Только что закончившийся фестиваль "Дягилев P.S." подарил Петербургу занимательнейшую выставку: в Шереметевском дворце — Музее музыки — открыта выставка "Серебро и золото Пиковой дамы". Театральность названия оправдана не столько тем, что дворец является филиалом Санкт-Петербургского государственного музея театрального и музыкального искусства, сколько совершенно невероятной, к тому же театрализованной донельзя историей главной героини выставки — той самой Натальи Петровны Голицыной (1744-1837), с которой (хотя бы частично) писал свою "Пиковую даму" Пушкин. "Усатую княгиню" не побоялась навестить КИРА ДОЛИНИНА.
Выставка о княгине Наталье Голицыной, прообразе пушкинской «Пиковой дамы», не может скрыть за богатством предметов ужас перед «страшной старухой»
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ / купить фото
Выставка эта номинально не о пушкинской старухе, а о реальной княгине Голицыной. Чтобы рассказать ее историю, к Театральному музею присоединились Русский музей, ГМЗ "Петергоф", московский музей-усадьба "Останкино", Всероссийский музей Пушкина, Российская национальная библиотека, Санкт-Петербургская государственная театральная библиотека, Мариинский театр, Российский государственный исторический архив, Российская государственная библиотека и ИРЛИ (Пушкинский дом). Более 150 предметов (парадные портреты семьи, подруг, придворного окружения, графические листы с жанровыми сценами, документы и предметы всяческого быта). Есть вещи, принадлежавшие княгине Голицыной (в девичестве графине Чернышевой): прежде всего золотая медаль с профилем Екатерины II — первый приз знаменитой екатерининской забавы, "Придворной карусели" 1766 года, а также именной серебряный туалетный прибор работы Антуана Булье, заказанный княгиней во Франции для дочери Софьи.
Однако гениальная проза на то и гениальная, чтобы затмить собою даже самые убедительные доказательства существования заимствованного из реальности человека. За каждым документом, за каждым портретом мы видим "молодую красавицу с орлиным носом, с зачесанными висками и с розою в пудреных волосах", ту, которая "ездила в Париж и была там в большой моде. Народ бегал за нею, чтоб увидеть la Venus moscovite". Московская Венера, что настоящая, что литературная, была не промах — ее были счастливы принимать в лучших дома Лондона и Парижа. Сразу после свадьбы она навела порядок в сильно расстроенных делах богатого, но безалаберного мужа, а потом чета выехала в долгое путешествие за границу. Осенью 1785 года они прибыли в Париж. Во Франции ради княгини не раз нарушался придворный протокол: как рассказывает автор вступительной статьи к выставке Виктор Файбисович, хотя протокол не предусматривал официального представления иностранных дам королевской чете, король и королева обратили на княгиню Голицыну свое благосклонное внимание. Марии-Антуанетте доставляло удовольствие исполнить страстное желание русской княгини побывать на торжественном обеде в День Всех Святых или прислать за нею королевский экипаж, чтобы показать ей охоту на кабана; Людовик XVI, никогда не вступавший на балах в беседы с чужестранцами, всегда делал исключение из этого правила для княгини Голицыной. Князь Владимир Голицын был при этом, ровно как у Пушкина, "род бабушкина дворецкого" — мало кто о нем упоминал в своих мемуарах, включая собственную жену.
Королевские радости, правда, довольно скоро закончились: русская чета быстро поняла, что атмосфера накаляется, и отправилась от греха подальше в Лондон. Там, где прошло ее детство, княгиня Наталья Голицына чувствовала себя отлично: "В Виндзоре Георг III, не дожидаясь, пока ему представят русских путешественников, сам подошел к ним и провел в беседе с ними более получаса. Необыкновенную предупредительность проявил и наследник престола принц Уэльский, впоследствии принц-регент, позднее король Георг IV; кажется, он не остался равнодушен к обаянию княжон Екатерины и Софьи Голицыных".
В 1790 году семья возвращается в Петербург. Тут княгиня Наталья снимает Шереметевский дворец, дает балы, вдовеет, выводит в свет дочерей, выдает их замуж, провожает на войну сыновей, стареет, доживает в том самом доме на Малой Морской (ныне дом N 10), у которого будет простаивать часы Германн, да наводит священный трепет на высший свет, считающий своим долгом год за годом отдавать ей визиты. Умрет она в 1837-м, на несколько месяцев пережив сделавшего ее имя нарицательным Пушкина. Вот уже три года как "Пиковая дама" была в большой моде, "игроки понтировали на тройку, семерку и туза", а усы настоящей княгини Голицыной, Princesse Moustache, неотличимо слились с усами пушкинской графини. Знала ли она об этом прозвище, читала ли повесть — неизвестно. Вряд ли — судя по тексту Пушкина, русские романы она не жаловала.
От этого почти полного слияния прообраза и литературной героини выставка имеет вид скорее литературный, чем исторический. Каждый факт и предмет тут чуть больше чем просто факт и просто предмет. Пушкин (а ведь там еще и Чайковский добавил жару) ходит за посетителем и как бы шепчет ему в ухо: "Графиня сидела вся желтая, шевеля отвислыми губами, качаясь направо и налево. В мутных глазах ее изображалось совершенное отсутствие мысли; смотря на нее, можно было бы подумать, что качание страшной старухи происходило не от ее воли, но по действию скрытого гальванизма". Волшебный ритм волшебных слов. Волшебный XVIII век, напудренный парик которого никто не описал лучше.