МВФ своим решением от 30 ноября ввел китайский юань в "корзину" сильнейших мировых валют, которые определяют стоимость SDR — специальных прав заимствования. Это событие многие оценили как кульминацию китайского экономического развития, заговорили даже о том, что юань может заменить доллар в ближайшие годы. Надо ли всему этому верить?
Теперь прежде экзотический вопрос стал актуальным: не пора ли нам копить юани? Неясно, правда: как? И стоит ли спешно менять рубль, иену или евро на юань? Как представляется, горячность тут ни к чему. Зато самое время разобраться в реальном состоянии китайской экономики.
Наполнение цифр
Это раньше Китай называли "бумажным тигром". Сегодня этот тигр вполне реальный и, кажется, в прекрасной форме — страна заполнена машинами, покрылась сетью скоростных автомобильных и железных дорог, города утыканы небоскребами, потребление растет. Для многих стран Китай стал самым большим торговым партнером. Но при всем этом остаются подозрения, что "внутренности" китайской экономики не так уж хороши и что за фасадом успехов кроются серьезные проблемы: диспропорции в развитии регионов, рост разницы в уровне доходов населения, бесконтрольное перепроизводство и т.д. Возможно также, что настоящее ядро китайской экономики значительно меньше того видимого пузыря, который показывает официальная статистика.
Китай сегодня является "мировой мастерской" промышленного производства, и объем его экспорта самый большой во всем мире. Но кто знает тот курьезный факт, что примерно 50 процентов экспорта из Китая осуществляется заводами, принадлежащими (полностью или частично) иностранным предприятиям?
В 1992-м тогдашний лидер Дэн Сяопин заявил, что Китай предоставит льготные условия для иностранных прямых инвестиций. Сначала тайваньские и гонконгские, а затем японские и западные предприятия начали строить заводы один за другим — условия действительно были привлекательны. Помню свою поездку в Шанхай в 1996-м: я был ошеломлен быстрыми темпами строительства — небоскребы росли как грибы после дождя, а земли вдоль железной дороги от Шанхая к Ханчжоу (расстояние примерно 200 километров) застроены новенькими заводскими корпусами с флагами Японии, США и ЕС. Так Китай превращался в "мировую мастерскую": льготы инвесторам, дешевая рабочая сила привлекали иностранные технологии и инвестиции. В 2000-х объем этого потока, включая сумму позитивного торгового сальдо, составлял свыше 200 млрд долларов (!) в год, что соответствовало примерно 10 процентам ВВП Китая в то время.
Большая часть этих иностранных вливаний была переведена в китайский юань, и деньги стали "умножаться". Они направлялись прежде всего на строительство жилья и инфраструктуры, что, с одной стороны, хорошо, хотя, с другой стороны, носило форсированный и спекулятивный характер. Дело в том, что финансовая основа местных муниципалитетов Китая слабая, большая доля налоговых поступлений изымается центром. Поэтому муниципалитеты изобрели ухищрение: повсеместной стала конфискация пахотных земель у крестьян (с маленькой компенсацией) и передача ее девелоперам для строительства разнообразных объектов за счет банковских кредитов — это генерировало большую прибыль и доходы. Схема простая: земля на старте почти бесплатная, но если продать построенное сооружение на ней, то стоимость актива вырастает кратно, и статистика по ВВП раздувается. Именно по такой схеме бурно развивалось строительство, и все это поддерживало экономический рост страны.
Однако мировой финансовый кризис в 2008 году поставил Китай перед лицом серьезнейшей опасности: приток иностранных инвестиций и экспорт начали уменьшаться. Китайское правительство пошло на рискованный ход: было объявлено о намерении влить в экономику примерно 400 млрд долларов (в юанях) за два года за счет форсированных бюджетных расходований и льготных банковских кредитований. Показатели ВВП продолжали после этого расти, но одновременно копились плохие долги, сумма которых оценивается сегодня уже на уровне 280 млрд долларов. И динамика их роста — круто восходящая, значительно круче, чем динамика китайского ВВП.
С этим ВВП, правда, тоже не все кристально ясно. Сегодня ВВП Китая насчитывает 1,04 трлн долларов, и говорят, что к 2024 году Китай перегонит США (в 2014 году ВВП США — 1,7 трлн долларов). Многие верят в это пророчество, но прежде чем склониться перед грядущими китайскими экономическими победами, надо все же ответить на один вопрос: до какой степени показатели китайского ВВП реальны, не бумажные ли они?
Всем известно, как много и быстро в Китае строят. Но не секрет и то, что в Китае есть много "городов-призраков", безлюдных новостроек. Китай лидирует в мире по объему производства стали, но в таких объемах она никому не нужна — перепроизводство и затоваривание уже губит сами китайские предприятия. Нечто похожее наблюдается и в отчетности.
Национальная статистика Китая имеет странные особенности. Подсчеты данных здесь чрезвычайно быстро осуществляются: к концу января, например, уже публикуется статистика прошедшего года, тогда как в развитых странах это происходит месяцем, а то и двумя-тремя позже. При этом результат, как правило, совпадает с прогнозом или слишком близок к нему. Это вызывает подозрение, что китайская статистика является не столько показателем настоящих результатов, сколько фиктивным подтверждением выполнения ранее утвержденных планов. И, стало быть, "съедобная" часть китайской экономики на самом деле иная, а в отчетах — лишь "фантик".
После смягчения политических трений между Японией и Китаем примерно 2,5 млн китайцев ежегодно посещают Японию, и они, как утверждают японские СМИ, "взрывным образом" сметают с полок все: от роскошных брендовых вещей до обычных бытовых изделий, включая молочный порошок для младенцев, косметику и т.д. и т.п. Причина покупательского ажиотажа проста: гости убеждены, что они приобретают "подлинные" и безопасные товары. Сумма таких туристических покупок составляет примерно 4,5 млрд долларов, и это конечно же капля в море (лишь 0,15 процента в общем объеме потребления в Китае). Но тенденция устойчива и неопровержимо свидетельствует о том, что большая доля китайской экономики "несъедобная" — китайцы с недоверием относятся к своим товарам.
Экспортная уязвимость
Сегодня для многих стран Китай является ведущим торговым партнером. Для Японии, например, Китай — второй после США рынок для экспорта (на долю американцев приходилось 18,6 процента, Китая — 18,4 процента в 2014 году). Однако надо учитывать один момент. Основу японского экспорта в Китай составляют машины, оборудование и высокотехнологичные комплектующие детали. Японские предприятия экспортируют их на свои заводы в Китае, где собирают конечный продукт, который потом экспортируется уже из Китая в Японию и другие страны. Структура торговых отношений ведущих западных партнеров с китайцами такая же.
Иными словами, большая часть китайского экспорта на самом деле осуществляется иностранными игроками, занимающимися лишь сборкой своих товаров в Китае. Как уже отмечалось выше, эта доля составляет примерно 50 процентов всего китайского экспорта, и это означает, что судьба китайской экономики зависит от прихоти иностранных партнеров. Если они перестанут заниматься сборкой своих товаров в Китае, то Китай может оказаться у разбитого корыта.
Это не гипотетическая перспектива, а, увы, вполне реальная — китайские инвестиционные преимущества тают на глазах, уходит и главный прежде козырь — дешевая рабочая сила. Сегодня в Китае уровень зарплат быстро растет, и иностранным предприятиям становится выгоднее иметь дело с Вьетнамом, Бангладеш, Мексикой. Да даже с США, где стоимость рабочей силы иммигрантов уже сопоставима с китайской.
Кроме того, собственно китайские предприятия начали настаивать на отмене преференций, которые даны иностранному бизнесу, под их давлением правительство Китая стало свертывать разные льготы для иностранных компаний. Дело доходит даже до того, что иностранным предприятиям в Китае начали предъявлять крупные штрафные санкции. В 2014 году американской компании Qualcomm (монопольный поставщик схем для мобильников) пришлось выплатить 1 млрд долларов (самый крупный штраф) за монопольные преимущества. Нескольким иностранным автомобильным предприятиям были выставлены штрафные счета на сумму свыше 50 млн долларов за завышенные цены на комплектующие. В сентябре того же года английская фармацевтическая компания GlaxoSmithKline выплатила 450 млн долларов штрафов за взяткодательство. Прежде ни о чем подобном в отношении зарубежных партнеров в Китае не могло быть и речи.
Да, китайский рынок важный, но он меняется для внешних игроков кардинально — конкуренция на нем становится все менее выносимой и все менее рентабельной. Первые звоночки уже прозвучали: темпы роста иностранных прямых инвестиций резко замедлились. В частности, прямые японские инвестиции в Китай в 2014-м уменьшились примерно на 40 процентов. Если так пойдет и дальше, то "золотая рыбка" — иностранные капиталы — может уплыть в чужие воды.
Юань и партийное руководство
Блеском китайских денег увлечены многие. Страсти бушуют в Центральной Азии, в Африке, даже в Западной Европе. Однако в отличие от американского доллара, который заменил английский фунт как мировую валюту после окончания Второй мировой войны, у китайского юаня пока нет таких ярких перспектив.
Сегодня в мировой торговле примерно 3 процента выплат осуществляется с использованием юаня, и эта доля не сможет быстро расти, потому что юань не является свободно конвертируемой валютой. Правительство Китая не хочет либерализации, опасаясь, что иностранные спекулянты станут покупать большое количество юаней с тем, чтобы, дождавшись повышения курса, разом продать и заработать уйму денег с использованием фьючерсных сделок. Кроме того, наличие большого количества юаней в чужих руках ограничило бы автономию денежной политики китайского правительства.
Председатель КНР Си Цзиньпин во время недавнего официального визита в Лондон заявил, что Китай намерен выпускать на лондонском финансовом рынке китайские правительственные облигации в юанях. Новость интересная, но ажиотажа не вызвала — параметры начинания не ясны, условия выпуска остаются в тайне, сколько свободных юаней будет находиться в распоряжении лондонского рынка, неизвестно. Короче, иллюзия "эпохи юаня" хороша, но пока это только иллюзия.
Примерно такая же, как представления о размерах валютного резерва китайского правительства. Его сумма оценивается в СМИ на уровне 3 трлн долларов и в сравнении с показателями других государств поражает воображение. Однако эта цифра — дутая, потому что в китайский резерв включены валютные сбережения предприятий, которыми правительство или Центральный банк не могут пользоваться.
На Западе под термином "валютный резерв" имеются в виду только те средства, которые находятся в прямом ведении правительства или Центрального банка. Но именно эта цифра в китайском случае неизвестна. То есть никто точно не знает, какими резервами ЦБ Китая может пользоваться для стабилизации обменного курса юаня. Такая нетранспарентность неизбежно усиливает скептицизм экспертов, которых буквально потрясла сенсационная августовская новость: тогда было заявлено, что объем китайского резерва уменьшился на сумму 500 млрд (это не опечатка) долларов в течение прошедшего одного года.
Бурный рост китайской экономики породил среди энтузиастов тезис о том, что государственный капитализм (правительство прямым образом управляет большей частью экономики; большинство крупных предприятий являются государственными) сильнее, чем рыночное хозяйство. Появились такие люди, которые прогнозируют, что Китай и Индия совокупно скоро займут 40 процентов всего мирового ВВП, как было до середины XIX века.
Эти люди упускают из вида важный фактор: Китай и Индия занимали большую долю мировой экономики, когда сельское хозяйство и ремесленная индустрия были основой экономики, и нет гарантии, что они смогут достичь того же самого при современной промышленности. Китай осуществил быстрый рост за счет иностранных капиталов и строительства инфраструктуры. А для строительства прочной индустриальной базы, которая обеспечивает устойчивый рост, требуются капитал, предпринимательство, технология, трудовая сила, рациональные законы (правовое государство) и рынки сбыта.
Для Китая сегодня приток иностранных капиталов свертывается, настоящее предпринимательство отсутствует у большинства госпредприятий, приток трудовой силы из сельской местности уменьшается, до установления правового государства еще далеко, и с рынками сбыта есть проблемы. Китайский экспорт уже достиг потолка (его объем в октябре сего года был на 6,9 процента ниже, чем в октябре прошлого года), себестоимость промышленного производства поднимается, а китайский внутренний рынок быстро не растет.
Сильное влияние компартии и правительства в госпредприятиях (и даже в крупных частных предприятиях) мешает эффективному менеджменту. Партийные аппаратчики и правительственные чиновники часто занимают управленческие посты на госпредприятиях. Когда руководство китайской компартии сменилось в 2012 году, начали сменять управленцев крупных госпредприятий. Очевидно, что новое руководство КПК хочет назначать своих людей на посты, курирующие большой денежный поток. Но при таких обстоятельствах критериями для повышения менеджеров становятся не успехи и рост предприятия, а лояльность партийному руководству. Разве предприятия, которыми руководят такие управленцы, могут конкурировать на мировой арене?
В ожидании перемен
У Китая, скажут, есть огромный внутренний рынок. Потенциал его действительно велик: предполагается, что число людей, которые получают свыше 10 тысяч долларов в год, уже находится на уровне 230 млн. К тому же накопленные капиталы за счет торговых профицитов и иностранных инвестиций "умножаются". Однако на этот ресурс можно будет опереться, если он "заработает", то есть если его будет подталкивать динамичное развитие. А вот с этим проблема.
Даже по оптимистичным прогнозам темпы китайского экономического роста будут постепенно падать. Если ВВП Китая ежегодно рос больше чем на 10 процентов в 2003-2007 годах, то в 2014-м этот показатель составил 7,3 процента. С таким (пусть и завидным для многих) темпом ВВП Китая в ближайшие годы уже не догонит ВВП США. К тому же доля населения старше 65 в Китае неуклонно растет и превысит 20 процентов к 2040 году, а это может привести экономику и вовсе к спаду.
Что случится в Китае тогда? Очередное падение "династии" и гражданская война? Вряд ли, конечно. Но безработица будет расти, доходы будут уменьшаться, преступность будет повышаться, а количество эмигрантов увеличится. Картинка может быть похожей на... Москву начала 1990-х.
Китай часто призывает соседние страны к изучению истории. Но китайцы тоже должны переосмыслять свою историю, очищая ее от излишне националистических толкований. На этой огромной равнине разные нации претендовали на лидирующую позицию, устанавливая свою династию каждый раз с разными названиями. А ханьцы (это как русские среди россиян) сумели создавать свои династии лишь несколько раз. Нынешняя "династия КПК" была установлена в 1949-м. Но, увы, всякая династия — существо эфемерное...
Автор — приглашенный профессор Высшей школы бизнеса МГУ, в прошлом известный японский дипломат