После известия о том, что жизни пассажиров А-321 унес теракт, Россия объявила войну терроризму — на этот раз финансовую. В чем особенность нашего нового "ответа", разбирался "Огонек"
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
На прошлой неделе ФСБ официально подтвердила, что причиной крушения российского самолета А-321 был теракт. Как случается всегда после крупных террористических атак, от первых лиц последовал ряд громких заявлений: Россия внесла в Совбез ООН обновленный проект резолюции о координации усилий в борьбе с терроризмом, президент подтвердил готовность "найти террористов в любой точке планеты и покарать", а кроме того, был подписан Указ о создании Межведомственной комиссии по противодействию финансированию терроризма. Последняя новость оказалась одной из самых обсуждаемых: в стране уже существует межведомственная структура схожего профиля — антитеррористический комитет, и создание параллельной комиссии, занимающейся только отслеживанием финансовых потоков преступных организаций, вызвало предсказуемые вопросы. Что, проблема так остра?
Состав новой комиссии еще обсуждается, но ее полномочия определены уже довольно широко: прокуратура, Центробанк и другие компетентные органы должны будут предоставлять ей сведения о возможной причастности лиц или организаций к финансированию терроризма, комиссия рассмотрит их в течение 30 дней и примет решение, сводящееся к простой альтернативе: замораживать подозрительный счет или нет. Окончательный вердикт нового органа может быть обжалован в суде.
Интересно, что проблема обеспечения безопасности финансовых потоков в этом году неоднократно обсуждалась на разных уровнях. Весной была выдвинута идея о необходимости разработки концепции финансовой безопасности страны, после чего в нескольких структурах РАН (Институт социально-политических исследований, Институт проблем рынка) появились тематические лаборатории по проблемам противодействия отмыванию денег и финансированию терроризма. Центральный экономико-математический институт РАН в то же время стал рассматривать возможность создания Целевой вычисляемой модели общего финансового равновесия. Словом, к созданию межведомственной комиссии готовились будто бы основательно и заранее.
Способна ли фокусировка на проблеме финансовой подготовки терактов обеспечить нашу безопасность и какие здесь существует механизмы, "Огонек" поинтересовался у Виктора Достова, председателя совета Ассоциации участников рынка электронных денег и денежных переводов.
— Оправдано ли, на ваш взгляд, такое внимание России именно к финансовой стороне подготовки террористических атак в связи с последними трагическими событиями над Синаем?
— На самом деле, связь между этими двумя событиями: крушением российского самолета и созданием межведомственной комиссии — мне кажется неочевидной. То есть в информационном поле одна новость воспринимается как реакция на другую, но, скорее, взрыв самолета просто ускорил анонс результатов достаточно давнего процесса усиления контроля за потенциальными точками финансирования терроризма. Хотелось бы верить, что это только одна из мер, потому что как раз сейчас приходит осознание того, что в современном мире большинство террористических атак являются малобюджетными. Бостонские бомбы, взорвавшиеся на марафоне в 2013 году, были сделаны из обычных скороварок, последняя атака в Париже, по всей вероятности, стоила ничтожно мало, равно как и подрыв российского самолета. Конечно, непосредственное исполнение теракта — только верхушка айсберга, деньги тратятся и на рекрутинг новых кадров, и на идеологическую накачку смертников. Но все равно в общемировых потоках эти траты представляют собой сравнительно малые суммы, контролировать которые крайне тяжело. Это один из вызовов современного терроризма — он плохо отслеживается с финансовой точки зрения. Поэтому как раз фокусировка на финансовом контроле может не принести желаемых результатов. Второе мое сомнение в непосредственной связи теракта с созданием новой комиссии касается "национализации" проблемы. Ясно, что международные центры финансирования терроризма находятся не в России, уж скорее их следует искать на Ближнем Востоке. Возьмем, к примеру, последнюю трагедию с российским самолетом. Вряд ли деньги, которые требовались для подготовки взрыва, шли через Россию, скорее всего — в обход нее и всех наших органов контроля. Соответственно, национальная межведомственная комиссия не смогла бы здесь ничем помочь. Наконец, техническое соображение: в России уже есть большое количество институтов, занимающихся контролем за финансированием терроризма, при ФСБ РФ, при Росфинмониторинге. Не уверен, что для координации собираемой этими органами информации требуется создание еще одной инстанции. Не исключено, что ее создают в целях межведомственной координации по борьбе с преступлениями, обеспечивающими террористическую деятельность (их называют "предикатными преступлениями"): продажей наркотиков, отмыванием денег, и так далее. Впрочем, скорее всего, мы просто не знаем (и не узнаем в силу секретности) о реальных причинах, побудивших правительство создать такой орган.
— Возможно, новая комиссия нужна для того, чтобы упростить механизм заморозки подозрительных счетов? Так сказать, имеет техническое значение?
— Я думаю, что де-факто этот механизм уже есть: наши банки имеют право при подозрении в совершении каких-то незаконных операций с открытыми счетами эти счета блокировать. Банки у нас и так работают жестко, и я, честно говоря, не вижу здесь больших резервов для дальнейшего ужесточения контроля. Скорее для них актуальна другая проблема: уже сегодня банки должны предоставлять Росфинмониторингу огромное количество информации о совершаемых ими финансовых операциях, разобраться в которой непросто. Соответственно, анализировать, какая из операций могла быть, теоретически, связана с финансированием терроризма,— еще сложнее. Банки здесь оказываются в очень непростой ситуации, как они заставят себя стать еще бдительнее, для меня загадка. Возьмем простой пример: если сто человек перевели по 200 долларов различным получателям, скажем, через "Вестерн Юнион", далее другие люди консолидировали их на десятках счетов, а потом третьи люди сняли эти деньги, и все это в разных банках и даже в разных странах, и купили на них все необходимое для теракта — в какой момент совершения данной операции мог спохватиться банк? И какой именно банк? Что должно было показаться ему сомнительным? Понятно, что и трансграничные переводы, и консолидация, и снятие наличных относятся экспертами к рискованным операциям и в принципе подлежат усиленному контролю. Но ровно по такому же образцу ежедневно проходят миллионы легальных операций.
— Сама технология краудфандинга могла бы попасть под подозрение. Насколько я понимаю, это одно из тонких мест в регулировании финансовых потоков.
— Помимо "белого" краудфандинга, конечно, существует и значительно меньший рынок "черного" краудфандинга: ему сотни лет и им пользовались задолго до появления современных технологий различные революционеры, террористы и секты. Не запретить же краудфандинг в принципе. Я, честно говоря, не вижу простого критерия для выделения "подозрительных" финансовых потоков, особенно когда они крайне малы и теряются в общей массе. Есть классический пример: много лет назад произошел теракт в лондонской подземке, который знаменит тем, что там была хорошо изучена и обнародована схема его финансовой подготовки. Что сделали террористы? Они просто пошли в банк, взяли несколько кредитов, которые уважаемый банк охотно выдал (у заявителей не было плохой кредитной истории), а потом купили на эти деньги все, что требовалось для взрыва. Такие вещи невозможно отследить. Конечно, успехи информационных технологий приучают нас думать, что все на свете контролируется, и системный анализ очень способствует финансовому контролю, но как раз простые, незамысловатые схемы, которыми пользуются террористы, контролируются плохо. Поэтому в противодействии им, боюсь, никакая информационная система не заменит качественной оперативной работы в поле.
— А если речь идет о системах электронных платежей? Ее же в поле не проконтролируешь...
— Несмотря на постоянные разговоры о том, что электронные деньги и платежи — это зона риска, нет хоть сколько-нибудь доказательных подтверждений их системного использования в террористических целях. Традиционный банковский сектор отмывает на много порядков больше денег, чем электронные системы. Это не то чтобы говорит об особой надежности электронных систем, а просто отражает специфику их работы. Во-первых, электронные деньги строго ограничены по сумме: ты не можешь хранить в электронном виде большие капиталы. Во-вторых, если электронные деньги собираются по технологии краудфандинга, в конечном итоге они все равно попадают на банковский счет и дальше идут и проверяются по традиционным банковским каналам. В-третьих, они как раз являются "сложным" финансовым инструментом. В отличие от банковского счета, который можно открыть, единоразово предоставив паспорт, личность человека, совершающего операции с электронными деньгами, верифицируется постоянно, в режиме онлайн: любое приложение, позволяющее такие операции совершать, идентифицирует ваш IP-адрес, триангулирует положение вашего телефона и так далее, а вся эта информация может быть в любой момент использована оперативниками. Важно, что в отличие от межбанковских операций, в системах электронных денег есть единая точка контроля, откуда оперативники могут собирать текущую информацию. Чтобы оставаться анонимным в такой системе, нужна высокая квалификация и постоянное напряжение. И спрашивается: зачем стараться, когда можно просто дать террористу 9 тысяч евро с собой в дорогу и он абсолютно легально перевезет их через границу?.. На мой взгляд, гораздо большую опасность, чем электронные деньги, представляет, например, традиционная для восточных, азиатских и африканских стран неформальная финансово-расчетная система "хавала" (с арабского "передача", "помощь"): один человек сдает в специальном пункте деньги, другой получает их в аналогичном пункте другой страны безо всяких сопроводительных документов, просто по звонку. Это очень простая, почти средневековая система: ее пытаются контролировать, но делать это тяжело.
— Однако очень сложным инструментом — новой электронной валютой биткоинами — террористы чуть было не воспользовались. Недавно прошла новость о том, что американцы арестовали 1,5 млн биткоинов на кошельке запрещенного в РФ ИГИЛ. Значит, опасность существует?
— Биткоины — это хороший вопрос. Понимаете, вокруг них много спекуляций, которые мне не хотелось бы множить. С одной стороны, всем ясно, что эта валюта не контролируется ни одним центральным или коммерческим банком и, соответственно, обладает неконтролируемой эмиссией и псевдонимными владельцами. Поэтому настораживает. С другой стороны, в деле обеспечения анонимности владельца у биткоинов есть уязвимое звено: в процессе их обращения происходит отслеживание всех операций с биткоинами через так называемые открытые таблицы, в результате заинтересованные органы прекрасно видят, когда происходит что-то подозрительное. Не случайно же эти 1,5 млн биткоинов на счетах ИГИЛ так легко обнаружили: попробуйте найти 1,5 млн долларов на счетах террористов в обычном банке — проблем окажется в разы больше. Кошелек с биткоинами размером 1,5 млн очень заметен и очень выделяется, а вот счет в 1,5 млн долларов не выделяется абсолютно никак. Главная моя мысль такова: построение технологически анонимного финансового инструмента и его постоянное использование в преступных целях отнимает столько сил, времени и денег, что абсолютно бессмысленно для организации дешевых терактов. Реальная полная анонимность — это очень тяжелая работа. Опыт показывает, что для проведения какой-то одной операции с электронными деньгами или биткоинами ее еще можно достичь, но систематически ее поддерживать — это уж вряд ли.
— Если говорить о критериях для выделения "подозрительных" финансовых потоков, может быть, стоит внимательнее проверять денежные переводы из определенных стран, внимательнее следить за "институтами исламского банкинга"?
— По поводу переводов — отчасти это и делается, а вот что касается "исламского банкинга", то особых подозрений он не вызывает. Исламские банки — это, по сути, те же самые банки, которые, однако, придумали специальные инструменты, позволяющие обходить религиозный запрет на получение процентов по кредиту (рибу) и соблюдать целый ряд религиозных ограничений по использованию средств. Как правило, они рассматривают кредит не как ссуду, а как инвестицию, форму делового сотрудничества с клиентом. В этом случае человек, купивший машину на деньги, выданные исламским банком, будет отдавать ему те же проценты, что и обычному банку, только назовут их не процентами, а как-то еще. Это растущий сектор на финансовом рынке в мире, он появляется в России, но он хорошо встроен в общую систему и имеет аналогичные формы отчетности, так что подозрений не вызывает. Хотел бы, кстати, обратить ваше внимание на важный факт: обычно места концентрации "подозрительных" финансовых потоков совпадают с местами концентрации потоков респектабельных. Бесполезно искать "тайные" банковские центры, которые оперируют деньгами ИГИЛ. Это те же самые центры, которыми пользуется весь мир, именно поэтому террористы если где-то и хранят деньги, то скорее в Швейцарии или ОАЭ, а не в Таджикистане или Ираке. "Белое" от "черного" здесь не отделить простой технической процедурой.
— Получается не слишком оптимистичный вывод: контролировать финансовые потоки террористов мы, фактически, не в состоянии, потому что они слишком мелкие, слишком международные, слишком разнообразные...
— На самом деле, все не так плохо: Международная группа разработки финансовых мер борьбы с отмыванием денег (ФАТФ) традиционно ставит высокие оценки деятельности отечественного Росфинмониторинга, и создавать дополнительные сложности террористам российская система, конечно, в состоянии. Проблема в том, что финансовые инструменты контроля сами по себе не станут панацеей. Идея разработки концепции финансовой безопасности страны, вероятно, своевременна, но она будет не только и не столько отвечать на террористические угрозы, сколько способствовать стабилизации всей финансовой системы ввиду самых разных вызовов, связанных с экономическим кризисом, с необходимостью санации банков, контроля за платежами и так далее. Не думаю, что кто-то всерьез рассчитывает, будто финансовый контроль превратится в главное и решающее инновационное оружие борьбы с терроризмом.
Финансовые спецоперации
Статистика
Приоритетное значение контроля за финансовыми потоками подтверждается статистически: ряд показателей Росфинмониторинга в 2014 году улучшился на 20-50 процентов по сравнению с 2013 годом. Прогресс ожидается и в текущем году
Росфинмониторинг в 2014 году:
контролировал деятельность 140 тысяч финансовых институтов, выполняющих поручения клиентов об осуществлении операций с денежными средствами или иным имуществом
получил 11 миллионов сообщений о сомнительных операциях на сумму порядка 160 трлн рублей
выявил 15 "теневых" площадок с объемом незаконных финансовых операций на сумму около 90 млрд рублей
заморозил счета и активы более 1,5 тысячи лиц, имеющих отношение к терроризму, на сумму около 33 млн рублей
включил в Перечень организаций и физических лиц, в отношении которых имеются сведения об их причастности к экстремистской деятельности или терроризму, 4139 физических и юридических лиц. Из них:
- по российскому списку — 3610 физических лиц и 61 организация
- по международному списку — 380 физических лиц и 88 иностранных организаций
провел более 6 тысяч финансовых расследований по линии противодействия финансированию терроризма и экстремизма. В результате было возбуждено 62 уголовных дела, 32 переданы в суд, вынесено 15 обвинительных приговоров.
Источник: Росфинмониторинг, годовой отчет за 2014 год
Практика малых дел
Досье
В прошлом году два гражданина России были осуждены за финансирование ИГИЛ, причем финансовая помощь террористам у обоих была как раз "малобюджетной"
34-летний житель Башкирии Сибай Радик Гильванов получил четыре года и пять месяцев колонии за содействие терроризму. По данным УФСБ по Республике Башкортостан, Гильванов использовал технологию краудфандинга: обращался к жителям своего города Сибая и предлагал им пожертвовать любую сумму для помощи страдающим мусульманам Сирии. Собранные деньги он направлял на банковские счета членов запрещенной в РФ террористической организации ИГИЛ, в результате с 2012 по 2014 год финансово поддержал террористов на сумму 90 тысяч рублей. Главной сложностью в ходе обвинения было доказать, что Гильванов знал, куда перечисляются деньги, и понимал, что на них будут закупаться оружие и боеприпасы.
55-летний житель Мордовии Равиль Абдуллов получил пять лет колонии и штраф 200 тысяч рублей за финансирование терроризма. Оперативники мордовского УФСБ отследили, что он передал через третьих лиц 1335 долларов своему племяннику, находящемуся в Сирии. Из телефонных разговоров с племянником, по версии ведомства, Абдуллов знал, что тот воюет на стороне боевиков, однако согласился передать ему деньги. В ходе процесса обвиняемый просил оправдать его, объясняя свой поступок желанием помочь родственнику, попавшему в беду.
Источник: "Российская газета"