Лидеры запрещенной в России террористической группировки ИГ неоднократно заявляли о намерениях на перенесение джихада на нашу территорию. После терактов на Синае и в Париже, захвате заложников в Мали стало очевидным, что ИГ воюет с Россией и Европой не только в Сирии. Специально для "Власти" бывший посол России в Афганистане Михаил Конаровский размышляет о будущем этой страны, ее роли на Ближнем Востоке и в Центральной Азии.
Фото: AP
Фото: Reuters / Gary Cameron/File
Многолетний кризис в Афганистане имеет собственную внутреннюю динамику, но одновременно он тесно связан с развитием событий на Ближнем Востоке. В октябре афганский кризис отозвался молниеносным захватом талибами Кундуза, недалеко от границы с Таджикистаном. Прихватив оружие и боеприпасы, они вскоре ушли из города. Однако ответ на вопрос о реальных целях и задачах этой акции до сих пор остается открытым. Наиболее адекватное объяснение связано со стремлением талибов вновь проверить на прочность центральное правительство и продемонстрировать Кабулу, а еще больше — населению, кто в доме настоящий хозяин. Афганское правительство было на грани паники, а президент Барак Обама тут же объявил о решении сохранить на будущий год в Исламской Республике Афганистан (ИРА) нынешнюю численность американских войск. Американский президент пообещал сократить их почти в два раза в 2017 году, но реализация этого решения ляжет уже на плечи нового главы Белого дома. А пока талибы ответили готовностью воевать в Афганистане до тех пор, пока США не выведут из страны все свои войска.
Вывод основного контингента американских войск к концу прошлого года не привел к реализации слабой надежды на способность кабульских властей справиться со сложнейшими задачами по стабилизации обстановки и обеспечению мирного строительства. Западные рецепты, как ранее советские, отказывались приживаться на афганской земле. За более чем десятилетний срок пребывания в ИРА иностранных войск и массированного финансово-экономического вливания страна все еще ассоциируется с термином "несостоявшееся государство". Афганистан остается в плену трайбалистской и этнорелигиозной раздробленности, а также средневековых предрассудков. Все это на долгие годы вперед предопределяет нестабильное будущее страны. Признанием Вашингтона провала своей миссии в ИРА стало и то, что за этот же период так и не был нанесен решающий удар как по "Аль-Каиде" (место которой теперь все активнее занимает ИГ), так и по вооруженным талибам. Принципиальный вывод, напрашивающийся по следам недавних событий на севере Афганистана,— подтверждение слабости его центральной власти. Все это происходит на фоне перманентного экономического кризиса в стране, когда Кабул продолжает ориентироваться прежде всего на массированную внешнюю помощь, а основой экономики остается создание и нелегальное распространение наркотиков. Эксперты признают, что вооруженные силы ИРА не способны нанести талибам фатального ущерба. В связи с этим весьма чувствительным остается вопрос о внутренней мотивации солдат и офицеров, в рядах которых царит низкий моральный настрой и традиционны настроения дезертирства. Все это вынуждены признавать и США, чем, по существу, и было вызвано последнее решение хозяина Овального кабинета, принятое явно без особого энтузиазма.
Еще задолго до вывода из ИРА иностранных войск эксперты просматривали несколько сценариев дальнейшего развития обстановки в стране. Наиболее пессимистичный связывался с возможным крахом существующих структур и приходом к власти талибов, а оптимистичный — с сохранением нынешнего режима, возможно, в несколько модифицированном виде и с определенным участием его нынешних оппонентов. Думается, что в долговременном плане именно такой вариант был бы наиболее приемлемым и реалистичным как для самой страны, так и ее непосредственных соседей, а также крупных внешних игроков. При этом в перспективе целесообразно было бы восстановить и нейтральный статус Афганистана, фактически утраченный им еще в конце семидесятых годов прошлого столетия. Разрешение комплекса всех этих проблем возможно только на основе прочного консенсуса среди многочисленных элит страны, включая региональных авторитетов и разномастную вооруженную оппозицию. Вопрос заключается лишь в том, как достичь такого консенсуса? Сохранение общей неопределенности в ИРА, традиционной взаимной настороженности и недоверия местных элит и перманентной войны всех против всех только усугубляет ситуацию.
Большинство афганских талибов вряд ли готовы уступить ИГ свои позиции
Прошлый год ознаменовался также проведением в Афганистане новых президентских выборов, которые завершили более чем десятилетнее правление президента Хамида Карзая. Последним жестом уходившего политика был демонстративный отказ подписать с США Соглашение о сотрудничестве в области безопасности и новом статусе пребывания в ИРА американских войск. "Кабульский лис", как иногда за глаза называли Карзая, предпочел оставить окончательное решение вопроса за своим преемником. Прошедшие в два этапа выборы в очередной раз продемонстрировали глубину, сложность и запутанность всех афганских проблем. В результате совершенной под давлением США политической сделки (для этого в Кабул специально вылетал госсекретарь Джон Керри) новым президентом страны стал пуштун Ашраф Гани, а "главным исполнительным лицом" — его многолетний политический оппонент, многие годы занимавший пост министра иностранных дел, наполовину таджик Абдулла Абдулла. Однако слабость и конституционная сомнительность новой коалиции — "правительства национального единства" — была предопределена с самого начала, поскольку должность второго лица в государстве не предусмотрена в Основном законе страны. Проявлением сохранения афганских неопределенностей стал длительный и болезненный процесс назначения руководителей основных ведомств, особенно силового блока, а министр обороны до сих пор является "исполняющим обязанности".
Талибы же, вдохновленные начавшимся выводом иностранных войск, стремились всемерно закрепить свои позиции и в настоящее время, по оценкам ООН, уже присутствуют почти в двух третях провинций Афганистана. Тем не менее энергичное внешнее политическое маневрирование новых властей Кабула привело к проведению под эгидой Пекина, Исламабада, а также негласно Вашингтона двух раундов переговоров с талибами, которые вновь зашли в тупик.
Основной проблемой талибов, впрочем, как и правительства, всегда являлось отсутствие единства. Многие их полевые командиры стремились к максимальной "свободе рук" как на военном, так и на политическом поприще. Смерть многолетнего формального лидера талибов муллы Мухаммеда Омара летом нынешнего года (во всяком случае, именно тогда ее официально признали ближайшие соратники муллы) привела к новой расстановке сил. С кандидатурой нового лидера муллы Ахтара Мансура согласились не все. Нельзя исключать, что именно для консолидации своей власти тот сразу же занял особо жесткую позицию в отношении Кабула, продемонстрировав свои возможности и на примере последних событий в Кундузе.
Особенностью развития ситуации в Афганистане последних лет был неуклонный рост влияния талибов не только в восточных, но и северных регионах. Свою лепту продолжали вносить и многие годы воевавшие на их стороне представители военно-политической оппозиции в республиках Центральной Азии. Среди основных из них — "Исламское движение Узбекистана" и транснациональная "Исламская партия освобождения", которая уже официально ассоциирует себя с ИГ. В последнее время с ними начинали все больше смыкаться и террористы из Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая. С прошлого года растущей головной болью для Кабула стала и террористическая деятельность ближневосточного ИГ. Его идеология, методы достижения целей, фанатизм и агрессивность в значительной степени напоминают талибов образца 1990-х годов. А некоторые из нынешних руководящих деятелей ИГ имели в свое время достаточно глубокие корни в афганских лагерях подготовки террористов "Аль-Каиды" и, соответственно, прямые контакты и с талибами. По иронии судьбы, если к началу двухтысячных Афганистан являлся одним из основных очагов международного терроризма новой волны, то сегодня уже террористы ИГ оказывают возрастающее влияние на развитие обстановки в этой стране. В рамках объявленного халифата афганскую территорию боевики ИГ включили в Хорасанский эмират (от Туркмении до Северо-Западного Китая), к которому стали присоединяться талибы из числа тех, кто не нашел себя в трансформирующейся иерархии собственного движения. Ситуация в значительной мере вновь напоминала середину девяностых: тогда набиравшие силу талибы активно рекрутировали моджахедов, недовольных своим положением при дележе пирога власти после свержения в 1992 году "прокоммунистического" правительства НДПА. Стремясь подмять под себя талибов, весной нынешнего года лидер ИГ Аль-Багдади выступил с грубыми нападками на муллу Омара. Это не могло не вызвать энергичных протестов, а также требований прекратить на территории Афганистана вербовку боевиков в ряды ИГ. И хотя обе группировки в настоящее время находятся в состоянии взаимного джихада, тем не менее их деятельность представляет растущую опасность для стабильности как в этой стране, так и в соседней Центральной Азии.
Вместе с тем тот факт, что большинство афганских талибов вряд ли готовы уступить ИГ свои позиции, дает Кабулу возможность выработки сценариев по углублению их идеологических и иных противоречий и разногласий. При этом такой возможности объективно содействовали очередные недавние кровавые столкновения между талибами и боевиками ИГ в провинции Заболь. Практически одновременно состоявшаяся в Кабуле грандиозная по масштабам демонстрация протеста в связи с казнью боевиками семерых заложников вновь поставила перед властями вопрос о принятии срочных и жестких мер против террористов ИГ. В противном случае "правительство национального единства" может столкнуться с прямой угрозой распада.
Наибольшую обеспокоенность вероятностью террористической угрозы с территории Афганистана, как идеологической, так и военной, проявляют в Центральной Азии (хотя угрозы прямого массированного вторжения сюда исламских боевиков с юга, скорее всего, ожидать не следует). Обеспечить долговременную стабильность в этом подспудно взрывоопасном районе, где межгосударственные отношения отягощены застарелыми проблемами водопользования, территориальными претензиями, непростой этнорелигиозной ситуацией, невозможно без решения афганской проблемы. Особые опасения высказываются в Таджикистане, в том числе в связи с резким осложнением в последнее время внутренней обстановки в этой стране. Ташкент принял меры для плотного прикрытия своего участка границы с ИРА. Непростая ситуация складывается в Киргизии, где экстремистские группировки сращиваются с организованной преступностью и некоторыми силовыми структурами. Повышенную нервозность в отношении намерений афганских талибов и других террористических группировок начали проявлять и в Туркмении, что было вызвано активизацией связанных с талибами афганских туркмен, выступающих под лозунгами об отторжении некоторых южных районов Туркмении.
После распада СССР политико-экономические интересы России в Афганистане существенно сократились. Ситуация в этой стране рассматривается и продолжает рассматриваться в Москве главным образом через призму ее воздействия на обстановку в южных регионах бывшего большого государства. Перманентная нестабильность обстановки в ИРА создает питательную среду для самовоспроизведения терроризма и религиозного экстремизма не только в Центральной Азии. Дополнительные возможности для ведения подрывной работы в России изнутри открывают нелегальная эмиграция из южных районов бывшего СССР, а также возвращающиеся из Сирии и Ирака боевики. Еще до начала операции ВКС РФ в Сирии на территории России участились случаи вербовки наемников для ИГ, прежде всего из числа молодежи, а также попытки создания центров распространения идей экстремистской направленности. Нельзя исключать, что именно эти направления будут максимально эксплуатироваться лидерами ИГ для реализации своих угроз в адрес России.
На недавнем саммите СНГ в Казахстане президент Путин вновь обозначил чувствительность ситуации в Афганистане для стабильности в регионе, назвав ситуацию с терроризмом в ИРА близкой к критической. О сотрудничестве государств--членов ШОС в пограничных вопросах шла речь и на последнем саммите в Уфе в июле. Стороны договорились о пограничном сотрудничестве. Для решения возможных практических вопросов по прикрытию южных рубежей СНГ необходимые меры приняты по линии ОДКБ. Министерство обороны России не исключает возобновления участия российских пограничников в охране таджикско-афганской границы. При этом было бы трудно согласиться с предостережениями ряда наблюдателей о некоей "сверхреакции" Москвы на угрозу терроризма с географического юга. Факты и практика показывают, что она есть, с этим надо считаться, однако как переоценивать, так и недооценивать ее было бы крайне неразумно. На фоне накала нынешних отношений России и Запада нетрудно предположить, что внешние силы (нельзя исключать и США) могут быть заинтересованными в открытии с Россией еще одного достаточно удаленного фронта (теперь это может быть географический юг). Расчет связан с тем, что страна увязнет в новых проблемах, которые неизбежно будут сопутствовать такому шагу с ее стороны.
Ситуация в Афганистане рассматривается в Москве через призму ее воздействия на обстановку в южных регионах бывшего большого государства
Действовать на афганском направлении следует крайне осмотрительно, избегая односторонних действий, прежде всего силовых. Что же касается вопросов поставок Кабулу боевой техники, то они должны решаться по взаимной договоренности сторон и без какой-либо политизированности. В этой связи звучат явно провокационно спекуляции некоторых западных СМИ о том, что российская сторона воспользовалась фактом очередного запроса Кабула, прежде всего как еще одной возможностью для наращивания конфронтации с США. У Москвы вряд ли есть корысть дополнительно усугублять через афганское направление серьезно осложнившиеся отношения с Вашингтоном. Наоборот, именно сотрудничество здесь в нынешних кризисных условиях могло бы стать продуктивным примером их совместной деятельности по решению вызывающих взаимную озабоченность ключевых международных вопросов.
Пока же сотрудничество между Россией и США прервано односторонними акциями из-за океана. Хотя координация в Афганистане между американцами, натовцами и ОДКБ, под зонтиком которой проходят все превентивные контртеррористические и антинаркотические мероприятия в регионе, безусловно, была бы практически полезной как сегодня, так и на перспективу. Что же касается Вашингтона, то на фоне его стремления нанести максимальный урон внешнеполитическим интересам России он может попытаться разыграть против Москвы очередную, теперь уже афганскую карту, хотя это было бы крайне неразумно.
В последние годы растущую обеспокоенность обстановкой в Афганистане проявляет и Китай. Предмет его особой нервозности — прилегающие к его границе афганские регионы и возможное распространение деструктивного влияния ситуации там на северо-западные анклавы КНР с традиционно мусульманским населением. Подтверждением этому является периодически возникающая нестабильность в Синьцзян-Уйгурском автономном районе, всплески там сепаратистских настроений, в том числе как результат деятельности экстремистского "Исламского движения Восточного Туркестана". Повышенное внимание Пекина к ИРА вызвано и заинтересованностью в эксплуатации ее полезных ископаемых. Занимая осторожную позицию в отношении афганских талибов, КНР выступает за их диалог с правительством и пытается его стимулировать. При этом в США позитивно рассматривают рост ангажированности Китая в ИРА, и обе стороны уже наладили определенное сотрудничество в подготовке афганских национальных кадров. Нельзя исключать, что такой линией Вашингтон преследует цель как бы невзначай бросить тень недоверия на отношения между Москвой и Пекином не только в Афганистане, но и в центрально-азиатском измерении, чтобы облегчить проведение там собственной политики.
Экономические и политические интересы КНР в регионе, в том числе реализация выдвинутой в 2013 году идеи Экономического пояса шелкового пути, к которой в какой-либо форме может быть привлечена и ИРА, неизбежно подтолкнут Пекин к активизации политики на афганском направлении. Высокий уровень партнерства и взаимопонимания между Россией и Китаем в Центральной Азии (где, как подмечают эксперты, КНР "прикрывает" экономическую нишу, а РФ берет на себя обеспечение безопасности) на двустороннем уровне, а также в рамках ШОС, является хорошей основой для дальнейшего наращивания сотрудничества с Россией в решении афганской проблемы.
В начале ноября госсекретарь США Джон Керри совершил поездку по Центральной Азии, где встречался с президентами Казахстана, Узбекистана, Туркмении, Таджикистана и Киргизии, а также с министрами иностранных дел этих стран, в том числе впервые в формате С5+1. Волнующие всех афганская тема и вопросы региональной безопасности в контексте нынешней обстановки в ИРА были в числе приоритетных. Основной итог встреч — демонстрация Вашингтоном готовности не только продолжать, но и всемерно расширять многоплановое политическое взаимодействие с центрально-азиатской пятеркой по всем ключевым региональным вопросам, включая борьбу с терроризмом и экстремизмом на перспективу. При этом Таджикистану и Туркмении было обещано содействие в укреплении их южных границ и в противодействии возможной эскалации насилия с территории ИРА. Подтверждена также готовность к активному сотрудничеству в Центральной Азии в экономической сфере, в том числе в такой чувствительной для всех, как водно-энергетическая.
Свой визит Керри охарактеризовал как "весьма своевременный". Он прозвучал как конкретная заявка Вашингтона на сохранение своего активного присутствия в Центральной Азии как в настоящее время, так и после нынешней горячей фазы развития ситуации в Афганистане. В политическом плане это был ответ на активные действия российской дипломатии в Сирии и на центрально-азиатском направлении, а в экономическом — реакция на многочисленные предположения о якобы потере США интереса к региону. Показательным стал и новый министерский формат консультаций С5+1. По их итогам были принята Совместная декларация о партнерстве и сотрудничестве, а также решение о том, что такие встречи должны носить регулярный характер. Нельзя исключать, что при определенных обстоятельствах Вашингтон может инициировать дальнейшее закрепление "шестерки", в том числе и для того, чтобы попытаться в некотором смысле противопоставить ее структурам ШОС, за деятельностью которой Вашингтон продолжает следить с нарастающим вниманием, в том числе в свете начавшегося процесса расширения за счет Индии и Пакистана.
В этот же контекст логично встраиваются и итоги поездки в Центральную Азию японского премьера Синдзо Абэ накануне визита главы Госдепа, предпринятой в том же формате, что и поездка госсекретаря, и тоже впервые. Визит носил преимущественно экономический характер (подписаны соглашения "весом" в несколько миллиардов долларов, в том числе на участие Японии в известном газовом проекте Туркмения--Афганистан--Пакистан--Индия). Тем не менее контакты Вашингтона и Токио могут рассматриваться и как некий новый совместный политико-экономический проект в Центральной Азии, основанный на общих позициях политического сдерживания Москвы и экономического — Китая. С другой стороны, такой расклад предоставил бы странам региона новые возможности для лавирования в треугольнике Китай--Россия--Запад в интересах получения максимальных политических и иных дивидендов, в том числе и при возможных неожиданных разворотах в афганских делах.
Предсказать, как будет развиваться ситуация в Афганистане,— задача весьма непростая. Возможны самые невероятные и внешне, казалось бы, противоречащие друг другу и логике варианты, коалиции, временные договоренности и союзы. Так было в Афганистане всегда. Единственное, в чем сомневаться не приходится, это то, что в обозримом будущем в этой стране не наступит умиротворение. Ключ к решению проблемы стабильности в стране, безусловно, находится у самих афганцев. Именно они должны принять решение, как строить свою страну при учете законных интересов и обеспокоенностей своих соседей. Очень многое будет зависеть и от внешних игроков, которые своими согласованными действиями могли бы смягчить остроту афганской проблемы, не допустить ее "перегрева". Тем самым был бы внесен значительный вклад в восстановление в ИРА мира и предотвращение распространения с ее территории разномастного терроризма, будь он от ИГ или от кого-либо другого.