«О своем добровольном отказе от Нобелевской премии»
Травля Бориса Пастернака
Травля Бориса Пастернака и его вынужденный отказ от Нобелевской премии — один из самых известных сюжетов в истории отношений русской литературы и советского государства. Информация о возможном присуждении Пастернаку премии появилась вскоре после публикации в Италии осенью 1957 года романа "Доктор Живаго", который не был издан в СССР. Поэтому когда 23 октября 1958 года Шведская академия объявила о награждении Пастернака, советская пропаганда среагировала моментально. Пастернака исключили из Союза писателей и пригрозили ему лишением советского гражданства, газетная кампания и общественная проработка заставили 68-летнего писателя отказаться от премии. 30 мая 1960 года Борис Пастернак умер от рака легких. 9 декабря 1989 года медаль лауреата Нобелевской премии была вручена членам семьи поэта
23 октября 1958 года
3. Подготовить и опубликовать в "Правде" фельетон, в котором дать резкую оценку самого романа Пастернака, а также раскрыть смысл той враждебной кампании, которую ведет буржуазная печать в связи с присуждением Пастернаку Нобелевской премии.
4. Организовать и опубликовать выступление виднейших советских писателей, в котором оценить присуждение премии Пастернаку как стремление разжечь холодную войну.
<…> в настоящее время среди шведской интеллигенции и в печати настойчиво пропагандируется творчество Б. Пастернака в связи с опубликованием в Италии и Франции его клеветнического романа "Доктор Живаго". Имеются сведения, что определенные элементы будут выдвигать этот роман на Нобелевскую премию, имея в виду использовать его в антисоветских целях. <…> Прогрессивные круги стоят за выдвижение на Нобелевскую премию тов. М. Шолохова. Имеется настоятельная необходимость подчеркнуть положительное отношение советской общественности к творчеству Шолохова и дать в то же время понять шведским кругам наше отношение к Пастернаку и его роману.
"Знамя", 2008 год
Вечером того дня, когда в Москве стало известно, что отцу присудили Нобелевскую премию, мы радовались, что все неприятности позади, что получение премии означает поездку в Стокгольм и выступление с речью. Как это было бы красиво и содержательно сказано! Победа казалась нам такой полной и прекрасной. Но вышедшими на следующее же утро газетами наши мечты были посрамлены и растоптаны. Было стыдно и гадко на душе. Мы поехали в Переделкино, он был радостен и светел, не читая газет и ничего не боясь. Его интересовало только, не отразится ли на мне эта кампания.
25 октября 1958 года
Вызывает удивление тот факт, что Академия наук Швеции сочла возможным присудить премию именно этому, а не какому-либо другому писателю. Из вашего выступления по радио 23 октября не трудно видеть, что поводом для присуждения премии Пастернаку послужила написанная им книга "Доктор Живаго". Говоря об этой книге, вы и те, кто вынесли решение, обращали внимание явно не на ее литературные достоинства, и это понятно, так как таких достоинств в книге нет, а на определенную политическую сторону дела, поскольку в книге Пастернака советская действительность охаивается и представляется в извращенном виде, возводится клевета на социалистическую революцию, на социализм и советский народ.
Роман был сенсационной находкой для буржуазной реакционной печати. Его подняли на щит самые отъявленные враги Советского Союза, мракобесы разного толка, поджигатели новой мировой войны, провокаторы. Из явления как будто бы литературного они пытаются устроить политический скандал с явной целью обострить международные отношения, подлить масла в огонь "холодной войны", посеять вражду к Советскому Союзу, очернить советскую общественность. Захлебываясь от восторга, антисоветская печать провозгласила роман "лучшим" произведением текущего года, а услужливые холопы крупной буржуазии увенчали Пастернака Нобелевской премией.
27 октября 1958 года
Мне стало ясно, что пощады ему не будет, что ему готовится гражданская казнь, что его будут топтать ногами, пока не убьют, как убили Зощенку, Мандельштама, Заболоцкого, Мирского, Бенед. Лившица, и мне пришла безумная мысль, что надо спасти его от этих шпицрутенов. Спасение одно — поехать вместе с ним завтра спозаранку к Фурцевой, заявить ей, что его самого возмущает та свистопляска, которая поднята вокруг его имени, что "Живаго" попал за границу помимо его воли — и вообще не держаться в стороне от ЦК, а показать, что он нисколько не солидарен с бандитами, которые наживают сотни тысяч на его романе и подняли вокруг его романа политическую шумиху. <…> Когда Б. Л. сошел вниз, он отверг мое предложение, но согласился написать Фурцевой письмо с объяснением своего поступка. Пошел наверх и через десять минут (не больше) принес письмо к Фурцевой — как будто нарочно рассчитанное, чтобы ухудшить положение. "Высшие силы повелевают мне поступить так, как поступаю я, я думаю, что Нобелевская премия, данная мне, не может не порадовать всех советских писателей", и "нельзя же решать такие вопросы топором". Выслушав это письмо, я пришел в отчаяние. Не то!
В воздухе носилось ощущение чего-то мрачного, совсем темного, на него надвинувшегося. <…> Мы не знали и не могли знать, что готова предпринять власть, озлившаяся на Пастернака. Уже начинавшаяся газетная свистопляска не сулила ничего хорошего. Со времени смерти Сталина и ареста Берии прошло всего пять лет, режим, по сути, не менялся, несмотря на возвращение стольких людей из лагерей.
"Комсомольская правда", 30 октября 1958 года
Свинья <…> никогда не гадит там, где кушает, никогда не гадит там, где спит. Поэтому если сравнить Пастернака со свиньей, то свинья не сделает того, что он сделал. А Пастернак — этот человек себя причисляет к лучшим представителям общества,— он это сделал. Он нагадил там, где ел, он нагадил тем, чьими трудами он живет и дышит. <…>
А почему бы этому внутреннему эмигранту не изведать воздуха капиталистического, по которому он так соскучился и о котором он в своем произведении высказался. Я уверен, что общественность приветствовала бы это! Пусть он стал бы действительным эмигрантом и пусть бы отправился в свой капиталистический рай!
28 октября 1958 года
Единодушное мнение всех выступавших сводилось к тому, что Пастернаку не может быть места в рядах советских писателей. <…> Сам Пастернак на заседание не явился, сославшись на болезнь. Он прислал в президиум Союза советских писателей письмо, возмутительное по наглости и цинизму. В письме Пастернак захлебывается от восторга по случаю присуждения ему премии и выступает с грязной клеветой на нашу действительность, с гнусными обвинениями по адресу советских писателей. Это письмо было зачитано на заседании и встречено присутствующими с гневом и возмущением. <…> Беспартийная писательница Г. Николаева, характеризуя предательские действия Пастернака, заявила: "Я считаю, что перед нами — власовец". <…>
Присутствовавшие на заседании писатели единодушно приняли решение об исключении Пастернака из членов Союза советских писателей.
30 октября 1958 года
Мы глубоко встревожены судьбой одного из величайших поэтов и писателей мира Бориса Пастернака. Мы рассматриваем его роман "Доктор Живаго" как волнующее личное свидетельство, а не как политический документ. Во имя той великой русской литературной традиции, которая стоит за вами, мы призываем вас не обесчестить эту традицию, подвергая гонениям писателя, почитаемого всем цивилизованным миром.
Морис Боура, Кеннет Кларк, Томас Элиот, Э. Форстер, Грэм Грин, Олдос Хаксли, Джулиан Хаксли, Роуз Маколей, Сомерсет Моэм, Джон Пристли, Алан Прайс, Джонс Херберт Рид, Бертран Рассел, Ч.П. Сноу, Стивен Спендер, Ребекка Уэст.
31 октября 1958 года
Из доклада т. Семичастного мне стало известно о том, что правительство "не чинило бы никаких препятствий моему выезду из СССР". Для меня это невозможно. Я связан с Россией рождением, жизнью, работой. Я не мыслю своей судьбы отдельно и вне ее. Каковы бы ни были мои ошибки и заблуждения, я не мог себе представить, что окажусь в центре такой политической кампании, которую стали раздувать вокруг моего имени на Западе.
Осознав это, я поставил в известность Шведскую академию о своем добровольном отказе от Нобелевской премии.
Выезд за пределы моей Родины для меня равносилен смерти, и поэтому я прошу не принимать по отношению ко мне этой крайней меры.
Положа руку на сердце, я кое-что сделал для советской литературы и могу еще быть ей полезен.
20 февраля 1959 года
Ознакомившись с материалами ТАСС и Главлита о передаче Пастернаком Б.Л. своего антисоветского стихотворения "Нобелевская премия" корреспонденту газеты "Дейли мейл" А. Брауну, полагал бы необходимым принять следующие меры:
<…>
7) полагал бы к уголовной ответственности Пастернака не привлекать и судебного процесса по его делу не проводить. Организация такого процесса представляется во всех отношениях нецелесообразной. Советская общественность, осудив действия Пастернака как изменнические, требовала лишить его гражданства и удалить из пределов СССР. Ни того, ни другого по действующему законодательству суд сделать не может;
8) поскольку Пастернак совершил акт предательства по отношению к советскому народу и в результате политического и морального падения поставил себя вне советского общества,— было бы целесообразнее принять решение о лишении его советского гражданства и удалении из СССР.