Рано или поздно повышать пенсионный возраст в России придется, заявил Владимир Путин на ежегодной пресс-конференции. Но у президента пока нет ответа, когда это будет сделано. «Что касается в целом пенсионного возраста, я и сейчас придерживаюсь точки зрения, что время еще не настало. Но буду откровенен: мне уже не только эксперты, но и просто практики говорят — вы хотите людям хорошее сделать, а в конце концов вред нанесете», — заявил президент. Преподаватель факультета мировой экономики и политики Высшей школы экономики Николай Корженевский ответил на вопросы ведущей «Коммерсантъ FM» Натальи Ждановой.
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ / купить фото
— Слова президента можно воспринимать как признание того, что это решенный вопрос?
— Думаю, да, принципиальное решение уже принято, пенсионный возраст будет подниматься. А вот когда это решение будет озвучено, все же пока неясно. Я думаю, что здесь нужно заниматься не экономическим анализом, не бюджетным, не финансовым, мы все-таки начинаем очень большой и длинный политический цикл, очень важная часть электората как раз зависит напрямую от пенсии. Поэтому я думаю, что к этому вопросу вернутся не раньше, наверное, 2017 года. Даже если в 2017 году об этом будут говорить, то только в контексте повышения возраста для будущих пенсионеров. В общем, только тогда мы к этой дискуссии действительно подойдем вплотную.
— Именно поэтому Путин говорил, что лично он эту идею не поддерживает и что это рекомендации экспертов, которые обязательно придется выполнить?
— Тут не вопрос поддержки президента. Конечно, это болезненный шаг, и никому не хотелось повышать пенсионный возраст. Если бы хватало ресурсов, почему бы не платить пенсионерам большие пенсии, платить их раньше и так далее? Но денег в бюджете, к сожалению, нет, в этом году из бюджета на финансирование пенсионной системы уйдет порядка 2,5 трлн руб., это гигантская расходная статья. И, конечно, дефицит пенсионных систем нужно сокращать, иначе все это будет исключительно нестабильно и начнет влиять уже на всю макроэкономическую ситуацию в России.
— Про макроэкономику Путин говорил тоже. По его словам, российская экономика миновала пик кризиса и со второго квартала 2015 года демонстрирует признаки стабильности. Вы с такой оценкой согласны? Учитывая, что мы в последнее время наблюдаем катастрофически низкие цены на нефть, падение рубля буквально на этой неделе, можно ли с этим согласиться?
— Понимаете, Владимир Путин делает такие утверждения, с которыми прямо не согласиться нельзя. Он озвучивает факт, и этот факт есть. Другой вопрос, в какой цвет этот факт окрашен. Действительно, можно говорить о том, что снижение прекратилось и наблюдается стабилизация, это верно. Действительно, статистически где-то с середины года и уж точно с сентября мы не наблюдаем сокращения основных макроэкономических показателей от месяца к месяцу. Но мне намного больше нравится формулировка, что Россия сменяет рецессию на стагнацию, а не стабилизацию. Уже в такой формулировке все звучит несколько жестче. Мы действительно в некотором смысле стабилизировались. Я, честно говоря, не думаю, что дополнительное падение цен на нефть сильно надавит на российский ВВП. Но перспектив-то роста нет. Нет точек опоры, нет секторов, которые могли в масштабах всей экономики вывести ее вперед.
— Что касается ВВП, он тоже сказал, что ожидаемый уровень дефицита бюджета по итогам 2015 года будет меньше прогнозируемых 3% ВВП, составит 2,8-2,9%. Что вы скажете по этому прогнозу?
— На самом деле это удивительная цифра, мне непонятно, как можно в следующем году, простите, это говорилось сейчас о 2015-м или 2016-м?
— По итогам 2015 года будет меньше 3%.
— Да, все верно, в 2015 году мы примерно так и получим.
— А на 2016-й что?
— А на 2016 год у нас ситуация намного хуже, у нас очень много потребностей, у нас уже сверстан бюджет с дефицитом в 3% при том, что туда закладывали цены на нефть на уровне $50 за баррель, рублевые цены на нефть — выше 3 тыс. руб. за баррель в зависимости от того, какой дефицит вы хотите получить, 3,15-3,3 тыс. руб., мы говорим о таком уровне. И при этом все равно был бы дефицит.
Сейчас цены на нефть, как вы уже сказали, существенно ниже, у бюджета возникли новые и очень крупные потребности — это, в первую очередь, вопрос докапитализации ВЭБ, который обойдется очень дорого бюджету. Я не знаю пока, какая схема будет выбрана, но бюджет так или иначе в ней будет участвовать, в общем, в 2016 году, конечно, дефицит будет крупным. Антон Силуанов уже сказал, что, в принципе, готов терпеть дефицит и в 5% ВВП. И я думаю, что это та реальность, к которой нам придется прийти, с которой мы смиримся в 2016 году, потому что резать расходы дальше уже некуда.
— Но в Кремле, как я понимаю, этого тоже не исключают, Путин же сказал, что возможна корректировка федерального бюджета, что прогноз с ценами в $50, которые заложены сейчас, — это слишком оптимистичный вариант, а какие будут цены, как вы думаете, в итоге, и насколько может сократиться бюджет?
— Сложно прогнозировать цены на нефть, это, как известно, одна из самых непонятных переменных на рынках. Мне кажется, можно с высокой степенью уверенности утверждать, что выше $42-45 за баррель цена уж точно в 2016 году не сложится по одной простой причине: как только цены поднимаются к этому уровню, сразу появляется дополнительное предложение от сланцевого сектора. Рентабельность большинства новых скважин там уже в районе $42-45, соответственно, они моментально начинают продавать фьючерсы, выходить на рынок и добавлять туда нефти. Как следствие, уже известная всем проблема избыточного предложения. Так что я думаю, в оптимистичном случае те самые $42-45. Средняя цена, на самом деле, может быть и ниже.
— А что это означает для бюджета? У нас же сейчас $50, если будет не $50, а $42, то насколько сократится бюджет?
— Я думаю, что реалистично, если по-честному считать дефицит бюджета на следующий год, мы придем к цифре 6-7% ВВП, и я, честно говоря, ничего критически страшного в этом не вижу, если это будет явление одного года.