В субботу федералы объявили закрытыми все горные районы Чечни, а накануне ввели по всей республике комендантский час. Чеченские боевики ответили на это новыми вылазками и терактами, а простые чеченцы никак не разберутся, кого им винить в сложившейся ситуации. Зато во всем уже разобрались чеченские дети: они готовы убивать всех русских.
Вряд ли кто-то всерьез рассчитывал, что после президентского ультиматума боевики толпой побегут сдаваться российским властям. Военные, во всяком случае, понимали, что этого не произойдет. "У боевиков, как и у нас, обратной дороги нет",— говорили они корреспонденту Ъ.
В минувшую пятницу по всей республике был введен комендантский час: с восьми вечера до шести утра гражданам запрещено появляться на улицах. На следующий день все горные районы Чечни были объявлены закрытыми зонами. Однако на боевиков это никакого впечатления не произвело. В субботу днем в Курчалоевском районе боевики обстреляли российские вертолеты. По сообщениям военных, "ответным ударом огневые точки были подавлены", а бандитские базы уничтожены. Одновременно с этим в горном селении Автуры Шалинского района боевики из пулемета, установленного на автомобиле УАЗ-469, обстреляли еще один российский вертолет со штурмовой группой на борту. Военные пресс-службы утверждают, что ответным огнем "УАЗ" и четверо находившихся в нем бандитов уничтожены. Однако уже в ночь на воскресенье в том же селении Автуры бандиты ворвались в дом, где проживали сотрудники местного УВД. Убит старший лейтенант и ранен младший сержант. Правда, согласно другим сообщениям, боевики ворвались не в простой дом, а напали на военную комендатуру и временный отдел внутренних дел. Причем сразу и в Шалинском, и в Курчалоевском районах. По сообщениям информагентств, ссылающихся на официальных представителей военных, "нападавшие действовали группами по десять человек, использовали тактику повторяющихся огневых атак, но каждый раз российские милиционеры и военнослужащие ответным огнем рассеивали экстремистов".
В ночь накануне этих событий в Урус-Мартане во время комендантского часа были убиты двое пожилых местных жителей. По официальным данным, они находились на дежурстве, "проверяя, кто передвигается по данной улице в ночное время". В свою очередь, федералы, по официальным же данным, провели полтора десятка спецопераций. Вместе с тем есть районы, где жизнь очень похожа на мирную. В одном из них, в Ножай-Юртовском, находилась корреспондент Ъ.
Дорога в Ножай-Юрт считается неспокойной, поскольку идет по лесам и горам. Первые горные села на нашем пути разительно отличаются от давно скрывшегося на горизонте Гудермеса. Здесь почти безлюдно. Люди попрятались то ли от жары, то ли на всякий случай — ждут чего-то страшного. В одном селе видим, как мальчишки играют в войну. Один, лет шести, из игрушечного пистолета целится мне прямо в лоб. Мой спутник Идрис, сотрудник республиканского УВД, говорит с мальчиком по-чеченски и переводит для меня. "Она русская? — спрашивает ребенок, указывая на меня пистолетом.— Скажи, чтобы уходила, а то я буду в нее стрелять".— "Спросите, кто научил его этому",— прошу я Идриса. Он усмехается и говорит, что в этих местах научиться этому проще всего. "Русские убили Ахмада,— говорит мальчик.— Дада (отец.— Ъ) сказал, мы за него должны убить русского".— "Кто такой Ахмад?" — спрашиваю я. "Его брат,— отвечает Идрис.— Он носил автомат".
Едем по крутому серпантину. Картина почти идиллическая: на зеленых склонах пасутся овцы и лошади, старый пастух смотрит на солнце, закрывая рукой морщинистое лицо. Идиллию разрушают стоящие впереди бетонные блоки с торчащим из щели пулеметом. Этот блокпост считается самым трудным. "Если проедем через него, значит, до места доберемся",— говорит Идрис. На шлагбауме табличка с надписью: "Дорога закрыта". Это значит, что тут идет или готовится крупная спецоперация. "Не выходи",— предупреждает меня Идрис и уходит к посту. Две тучные чеченки, обмахиваясь концами своих темных платков, устало смотрят в сторону поста. Какой-то мужчина начинает убеждать одну из них ехать назад, но женщина кричит на него, потом плачет. Идрис возвращается через 20 минут, и мы минуем блокпост. "Как вам это удалось? Почему не спросили даже моих документов?" — спрашиваю у Идриса. "Я сказал, что еду на совещание, а со мной родственница, хочет повидать мать. Тут женщин не особо проверяют. Но пришлось немного денег дать, раз уж я тороплюсь". Оказывается, на обычном посту достаточно десяти рублей, чтобы проехать, а на так называемой закрытой дороге ставка возрастает до 100-150 рублей. "Не может быть, чтобы здоровый мужчина с автоматом брал десять рублей с женщин и детей",— говорю я. "Им тоже зарабатывать надо,— отвечает Идрис.— Раньше было легче, а как боевые сняли, люди сразу это почувствовали. Без пошлин уже не проедешь. Даже у нас, милиционеров, бывают проблемы. Иногда прямо говорят, что нужно дать денег. А для чего же они сюда едут?" На оставшемся пути мы видим несколько машин со спецназом, который медленно едет в сторону гор.
На посту у въезда в Ножай-Юрт нас уже не проверяют. "Ну все, началась зона социализма,— смеется Идрис.— Увидишь, сама поймешь". Центральная улица заполнена людьми. После безмолвия маленьких горных сел Ножай-Юрт кажется центром мира. Девочки в коричневой школьной форме и в белых фартуках с ранцами за плечами. Молодые люди с потрепанными книжками. Грузовые машины, с которых веселые женщины торгуют помидорами и фруктами. Звуки гармошки и детского пения, раздающегося из огромного белого Дворца культуры. Все это действительно напоминает забытые фильмы из пионерского детства. О реальности напоминают смуглые мужчины в камуфляже, которых здесь очень много. Это бойцы местной стрелковой роты.
"У нас гораздо лучше, чем в других районах. У нас даже газ подводят",— с гордостью говорит одна из жительниц села и вспоминает прошлую зиму, когда жители вырубали окрестные леса для того, чтобы не умереть от 30-градусной горной зимы. "Мужчины уходили в лес, чтобы принести дрова, и мы не знали, вернутся они или нет,— говорит женщина.— Многие так и не вернулись. Их задерживали военные, и больше их никто не видел". Леса в районе до сих пор пользуются дурной славой — подростки не раз видели там темнокожих наемников. Военные тоже в курсе и каждую ночь обстреливают леса. В результате жители по трое суток сидят без света — как раз через лес проходит линия электропередачи.
В села боевики не заходят: если появляется чужой, сельчане сообщают об этом в администрацию или в комендатуру. Прошлой зимой группа боевиков пыталась устроиться в одном из сел района, так жители взяли оружие и сами их прогнали. За это военные не трогают местных парней. И не только за это: здесь сформирована стрелковая рота из чеченцев-контрактников. Воюют, говорят, хорошо.
В центре села — комендатура, РОВД, прокуратура и суд. Они загорожены мешками с песком и затянуты камуфлированной сеткой, из-за которой поблескивают орудийные стволы. А вот изрядно пострадавшее от обстрелов старое здание администрации района фактически не охраняется. Это кажется странным, особенно после покушений на главу администрации Иситу Гайрибекову, единственную в республике женщину, руководящую целым районом. "Это легендарная женщина,— рассказывают мне сотрудники администрации.— Ни разу никто не пожалел, что она нами руководит. У нас восстановлены и работают все школы и колхозы". С самой госпожой Гайрибековой встретиться не удалось — еще утром она уехала в соседнее село на похороны.
ОЛЬГА Ъ-АЛЛЕНОВА, МАКСИМ Ъ-СТЕПЕНИН