— Завершается первый год действия системы гарантирования пенсионных накоплений. Как, на ваш взгляд, прошел запуск и какие открытия для себя совершил регулятор в ходе проверок НПФ, вступающих в систему?
Фото: РИА Новости
— В целом этот год мы оцениваем позитивно, поскольку 95% средств уже оказались в системе гарантирования. Это значит, что изначально отрасль находилась не в таком запущенном состоянии, как говорили многие критики, уверяя, будто большая часть средств уже выведена из фондов. Мы этого не увидели. А те недостатки, которые были выявлены при проверке фондов при вступлении в систему гарантирования, они по большей части смогли оперативно исправить.
— У какого количества НПФ были обнаружены нарушения и какого рода?
— Почти у всех фондов были те или иные нарушения. Правда, большая их часть была связана с операционной деятельностью: недостатки во внутреннем контроле, несоответствие внутренних требований нормативам. Но такие нарушения не имели каких-либо критических последствий и легко устранялись. Были и более сложные случаи, связанные с качеством активов. Собственникам для их устранения пришлось задействовать внешние ресурсы и улучшать качество портфеля.
— У какого количества фондов были проблемы именно с активами?
— У достаточного количества.
— Были фонды, которые не смогли устранить нарушения, и о них было известно еще весной, но лицензию у них отозвали только в августе. В итоге ЦБ был вынужден заплатить за них 39 млрд руб. Почему так долго не отзывали лицензию у фондов, аффилированных с банкиром Анатолием Мотылевым?
— Аннулирование лицензии — крайняя мера, болезненная, в том числе для клиентов фондов, поскольку они в этом случае могут потерять инвестиционный доход. Поэтому мы до последнего работали с собственником, чтобы постараться улучшить качество портфеля и максимально уменьшить негативные последствия для клиентов. Но, к сожалению, в какой-то момент возможности собственника по улучшению портфеля были исчерпаны, поэтому нам пришлось пойти на применение крайней меры.
Учитывая, что такие меры крайне болезненны для клиентов НПФ и для рынка в целом, были внесены правки в законодательство, позволяющие эффективно проводить постлицензионные процедуры. До этого закон предусматривал, что фонд с аннулированной лицензией обязан сам продать все активы, а затем передать в ПФР уже денежный эквивалент. Такая быстрая распродажа активов является крайне неэффективной и приводит к большим потерям. Летом этого года вступила в силу другая процедура, по ней реализация активов идет через Агентство по страхованию вкладов. И это дает возможность получить за активы больше средств.
Кроме того, при прежней схеме, до внесения изменений в законодательство, могла возникнуть такая ситуация: собственник, желая вывести актив, выставляет его на торги, актив стоит, скажем, 5 руб., но находится организация, которая выкупает его за 1 руб., а разницу при этом должен оплатить ЦБ. Нам казалось, что это неправильно.
— А нет ли желания у ЦБ вернуться к вопросу о возможности санации НПФ, особенно учитывая, что в систему гарантирования явно не попадет несколько десятков фондов?
— Весной нам часто задавали вопрос о санации и предлагали: давайте всех поголовно санировать. Но вопрос подвис, поскольку санация НПФ лишена экономической целесообразности, так как большую часть заработанного они отдают своим клиентам. В отличие от банка, который может опережающими обязательства темпами зарабатывать и гасить кредит от государства, в отношении НПФ экономики не возникает. Однако, безусловно, важны само доверие к системе и по возможности сохранение действующих институтов. В данный момент мы находимся в стадии проработки концепции, в каких случаях целесообразно применять для НПФ механизм санации.
— Рынок ждет некоторых законодательных актов. Например, закон о вознаграждениях. Когда он будет внесен и будет ли изменен по сравнению с июльским вариантом?
— Проект закона находится в правительстве и будет внесен в Госдуму в следующую сессию. По сравнению с июльским вариантом в него будут внесены мелкие технические правки, а также часть, связанная с ответственностью собственников НПФ за результаты инвестирования. Сложный момент заключается в том, что если, например, в банках понятно, как формируется доходность, то в доверительном управлении понять, почему возник убыток или получен некий доход, не так просто. Однако в мировой практике существует механизм ответственности, который предусматривает, что при возникновении сомнений в добросовестном управлении средствами могут применяться различного рода санкции. Наше предложение состоит в следующем: если будут доказаны злоупотребления правом доверительного управляющего, то собственник должен возместить убыток из собственного кармана.
— Здесь явно возможно только мотивированное суждение?
— Да, только оно, естественно. Поэтому мы хотим прописать более открытую процедуру, чтобы ЦБ со своей стороны тоже ответственно пользовался этим инструментом. Чтобы было прозрачно и очевидно, как и почему Центробанк просчитал возникновение ущерба.
— И как это можно прописать?
— Допустим, что в какой-то конкретный момент есть возможность купить облигации высокорейтингового эмитента, который предлагает 13% годовых, а управляющая компания приобретает сомнительную бумагу и под 2% годовых. Риск здесь явно не соответствует доходности, и можно четко просчитать, сколько недополучит клиент. Поэтому можно совершенно точно требовать компенсации. Другое дело, могут быть пограничные случаи, когда все не так очевидно. Они, конечно, будут вызывать большую дискуссию, поэтому в правоприменении мы будем исходить из добросовестности управляющих и пресекать, скорее, очевидные вещи. Вообще, мы надеемся, что такой подход сработает по принципу дамоклова меча. Участники рынка будут знать о том, что такое наказание возможно, и не будут злоупотреблять.
— В следующем году ЦБ еще планирует начать переход от нормативного надзора к риск-ориентированному. Как будет проходить переход?
— Действительно, к 1 июля 2016 года мы планируем важное нововведение: требование к риск-менеджменту, которое в корне меняет существующий подход к надзору. Сейчас Центробанк сам определяет активы, которые НПФ могут покупать. Это ограничивает возможность фондов принимать на себя риски и зарабатывать. При этом часто мы ограничиваем вложения в активы, которые на самом деле нужно рассматривать поштучно. Они могут быть хорошими, но формально не вписываться в установленные нормативы, и поэтому мы их ограничиваем. Это неправильный подход. Пруденциальное регулирование, к которому мы собираемся перейти, как раз будет способствовать тому, что НПФ начнут сами оценивать риски от вложения в активы при различных условиях. Условия, в том числе макроэкономического уровня — инфляция, ключевая ставка и т. д,— будут задаваться ЦБ, а дальше фонды будут сами моделировать ситуации.
— Это те самые стресс-тесты, которые сейчас обязательны для банков и будут обязательны и для НПФ?
— Да, именно. НПФ будут доказывать регулятору, что они все сделали правильно, а он может с этим не соглашаться.
— Не мало ли времени отводите для введения риск-менеджмента?
— Мало, но мы исходим из того, что сейчас у нас очень сильно зажаты инвестиционные декларации. Портфель, который есть сейчас у НПФ, скорее всего, должен выдержать стресс-тест. Когда фонды, внедряя риск-менеджмент, докажут свои компетенции в этой области, мы сможем начать делать послабления по разрешенным активам. Согласен, что систему риск-менеджмента внедрять сложно и дорого. Но, кстати, в том числе и по этой причине мы ждем дальнейшей консолидации отрасли, а некоторые фонды могут позаимствовать опыт и кадры у банков, в группы которых они входят.
— И уже к июлю 2016 года вы будете требовать внедрения системы риск-менеджмента?
— К 1 июля 2016 года, как мы рассчитываем, вступит в силу нормативный акт. Но его реализация разбита на несколько этапов. Только в 2017 году мы планируем сделать наличие стресс-теста обязательным для всех фондов. Что касается надзорных действий, касающихся качества стресс-тестов, то с ними мы будем определяться по ходу.