Фильм Алексея Федорченко "Ангелы революции" интересен сам по себе, но особенно в свете драматических судеб авангарда в России. Подтверждение этого драматизма не только в истории, но и в хронике сегодняшних дней видит АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Один из ангелов — композитор, другой — архитектор, третий — кинорежиссер, четвертый — режиссер театральный... Они исповедуют новейшие религии эпохи — супрематизм и конструктивизм, разрабатывают проекты счастливого коммунистического будущего, его символом оказывается храм огненного погребения — экологичный и экономичный крематорий. Они ездят в Мексику, где не брезгуют снимать на пленку реальные казни, революционная судьба заносит их в Крым, в Свияжск, на Камчатку. Во флешбэках их авантюрных биографий преломляются легенды и слухи, связанные с именами Эйзенштейна, Малевича, Термена, Ларисы Рейснер. Оживают, пускай в преображенном виде, события эпохи авангарда и советской "культурной революции" — вроде физического уничтожения труппы театра "Скатувэ", расстрелянной в 1938-м на Бутовском полигоне НКВД как "латышская националистическая фашистская организация".
После этих коротких интродукций фильм завязывается в главный сюжетный узел. Группа великолепных мужчин — ангелов истребления — едет в северную тайгу со спецзаданием: они должны приобщить хантов и лесных ненцев к советской цивилизации, вывести их из-под влияния вредоносных шаманов. Отряд этих пришлых самураев возглавляет женщина — пламенная революционерка и гроза всякой контры Полина Шнайдер (ее играет Дарья Екамасова, в большинстве других ролей заняты артисты "Коляда-театра"). Эта история тоже имеет реальную подоплеку: в 1930-е годы на реке Казым большевики построили культурную базу, которая включала роддом, ветеринарную клинику, школу и музей. Но аборигены, упрямые обские угры, не захотели жить по чужому плану, который осквернял их уклад и верования. Началось Казымское восстание, естественно, потопленное в крови.
Об этом уже был снят игровой фильм "Красный лед. Сага о хантах", где данная коллизия воспроизведена в традиционной форме исторической мелодрамы. Но Федорченко находится в своих, особых отношениях с реальностью — его метод называли и магическим неореализмом, и социалистическим сюрреализмом, сам режиссер не прочь поговорить о "киберпанке". Трудно сказать, что ближе к природе фильма, в котором даже декоративные крылатые собачки участвуют в пропагандистском шоу под девизом "Мы не собаки". Несомненно одно: "Ангелы революции" выросли из ставшей уже почтенной авангардистской традиции. Их стилистическим предшественником можно считать давний фильм Александра Митты "Гори, гори, моя звезда" — хоть и с другим идеологическим знаком, но тоже посвященный революционному авангарду и тоже близкий к стихии лубка, примитивизма, театра масок. Впрочем, у Митты не было тех региональных народных корней, которые питают экранный мир "Ангелов революции": традиция и авангард, хоть и враждуют в нем сюжетно, формально прекрасно уживаются. И это закономерно, поскольку оба апеллируют к язычеству и фольклору.
Екатеринбуржцу Федорченко удалось то, о чем тщетно мечтают его московские и питерские коллеги. В один прекрасный день он нарушил границу между документальным и игровым кино, сняв "Первые на Луне" — мокьюментари в стиле научпопа с фантастическим посылом: как будто бы советские космонавты в рамках секретной программы первыми высадились на Луне. Фикция оказалась достаточно убедительной, чтобы сорвать в Венеции награду за лучший фильм программы "Горизонты", причем с характеристикой "лучший документальный"! Потом появились "Овсянки", тоже своего рода мокьюментари — и опять мировая премьера в Венеции, и опять успех. Так началась серия экранизаций литературных мечтаний казанского писателя Дениса Осокина на тему угро-финского этноса, чьи древние мифы и обряды по-прежнему живы на просторах России. Об этом свидетельствовал и фильм "Небесные жены луговых мари", где мистификация тесно сплетена с мистикой и этнической эротикой. Выйдя на эту золотую жилу, Федорченко стал певцом локальных культур, пока еще не до конца раздавленных катком глобализации. В этом воспевании нет пафоса, зато есть ностальгия по утраченному и трогательный трагикомизм.
Именно в этой тональности снята финальная сцена "Ангелов революции", в которой Катя, первая новорожденная того революционного роддома, ныне глубокая старуха, поет "Песню о тревожной молодости" Пахмутовой. Документальная фактура (старуха-то настоящая) оправдывает завихрения самой причудливой фантазии. Но еще больше ее актуализируют события наших дней, в карикатурном кривом зеркале отражающие сюжеты вековой давности. Тогда авангард, ассоциировавшийся с атеизмом и революцией, наступал на попов, шаманов и прочих служителей "темных культов", которые стали одними из первых жертв красного террора. Но довольно скоро сам авангардизм был объявлен крамолой, а его ангелы предстали мучениками новой религии. Прошло еще несколько десятилетий — похерен так и не построенный коммунизм, реабилитировано и возведено на пьедестал православие. И вот все повторяется по кругу: панк-молебен, повлекший "двушку", разрушение скульптур Сидура, погром "русофобской" украинской библиотеки, вторжение "борцов с наркотиками" на фестиваль левого искусства "Медиаудар". Ничто не ново под российской луной, и жизнь ангелов авангарда по-прежнему и опасна, и трудна.