Эльдар Рязанов скончался на 89-м году после долгой болезни, так что его уход не назовешь неожиданным. Откуда же эта острота чувства утраты: она мгновенно дала о себе знать, как только сообщения о смерти режиссера замелькали в новостных лентах и социальных сетях. Ответ прост: этот человек слишком много значил для огромного количества людей в нашей стране, и речь далеко не только о поколении «старых кляч» и «стариков-разбойников».
Ну что нам этот прошлогодний снег, слегка подтопленный оттепелью? И разве не должна была переместиться на архивную полку главная «интеллектуальная комедия» 1960-х «Берегись автомобиля», основной состав участников которой уже давно пребывает в мире ином? А протагонисты «Иронии судьбы», главной отечественной love story 1970-х, сегодня кажутся родившимися и состарившимися еще до нашей эры. Однако же летописцы и аналитики внимательно следят за новогодними телепрограммами и уверяют, что отсутствие в них словосочетания «С легким паром!» возвестит точнее других о конце советской эпохи. И если еще недавно казалось, что этот конец теперь уже не за горами, нынче возникает обратная перспектива: пережитые времена опять возвращаются, а вместе с ними и, казалось бы, утраченная актуальность фильмов Рязанова.
Можно назвать множество других примет привязанности режиссера к карнавальной ночи хрущевской оттепели и гаражу брежневского застоя, к физикам и лирикам, юмористам и сатирикам — ко всему тому, что быльем поросло, ностальгическим флером подернулось, но в «старые песни о главном» почему-то не превратилось. Понятно почему. Рязанов — не Пырьев, его жанровый предшественник и наставник, человек могучего таланта и темперамента, которыми можно восхищаться, но над трактористами и казаками которого можно скорее потешаться, чем с ними отождествляться. Впрочем, до Пырьева молодой режиссер успел поучиться у Козинцева и самого Эйзенштейна, и это, несомненно, сыграло свою роль. Войдя в кинематограф омертвевшего сталинского монументального стиля, Рязанов сделал открытие — обнаружил существование совсем не героических, зато не зомбированных пропагандой маленьких людей. Именно в них режиссер уловил «дух времени» — в тихих диссидентах, не рвавшихся на баррикады, но противопоставивших режиму свои интимные чувства и свою частную жизнь.
Только не надо думать, что Рязанов сам был таким: он говорил от их имени, но обладал при этом выдающимися бойцовскими качествами, без которых вообще не бывает настоящего режиссера. Но ни разу не использовал эти качества для того, чтобы прорваться во власть или приблизиться к ней: соблазн, погубивший не одного одаренного художника. Он не боялся и считал правильным говорить то, что думает. Когда на Украине запретили «Гараж», это он во весь голос произнес фразу про «идеологические бесчинства местных властей». Уже в наше время он не раз подтверждал незыблемую крепость своей гражданской позиции, что особенно впечатляло на фоне умопомрачения многих его коллег-кинематографистов возрастом существенно помоложе.
Не раз пересекаясь с Эльдаром Александровичем, я всегда поражался львиному напору его энергии. Тому, как он боролся за судьбу своего фильма «О бедном гусаре замолвите слово», когда на него ополчилось телевизионное начальство. В ту пору мы и познакомились, после моей статьи об этой картине: замолвленное критиком слово было как нельзя кстати. Вскоре, впрочем, гнев режиссера обрушился и на меня — в ответ на статью о другой его картине, уже не столь апологетическую.
Он всегда оставался собой — трудоголиком и бойцом, готовым к труду и обороне. И еще был преданнейшим другом: могу свидетельствовать, как он защищал интересы Василия Катаняна в дачном кооперативе и львиному напору его энергии не мог сопротивляться решительно никто. Я вполне могу представить его на капитанском мостике: именно туда он стремился по молодости, но в мореходку его не взяли, и он подался во ВГИК и все равно стал капитаном, вел свое судно в нужном направлении и руководил командой многочисленных соратников. Даже если ограничиться только актерами, всех не перечислить на газетной полосе, но не назвать гранд-дам его королевского двора просто невозможно. Людмила Гурченко, Лариса Голубкина, Алиса Фрейндлих, Светлана Немоляева, Лия Ахеджакова, Марина Неелова, Светлана Крючкова, польская пани Барбара Брыльска, ставшая нам совсем родной.
Первая зарубежная премьера «Карнавальной ночи» состоялась в 1957-м в Берлине, еще не изуродованном стеной. Вторжение русских комедиографов и джазменов в ГДР, появление воздушной Гурченко, поющей «Пять минут», восприняли как ветер свободы. Но вообще международную судьбу советских комедий, да и большинства мелодрам не назовешь счастливой: советский юмор и интеллигентский тип ментальности трудно конвертируем, а Рязанов не был ни героем художественного авангарда, ни носителем русских стереотипов на экспорт. Он совсем редко приглашался на большие фестивали, а после того, как съездил в Канн с фильмом «Вокзал для двоих», охарактеризовал фестиваль как сумасшедшую ярмарку тщеславия.
Зато он был кумиром в своем отечестве. Его исключительное место в российском кино обозначено не только рекордными цифрами сборов в прокате, не только харизмой личности режиссера, растиражированной телевидением, но прежде всего тем, что он запечатлел состояние советского и постсоветского мира до постигшей его катастрофы. Прошу быть правильно понятым: под катастрофой имею в виду вовсе не крах коммунизма и распад СССР, а гораздо более драматические процессы, происходящие уже в XXI веке, ведущие к ожесточению и подавлению остатков гуманизма. Эльдар Рязанов, родившийся в Самаре, на берегах Волги, где впоследствии снял «Жестокий романс», всегда был патриотом своей страны в истинном смысле этого слова, а по убеждениям — демократом и либералом. Он никогда бы не смирился с тем, что для многих эти понятия стали ругательными.
Рязанов прожил яркую достойную жизнь, последние десятилетия которой сумела продлить и украсить его вторая жена Эмма Абайдуллина. Покинув этот мир, он не ушел из нашей жизни, которую сделал менее жестокой и безнадежной, более духовной и не в последнюю очередь более веселой. Пока живы, будем это помнить.
