В понедельник президент России Владимир Путин принял участие в саммите экспортеров газа, на котором была принята резолюция, осуждающая «санкции в одностороннем порядке». А на встрече с президентом Туркмении Владимир Путин пообещал, что военная операции России в Сирии «будет продолжаться столько, сколько нужно, чтобы наказать виновных». Специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ считает, что это уже личное.
Фото: HO/KHAMENEI.IR/AFP
Фото: Коммерсантъ / Андрей Колесников
Саммит экспортеров газа в Тегеране произвел сильное впечатление. Уровень его организации трудно с чем-нибудь сравнить. А если и получится, сравнение будет, конечно, не в пользу Тегерана. Куда бы ты ни пришел — к автобусу, который едет из аэропорта, к входу в конгресс-центр, где проходит саммит, к выходу из него — везде на тебя смотрят с недоумением, граничащим с трепетом, а то и ужасом: кто ты и что же теперь с тобой делать? Лучше всего, чтоб ты исчез и никогда не появлялся больше — пропустить тебя ведь все равно нельзя, так что лучше бы ты сам решил свою проблему…
Человек, который говорит, что сейчас выйдет и встретит тебя и что уже тебя видит, после часа ожидания наконец ответит на один из 200 твоих звонков и расскажет, что он уже третий день находится совсем в другой провинции Ирана и возвращаться пока не собирается.
При этом тебя могут вдруг пропустить всюду, несмотря на то что на груди у тебя не бедж, а просто синий чехол от него, развернутый рубашкой вверх… А просто ты вдруг стал им безразличен…
При этом внешне, на телевизионной картинке, все было похоже на настоящий саммит. Церемония встречи, церемония фотографирования, церемония пленарного заседания…
Впрочем, пленарное заседание задерживалось уже больше чем на час. Приехали все участники саммита (12 человек), все наблюдатели (6 человек, включая представителей реальных мировых лидеров газа — Норвегии, Алжира…). Не было только кого? Да конечно, Владимира Путина. Он в это время встречался с аятоллой Хаменеи, лидером страны, на фоне которого президент Ирана Хасан Роухани — не самая впечатляющая фигура в Иране.
Так они все и провели в ожидании российского президента почти полтора часа.
А когда он приехал, то был принят, без сомнения, с особыми знаками внимания. И на церемонии фотографирования господин Путин стоял не меж двух дам, как на G20 в турецкой Анталье, а рядом с хозяином саммита, президентом Ирана.
Пленарному заседанию предшествовало исполнение гимна Ирана, а также молитвы, виртуозно напетой специально приглашенным гостем.
Выступая один за другим и, как ни странно, коротко, лидеры саммита показывали себя людьми спокойными и не настаивали на мировом господстве (в отличие, например, от того, как проходят саммиты ОПЕК). Это соображение, конечно, не касается президента Боливии Эво Моралеса и президента Венесуэлы Николаса Мадуро.
Владимир Путин в своем выступлении утверждал, что если потребители газа пытаются диктовать правила игры на рынке производителям, то и должны по крайней мере делить с ними инвестиционные риски.
Некоторая часть заседания оказалась закрытой. И вот на ней, по данным “Ъ”, было неспокойно. Амбиции лидеров дали о себе знать. Полное спокойствие сохранял только представитель Нидерландов: он оставался наблюдателем на этом саммите в самом точном смысле этого слова. Тем более что он как представитель Евросоюза и есть один из тех, кто пытается устанавливать новые рыночные законы.
После пленарного заседания у Владимира Путина должны были пройти две двусторонние встречи: с Николасом Мадуро и президентом Туркмении Гурбангулы Бердымухамедовым. И вот организаторы проявили себя во всем своем иранском великолепии. Им показалось, что на встрече Николаса Мадуро и Владимира Путина собирается слишком много российских журналистов, хотя число оговаривалось заранее (да и в конце концов это была российско-венесуэльская встреча, и обычно хозяева таких саммитов в это вообще не вмешиваются).
Но, видимо, многолетние санкции дали о себе знать. Навыки организации подобных мероприятий оказались атрофированы. Представители иранских спецслужб взбунтовались, приказывали журналистам сидеть (я думал, прикажут лечь)… В ответ журналисты и сотрудники пресс-служб президентов в какой-то момент продемонстрировали желание пойти на штурм… Те, в свою очередь, продемонстрировали готовность идти до конца… Я начал ждать появления стражей исламской революции. И я уже слышал крики: «А ты кто такой?!» И к откуда-то взявшемуся голландскому фотокорреспонденту, который всего себя начал посвящать профессии, увидев такое, тянулся из толпы грузный иранец с тяжелым взглядом…
Все закончилось мгновенно. Сначала они пропустили половину российских журналистов, потом и вторую.
Вот так же вдруг они потеряли к нам всякий интерес.
А сотрудник ФСО и вообще показал себя молодцом: обошел иранскую охрану и перепрыгнул через пролет лестницы…
Первой тем временем оказалась встреча с Гурбангулы Бердымухамедовым. Президент Туркмении поинтересовался у Владимира Путина, кто будет говорить первым, и тому, конечно, уже ничего не оставалось, кроме как пожать плечами, что, конечно, это будет туркменский президент… Потом господин Бердымухамедов высказал соболезнования в связи с крушением А321 и перешел к тому, что его действительно, видимо, волновало. Он рассказал, что скоро состоится «большой саммит глав прикаспийских государств в Казахстане»:
— И якобы наши казахстанские друзья очень обеспокоены вопросами безопасности… Надо ли менять авиасообщение по вопросам изменения маршрута… Я не знаю, вы в курсе, не в курсе, но есть обеспокоенность…
Речь туркменского президента только на первый взгляд была путаной и осторожной. Прекрасно же было понятно, о чем он. Конечно, о Каспийской флотилии, которая время от времени наносит удары по ИГ в Сирии.
И никакой осторожности тут не было. Это было очень жесткое заявление, сделанное к тому же от имени казахстанского коллеги. То есть на себя лично президент Туркмении ответственность за это заявление брать отказался. Хорошо ли это? По сути, Гурбангулы Бердымухамедов настаивал на том, чтобы такого больше не происходило. Борьба с терроризмом не стоит таких рисков, дал он понять.
И президент Туркмении сразу перешел к истории о том, как туркменский народ любит русский язык:
— Вы знаете, с каким обаянием мы относимся к изучению русского языка…— поделился он с российским президентом, опять не совсем по-русски.
Вспомнил, как открывал российско-туркменскую школу им. А. С. Пушкина вместе с Владимиром Путиным.
Выглядел растроганным.
Сообщил, что в столицу Туркмении на фестиваль кинокартин «Мосфильма» приезжали «супруги Меньшовы, мы очень благодарны…»
В общем, замаскировался от души.
Пригласил Владимира Путина на конференцию в Туркмении, которая будет посвящена теме нейтралитета (ибо Туркмения — нейтральная страна):
— Много глав государств хотят приехать. Но главное — будет большая культурная программа!..
Было очень интересно, что ответит господин Путин.
— Что касается использования воздушного пространства над Каспийским морем…— произнес российский президент.— Наши друзья об этом ничего не говорили…
Он таким образом решил не дать возможности туркменскому коллеге делать вид, что вся эта история вообще никакого отношения к самому Гурбангулы Бердымухамедову не имеет.
Господин Путин добавил, что «так называемое ИГ, “Ан-Нусра”, не щадят никого, зверства совершают, в том числе и по отношению к судам гражданской авиации…»
Это было уже о том, что Каспийская флотилия на самом деле защищает и казахстанские, и туркменские самолеты (хоть не всегда удается защитить даже российские).
— Мы будем делать это, пока посчитаем нужным, чтобы наказать виновных,— добавил Владимир Путин.
В ответ на жесткую претензию тут же последовало еще более жесткое заявление.
И после этого он сразу безоговорочно поддержал энтузиазм коллеги по поводу всестороннего изучения русского языка в Туркмении, добавив перед этим, впрочем, что надеется:
— Наши друзья не только с пониманием отнесутся, но и будут поддерживать (российскую военную операцию в Сирии.— А. К.).
Только теперь стало понятно, какое впечатление произвели на него слова президента Туркмении. Российский президент был как минимум раздосадован. Ведь это все было — вместо благодарности…
А вот Николас Мадуро во всем поддержал Владимира Путина. Ну разве мог не поддержать?
— Высоко ценим ваши усилия в установлении стабильности на Ближнем Востоке,— сказал он.
Формулировка эта очень уж похожа на «принуждение к миру».
— Это требует большой смелости от вас как от президента! — не удержался и воскликнул Николас Мадуро, потому что не хотел удерживаться.
Хоть кто-то оценил…
То есть все-таки награда в этот день нашла героя.
Саммит тем временем одобрил проект итоговой резолюции. Для России имел большое значение пункт 8, в котором есть фраза об «осуждении односторонних санкций».
Эта фраза — результат, безусловно, длительного лоббирования, но все-таки надо же сказать, что санкции не стали односторонними: ведь были и ответные, как известно (то есть безжалостное продовольственное эмбарго по отношению к Европе).
Так стоило ли признавать в такой декларации, что продовольственное эмбарго выстрелило как из пушки по воробьям и что на самом деле санкции эти, конечно, односторонние?
Поздним вечером, в половине одиннадцатого, в конгресс-центре только начинались переговоры Владимира Путина и Хасана Роухани.
В это время участники саммита только еще начинали расходиться с приема. Они стояли в холле и что-то никуда не спешили. Среди всех выделялась, а вернее, блистала глава делегации Тринидада и Тобаго. Эта молодая афроамериканка не стала надевать ни платка, ни длинной юбки, закрывающей ноги, а по-моему, ничто для организаторов на этом саммите так не принципиально, как это.
Она бросила вызов целой стране.
И он был принят. Ее атаковали иранские журналисты. Они не верили своему счастью. Она солировала и позировала. Она сделала то, на что никто больше не решился в этот вечер ни на саммите, ни во всем, уверен, Тегеране. Эта прекрасная пантера готова была проглотить кого угодно.
Вот что я навсегда запомню из этого саммита в Тегеране-2015.
Впрочем, окончание саммита не было таким жизнеутверждающим. Иранская служба безопасности потеряла ощущение реальности и зверела на глазах. Сначала, до заявления двух президентов, страдали журналисты: их истязали в дверях. После заявления стало хуже. Из дверей конгресса миром отпустили только российского президента. Делегацию блокировали. Я видел ошарашенного Сергея Лаврова, который вырвался на свежий воздух из рук, а точнее лап охранников. Ему досталось в этой давке, но он прорвался и теперь очень хотел вернуться к одному, видимо, самому активному. Сергей Лавров в результате ограничился словами, но можно представить, что это были за слова. Выражение "Дебилы, б..." теперь является детским лепетом.
Но ведь вырвались. Нет больше такой делегации, которая прошла бы через это.
А русские идут.