В прокат вышел полнометражный дебют Романа Волобуева "Холодный фронт". Жанровый и стилистический экзерсис одного из лучших кинокритиков России порадовал МИХАИЛА ТРОФИМЕНКОВА долгожданной разгадкой тайны Левиафана.
Европейские кинокритики 1960-х, уходя в режиссуру, твердо знали, как снимать нельзя — и именно так, как нельзя, снимали. Пошедшие по их стопам российские критики времен перестройки (да, были и такие) знали, как надо снимать, но это знание им не помогло. Критики нового поколения (предшественником Волобуева по героической перемене участи был Михаил Брашинский) просто умеют снимать. Причем, умеют, как доказывает "Холодный фронт", гораздо лучше, чем выпускники режиссерского факультета ВГИКа.
Первый фильм режиссера Волобуева "Завтра" (2015), задуманный как пилот антиутопии о комической трагедии российской оппозиции, на голову которой свалилась победа на президентских выборах 2018 года, за полчаса экранного времени открыл и закрыл не только предполагавшийся сериал, но и политическую тему. Что будет, что будет... А ничего не будет. Свет погаснет, вот что будет.
В "Холодном фронте" тоже гаснет свет, но не от Владивостока до Калининграда. Всего лишь в домике на берегу бессмысленного Ла-Манша, где встречают Новый год три героя фильма. Страстный, как труп, Илья (Александр Молочников), который пишет (точнее говоря, не пишет) книгу о ненаписанных книгах. Его подруга — стерва Саша (Даша Чаруша), которая снимает жутковатые видео то ли о ведьминском шабаше, то ли о гибели СССР. И ее одноклассница Маша (Светлана Устинова), иногда она тоже Саша — какая, впрочем, разница. Впрочем, возможно, что она не Маша (и тем более не Саша), а мохнатое чудовище, описанное Борхесом в "Книге вымышленных существ", которую потеряла было, да недобрым чудом обрела Саша.
Свет гаснет не навсегда, а на несколько часов, которые требуются, чтобы мороженое в холодильнике растаяло, мертвый омар совершил очередную попытку побега, а "ружье на стене", роль которого исполняет металлическая царапка, наконец, выстрелило. Собственно говоря, эта царапка — лишь один образец из целого арсенала сценарных "орудий убийства". Так, с первого же появления Маши на пустой ночной улице вымершего (кажется, что в буквальном смысле слова) городка очевидно, что это девушка недюжинного тротилового эквивалента. Когда она храбро ломает шею пресловутому омару, непроизвольно произносишь про себя фразу, которая еще не слетела с губ Саши: "Да ты же убийца, Маша".
Не только то, что все будет плохо-плохо и еще немного хуже, но и то, как именно будет плохо героям, очевидно изначально. Но эта очевидность — не дефект сценария, а заявленные режиссером правила игры. Да, вы смотрите психопатологический триллер в традиции Клода Шаброля и Франсуа Озона: оба они, кстати, любители мизансценировать буржуазные кошмары на морском берегу. "Холодный фронт" — буржуазный кошмар в русской его версии. Герои, выброшенные на нормандский берег, страдают, того не сознавая, от своей "мелкобуржуазности", завоеванной тяжкими усилиями. При встрече с мертвым сезоном и простеньким безумием эта мелкобуржуазность не только перестает "доставлять детишкам радость", но и оказывается чудовищно хрупкой и опасной иллюзией.
Коли "музыкальная тема" определена изначально, можно получать удовольствие от вариаций, без которых "Холодный фронт" оставался бы "дипломной работой" на твердую "пятерку с плюсом". Эти вариации неожиданны, но отнюдь не бессмысленны: может быть, в них и заключен смысл фильма. Вдруг раскатившийся над страшным пляжем голос Муслима Магомаева. Магнитик с Моррой из романов Туве Янссон на двери холодильника (может, Маша и есть Морра). Надписи на футболках Маши и Саши.
И главное: постоянный фоновой радиошум: обрывки информации, словно перемешанной ветром и обретшей новый, бессмысленный и пугающий смысл. Впору предположить, что конец света наступил по всей земле: недаром же море выбросило на берег неведомого мертвого зверя. Однако зверь окажется "подпорченной" овцой: Волобуев безжалостно ответил на проклятый вопрос российской интеллигенции, who is mister Левиафан.