В Александринском театре, в рамках фестиваля «Золотая маска в Санкт-Петербурге» состоялись однодневные гастроли балетной труппы Екатеринбургского театра оперы и балета с программой из трех одноактных балетов.
Балеты и коллектив представлял художественный руководитель Вячеслав Самодуров, человек, Санкт-Петербургу не чуждый. Восемь блестящих лет в Мариинском театре, весь классический репертуар, станцованный с умопомрачительной технической свободой, и — внезапная смена географических координат на Амстердам и Лондон. Его краткое возвращение несколько лет назад с первым балетмейстерским опусом «Минорные сонаты». И вот теперь уже в ранге двукратного лауреата «Золотой маски» в номинации «лучший хореограф» Вячеслав Самодуров вернулся на брега Невы. Вернулся не в ореоле славы и с лавровым венком на голове, а с совершенно новыми (даже провокационными) работами. Коллеги-балетмейстеры, посетившие Александринский театр (среди публики были замечены Юрий Смекалов и Борис Эйфман), весьма ревниво следили за спектаклем, и в бурных аплодисментах ладони отбивать не спешили.
Открывал вечер балет руководителей Нидерландского театра танца (NDT) Соль Леон и Пола Лайтфута «Step lightly / Осторожной поступью» на болгарские народные песни (номинация на «Золотую маску-2016» в разделе «Лучший балетный спектакль»). Семейный балетмейстерский тандем, чье творческое кредо — коктейль драматизма, страсти и яркого юмора, замесил ядреное зелье. Декорация к спектаклю — полная луна и голые остовы деревьев, торчащие из топи — намекала на трясину. Костюмы танцовщиц — зеленые платья цвета болотной ряски — эти намеки подтверждали. Пластическая интродукция — шесть танцовщиков, свернувшись клубочком, медленно катились через сцену — в ассоциациях укрепили. А название «Осторожной поступью» окончательно сформулировало концепцию балета: сцены из жизни болотных кочек. Оказалось, что и кочки чувствовать умеют: под отчаянные болгарские напевы они переживали период цветения и увядания, несбывшиеся надежды взывали из трясины к небесам тонкими ломкими движениями. Человечество же в виде двух отроков в желтом, проходящее по жизненному болоту, грубо использовало романтически настроенные кочки как средство достижения цели. Оторопь кочек вызывает трагическое бульканье. И весь мир становится трясиной с торчащими из него кочками.
Представленный во втором отделении «Концерт Пуленка» — фрагмент полнометражного трехактного спектакля «Цветоделика», выигравшего в 2015 году номинацию «Лучшая работа хореографа». Господин Самодуров, хоть и анонсировал программу произведения как «путешествие не только в мир классического танца, но и в особое пространство цвета», но не сложносочиненная программа дала толчок фантазии хореографа. Его идея рождается и развивается из семи нот, игриво расположившихся на авансцене и имеющих облик семи симпатичных солисток. Каждая нота «долдонит» что-то свое, интонационно неповторимое, иногда они гармонически совпадают, иногда устраивают пластические какофонии, но по большей части, наплевав на все балетмейстерские изыски, лихо гарцуют в канканистых амбуатэ. Спектакль получился, можно сказать, о столкновении артистической традиции и хореографического смысла. Балетмейстеру положено творить и придумывать, огорошивать танцовщиков новыми телесными формулами и двигать искусство вперед. Танцовщиков же неплохо кормят строгие академические позиции и выучка, способность наполнить элементарные сисоны и баллоне героическим пафосом или лирическим надрывом, что успешно делают солисты Елена Воробьева и Александр Меркушев в вариациях. Лавирование между танцевальными банальностями и язвительными хореографическими «репликами» господина Самодурова с неожиданным пластическим резюме в финале, выводит автора «Концерт Пуленка» на исключительно высокий уровень профессионального мастерства.
И если в «Концерте Пуленка» господин Самодуров предстает смешливым и относительно добрым малым, то в «Занавесе» (тоже номинированным на «Маску»-2016 в нескольких категориях) эмоции сгущаются и являют миру хореографа-мизантропа. Многократно эксплуатируемая идея о театральном перевертыше, когда рампа оказывается там, где задник, а реальные зрители видят спектакль из закулисья, в версии господина Самодурова обретает черты легкого мазохизма. В «Занавесе» нет умилительного любования и намеренной романтизации балеринского быта. В нем — безысходность и усталая обреченность. Балерина Большого театра Марина Александрова деловито выходит на сцену, словно одна из ее рядовых тружениц, и лишь запоздалые приветственные аплодисменты выделяют приму, когда она уже начинает свое соло, обращенное к невидимым, находящимся по ту сторону барьера, зрителям. Ее монолог, нервный и импульсивный там, где танцовщица элегантно «быстрой ножкой ножку бьет», обнаруживает женщину на грани истерики, а «трепетные ножки» — плохо сдерживаемое клубящееся и готовящееся излиться раздражение. Безмятежные порхания бело-синего кордебалета лишь усугубляют крайнюю степень мизантропии: танцовщица даже не утруждает себя «примеркой» благосклонной улыбки. Здесь нет «балерины на сцене» и «балерины за кулисами» — есть одинокая женщина, загнанная работой и измученная непрекращающейся условностью своего существования. И до чего же пронзителен пластически скупой монолог госпожи Александровой под пристальным оком прожектора, который ввергает ее зловещую черную пустоту.