносит с обновлениями. Но когда страна отстает, буксует, топчется на месте, а то и пятится назад... Ударяться в консерватизм в такое время значит не иметь ни мозгов, ни сердца.