Премьера опера
Фото: Olaf Struck
В Музыкальном театре австрийского Линца состоялась премьера "Травиаты" Джузеппе Верди в постановке Роберта Уилсона. Сопродюсером спектакля является Пермский театр оперы и балета, и весной будущего года в Перми состоится российская премьера уилсоновской "Травиаты". Из Линца — РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Роберт Уилсон посвятил свою "Травиату" выдающемуся оперному продюсеру Жерару Мортье, недавно ушедшему из жизни. Не просто из уважения — именно Мортье, будучи директором мадридского театра "Реал", заказал американскому мастеру новую версию оперы Верди. Когда по болезни ему пришлось оставить свой пост, новое руководство главного испанского оперного театра от проекта по разным причинам отказалось. Тогда Уилсону пришлось спешно искать новых заказчиков и инвесторов. Именно поэтому премьера "Травиаты" состоялась в Линце, никоим образом не принадлежащем к числу театрально-музыкальных европейских столиц, хоть и расположенном на полпути между двумя признанными музыкальными столицами — Веной и Зальцбургом.
Конечно, Земельный театр Линца бросился спасать "Травиату" не только от избытка денег и не из любви к искусству вообще. Два года назад, после многолетних дебатов, в столице Верхней Австрии был открыт новый Музыкальный театр, построенный по проекту британского архитектора Терри Поусона,— огромное и к тому же фантастически оснащенное здание около Народного сада стало одной из главных достопримечательностей города. Творческий же контент оставался по большому счету заурядным. А имя Уилсона должно было привлечь к театру внимание. Так и получилось.
Как рассказывает автор спектакля, идея Мортье поставить "Травиату" была навеяна воспоминаниями о "Мадам Баттерфляй" Уилсона — его признанном шедевре, много раз воспроизведенном на лучших оперных сценах мира, в том числе и в Большом театре. Как и опере Джакомо Пуччини, которую Уилсон считал излишне сентиментальной, режиссер должен был "противопоставить" чувствительному сюжету об умирающей куртизанке свой строгий, элегантный формальный язык, далекий от нужд жизнеподобия. Сюжету — но не музыке. Оппоненты оперной режиссуры, которые любят порассуждать на тему, противоречат ли постановочные идеи музыкальным темам, могут сразу зачехлять свои орудия: мало кто слышит и чувствует музыку так же ответственно, как Роберт Уилсон. И здесь "абстрактный" режиссер и сценограф сделал все для того, чтобы Верди звучал объемно, конкретно и чувствительно.
Ни спальни Виолетты, ни дачи в окрестностях Парижа, ни богатых парижских интерьеров в спектакле Уилсона, конечно же, нет. Действие его "Травиаты" происходит в стерильном, очищенном от земного быта пространстве — где-то на краю жизни, на фоне неизменного экрана-задника, способного менять расцветки то резкими рывками, то томительно медленными переливами. Виолетта здесь не больна какой-то банальной чахоткой. Ее отличие от всех остальных персонажей не медицинского, а какого-то, можно сказать, биохимического свойства: она кажется пришелицей из иных миров. Уилсон то вращает ее, то двигает вдоль линии рампы, отчего героиня становится похожей на ожившую статуэтку.
В первом действии над головой Виолетты появляются и замирают в воздухе странные продолговатые кристаллы, потом они сменяются напоминающими огромные снежинки объектами, которые во второй картине словно приземляются — и медленно путешествуют по сцене как диковинные живые существа. Вот и Виолетта — такая же диковинка, от соприкосновения с которой все меняются, но лишь догадываясь о ее загадочной природе. Она обжигает, тревожит, влюбляя в себя, но ее собственные чувства лишь называются теми же самыми словами, что употребляют Альфред Жермон или его отец Жорж. А суть эмоций — иная, недоступная (фактура корейской сопрано Мен Чжу Ли на этот замысел отлично работает). Режиссер превращает парижское общество в знакомых уилсоновских клоунов с набеленными лицами, в смешных париках и с механическими движениями.
Словно не из земной жизни и кресло, на котором полулежит Виолетта в последней картине,— тело ее словно растворено в складках длинного покрывала. Но стоит Виолетте встать, как ее ложе медленно уплывает за кулисы. Она не угасает на руках возлюбленного — у Уилсона вообще нет телесных контактов, а "ломается" стоя: руки будто выстреливают куда-то вбок и дергается голова. Но перед этим уплывают вверх все пятна-объекты, как плыло вверх над затянутой дымом сценой во время увертюры красивое и переливающееся нечто, похожее на человеческое сердце. Так и рифмуются у Уилсона эти движения в небо, прочь от земли, которые отчетливо проступают и у Верди.
Здесь надо было бы что-то наконец сказать об оркестре под управлением Дэниела Спо и о солистах. Но, к счастью, перспективы жизни постановки дают возможность дипломатично выразить надежду, что лучшее музыкальное воплощение у "Травиаты" Роберта Уилсона еще впереди — а именно весной будущего года в Пермском театре оперы и балета, ставшем сопродюсером спектакля, где за дирижерский пульт встанет Теодор Курентзис.