Секретная утечка

После ХХ съезда доклад Хрущева о культе личности Сталина был опубликован только за границей. В нашей стране его читали на закрытых собраниях

Леонид Млечин

"Огонек" продолжает серию публикаций о секретном докладе Никиты Хрущева на ХХ съезде КПСС. Начало — см. N 4 от 1.02.2016.

О том, как секретный доклад попал на Запад, ходят легенды. Историки не сомневаются: это дело рук иностранных разведок. Вот только чьих?

Руководитель Федеральной разведывательной службы (ФРГ), бывший генерал Райнхард Гелен, который занимался шпионажем против Советского Союза еще в годы службы в вермахте, самодовольно уверял, что это его люди вывезли из Москвы секретный доклад.

Но есть и другая версия: копию доклада раздобыл руководитель израильской политической разведки "Моссад" знаменитый Иссер Харел. У него в Москве будто был глубоко законспирированный агент, которого берегли на крайний случай. "Как агенту "Моссада",— восхищенно пишут историки,— удалось выполнить это задание, опередив своих коллег из других разведок, до сих пор остается тайной. Причем строго хранимой. После того как была установлена подлинность доклада Хрущева, директор "Моссада" вылетел в Вашингтон. Цену за документ он запросил немалую: официальное соглашение об обмене информацией с американской разведкой. Директор ЦРУ Ален Даллес согласился без возражений. И с этого дня все агенты ЦРУ на Ближнем Востоке стали работать еще и на "Моссад"".

В реальности западногерманская и израильская разведки не имели в Москве ни агентуры, ни доступа к секретным документам. Полный текст секретного доклада ушел на Запад через социалистическую Польшу.

Приключения тайных записей

После ХХ съезда в ЦК КПСС составили список находившихся в Москве руководителей братских компартий и всех ознакомили с докладом Хрущева. Узнав о его секретном выступлении, руководители других компартий тоже попросили поставить их в известность и через советские посольства получили копии доклада.

Бывший сотрудник Польского агентства печати Виктор Граевский уверен, что это он передал на Запад хрущевский доклад. Его подруга в Варшаве работала в аппарате первого секретаря ЦК Польской объединенной рабочей партии Эдварда Охаба. У нее на столе он увидел текст доклада. Попросил почитать. Перевернув последнюю страницу, он был потрясен прочитанным. Отнес доклад в израильское посольство в Варшаве знакомому дипломату. Виктор Граевский считал, что мир должен узнать сказанное Хрущевым: его слова полностью меняют представление о происходящем в Советском Союзе.

Сотрудник посольства, к которому обратился Граевский, был представителем не разведки, а службы безопасности "Шин-Бет". Он снял копию с доклада и переслал ее своему начальству. А вот премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион действительно распорядился поделиться текстом с американцами: в Вашингтоне должны осознать, какие перемены идут в Москве...

Вот так доклад Хрущева попал в руки директора ЦРУ Алена Даллеса. Ему и достались лавры суперразведчика, раздобывшего такой важный документ. Мало кто знал, что его заслуга невелика.

Текст перевели на английский язык. С ним ознакомился брат Алена Даллеса — государственный секретарь Соединенных Штатов Джон Фостер Даллес. Он принял решение предать гласности секретный доклад Хрущева. 4 июня 1956 года тот был опубликован. Возникла нелепая ситуация: Соединенные Штаты обнародовали выступление руководителя Советского Союза, а тот всячески от него открещивался.

13 ноября 1956 года заместитель председателя КГБ генерал Петр Ивашутин доложил в ЦК:

"Действующая в ФРГ антисоветская эмигрантская организация, так называемый "Союз борьбы за освобождение народов России", издала и распространяет среди перемещенных советских граждан брошюру под названием "Речь Хрущева на закрытом заседании ХХ съезда КПСС". Брошюра представляет собой перевод с английского на русский язык документа, опубликованного Госдепартаментом США. При сличении доклада товарища Хрущева Н.С. с этой брошюрой установлено, что тексты их тождественны".

Иначе говоря, сомнений в точности текста не существовало. Но советские руководители делали вид, что это фальшивка.

"Официально мы существование доклада не подтверждали,— вспоминал Никита Сергеевич.— Помню, как меня спросили тогда журналисты, что, мол, вы можете сказать по этому поводу? Я ответил им, что такого документа не знаю и пусть на этот вопрос отвечает разведка Соединенных Штатов, господин Ален Даллес".

На самом деле ситуация была еще анекдотичнее: иностранные дипломаты, работавшие в Москве, ознакомились с содержанием секретного хрущевского доклада раньше, чем директор ЦРУ Ален Даллес!

Сексот Костя как источник

Первыми о докладе Хрущева прознали корреспонденты коммунистических газет в Москве. Поделились новостью с дипломатами. Но точную информацию получили и другие иностранные корреспонденты, причем не приложив для этого никаких усилий: о докладе Хрущева им по собственной инициативе рассказывали люди, очевидно связанные с советской госбезопасностью,— домашняя прислуга и водители.

Корреспонденту агентства "Рейтер", например, основные положения доклада пересказал человек, именовавший себя Костей Орловым. Британский журналист не сомневался, что мнимый Костя — агент КГБ. Кто еще в те времена мог беспрепятственно встречаться с иностранным журналистом и свободно рассуждать на опасные политические темы?

Первой о докладе поведала "Нью-Йорк таймс". Статью написал известный журналист Гаррисон Солсбери, который работал в Москве еще в сталинские времена и понимал советскую жизнь. Он, правда, сообщил лишь о самом факте антисталинской речи Хрущева. А на следующий день агентство "Рейтер" распространило достаточно точный пересказ доклада первого секретаря ЦК КПСС. Для отвода глаз в "Рейтер" сослались на неких западногерманских коммунистов. В Лондоне не понимали, что меры предосторожности излишни. Утечка информации была сознательной.

Советское руководство хотело, чтобы Запад имел представление о том, что именно обсуждалось на закрытом заседании ХХ съезда. Даже во время холодной войны определенное партнерство было необходимо. Тем более что в Москве взяли курс на улучшение отношений с внешним миром.

Сотрудники госбезопасности вели игру с корреспондентом агентства "Рейтер" с дальним прицелом. После публикации секретного доклада к нему зачастили люди, которых он считал агентами КГБ. Надо понимать, с ним хотели работать на постоянной основе. Превратить корреспондента агентства "Рейтер" в канал влияния, транслировать через него ту информацию, с которой Москва желала знакомить Запад. В таком случае журналист превратился бы в самого осведомленного в кремлевских секретах человека.

Британский журналист не польстился на заманчивое предложение. Через несколько месяцев попросил свое лондонское начальство от греха подальше забрать его домой.

Зампред-ротозей

Между тем в самом Советском Союзе хрущевский доклад оставался секретным. Текст не публиковался в открытой печати, хотя с его содержанием ознакомили миллионы людей. Через неделю после съезда, 5 марта 1956 года, было принято постановление президиума ЦК КПСС:

"1. Предложить обкомам, крайкомам и ЦК компартий союзных республик ознакомить с докладом тов. Хрущева Н.С. "О культе личности и его последствиях" на ХХ съезде КПСС всех коммунистов и комсомольцев, а также беспартийный актив рабочих, служащих и колхозников.

2. Доклад тов. Хрущева разослать партийным организациям с грифом "не для печати", сняв с брошюры гриф "строго секретно"".

Доклад отпечатали в десятках тысяч экземпляров. Его зачитывали в партийных организациях и на собраниях трудовых коллективов по всей стране. Но сам текст берегли как государственную тайну.

31 марта 1956 года председатель КГБ генерал Иван Серов информировал ЦК:

"По сообщению управления КГБ Пензенской области, 23 марта сего года в Пачелмском райкоме КПСС утерян экземпляр N 34322 доклада товарища Хрущева Н.С. "О культе личности и его последствиях"". Принятые меры розыска положительных результатов пока не дали".

Расследование по указанию Москвы проводили работник пензенского обкома партии и два офицера госбезопасности. Выяснилось, что заместитель председателя райисполкома Фролов поехал информировать коммунистов Шеинского сельсовета и там потерял свой экземпляр. Как это произошло, вспомнить он не смог. Видимо, районного начальника встречали, как положено, он расслабился и где-то оставил драгоценную книжицу. Фролова исключили из партии и сняли с работы.

Неприятные вопросы

В то же время к руководителям страны из прокуратуры потоком шли документы о фальсифицированных процессах, пытках заключенных, несправедливых приговорах. Началась реабилитация невинно осужденных. Не только отдельных людей, но и целых народов.

Отменялись многие сталинские постановления. Но что делать со Сталиным — не знали. Шел бесконечный спор: с одной стороны, он совершил тяжкие преступления, с другой — под его руководством строили социализм, одержали победу в войне... Назвать покойного вождя преступником язык не поворачивался. Как быть членам президиума ЦК, которые десятилетиями работали с ним рука об руку? Они тоже в таком случае должны нести ответственность за массовые убийства.

После ХХ съезда секретарь ЦК по идеологии Шепилов выступал на партийном собрании Академии общественных наук. Беспощадно критиковал Сталина. Но собранию не понравилось, что Дмитрий Трофимович обошел вопрос об ответственности других членов партийного руководства, сохранивших свои посты. Об этом откровенно заявили преподаватели академии. Особенно резко выступал будущий академик Бонифатий Кедров, сын расстрелянного Сталиным активного участника Октябрьской революции. Кедров потребовал привлечь к ответственности соратников Сталина, которые вместе с ним погубили столько невинных людей. Зал очень живо реагировал на эти выступления. Шепилову с трудом удалось погасить бушевавшие в академии страсти.

В другой аудитории возник вопрос о личной ответственности председателя КГБ Ивана Серова, бывшего заместителя Берии, за то, что творили органы госбезопасности. Академик Борис Черток вспоминал, как в закрытом НИИ-88, где создавались советские ракеты, состоялся партийно-хозяйственный актив. Доклад по поручению ЦК делал генерал Серов. Его выступление — о сталинских преступлениях — подействовало на аудиторию угнетающе. Когда он закончил, в зале раздался срывающийся женский голос:

— Иван Александрович! Объясните, вы-то где были? Вы кем были, что делали? Наверное, громче всех кричали: "Слава Сталину!" Какое право вы имеете говорить о злодействе Берии, если были его заместителем?

Это говорила пожилая работница листоштампового цеха.

Генерал Серов долго молчал. Потом встал и сказал:

— Я во многом виноват. Но виноваты и все, все здесь сидящие. Вы разве не славили Сталина на всех своих собраниях? А сколько раз каждый из вас вставал и до устали аплодировал, когда упоминали имя Сталина на ваших конференциях и собраниях? Всем нам трудно, не будем предъявлять счета друг другу...

Из всех обкомов на Старую площадь шли докладные записки о ходе обсуждения секретного доклада. Отдел партийных органов ЦК знакомил с ними руководителей партии. Поляризация мнений была очевидна.

Интеллигенция бушевала и требовала ответов на множество вопросов: говорите всю правду! Недовольство неполной критикой сталинизма выражали даже некоторые сотрудники КГБ на партийных собраниях в своих коллективах.

А кому-то рассказ о сталинских преступлениях казался неправдоподобным. Виктор Стукалин был в 1956 году первым секретарем Бауманского райкома комсомола столицы. На районном активе стали зачитывать письмо ЦК о культе личности.

"Буквально с первых же слов в зале начался ропот,— вспоминал Стукалин.— Некоторые комсомольцы выкрикивали:

— Прекратите заниматься клеветой на Сталина! Мы воспитаны партией, и для нас Сталин — это не просто руководитель. Мы знаем его заслуги перед страной и не хотим, чтобы вы порочили великого человека.

Решили прекратить чтение. Мы объявили собрание актива закрытым и поднялись к первому секретарю райкома партии Надежде Андреевой. Я подробно проинформировал ее о случившемся. Она позвонила в МГК партии и все рассказала. Видимо, не только в нашей комсомольской организации была такая реакция. Бюро МГК приняло решение не читать это письмо на больших активах молодежи".

Люди, воспитанные советской пропагандой, просто не хотели ничего слышать. Не верили тому, что им говорили. Смущала и сама атмосфера. Текст хрущевского доклада читали на закрытых собраниях. Публичные обсуждения запрещались, словно речь шла о чем-то сомнительном. Нелепая таинственность вокруг доклада на ХХ съезде породила множество мифов, пошла во вред и стране, и самому Хрущеву.