 |
| В Афганистане редко увидишь женщину без паранджи, даже такую юную. Мусульмане, моющие ноги перед намазом встречаются гораздо чаще |
В 83-м нас привезли в Афганистан бесплатно. А теперь, когда я начинаю считать, во сколько обошлась поездка, постоянно сбиваюсь.
Непредусмотренные расходы начались после посадки в Душанбе. У багажного отделения я почти два часа ждал свою сумку. Все это время лента транспортера лениво крутила три чужих чемодана. В конце концов я заглянул в прорези багажной занавеси. У дальнего, служебного конца транспортера стояла тележка, доверху нагруженная баулами. Среди них была и моя сумка. Об этом я сообщил стоявшему поблизости таджикскому милиционеру.
— А чего ж ты молчал?! — удивился милиционер и скрылся в запретной для пассажиров зоне. Через минуту он вернулся с моей сумкой.— Давай деньги!
Получение багажа обошлось мне всего в 20 рублей. Аккредитация при таджикском МИДе тоже стоила по-божески — $3 (с неграждан СНГ брали по $50). Мидовцы внесли меня в список журналистов, желающих поехать в Афганистан, и объяснили, что надо самому нанять машину и прибыть к 10 утра. Машину мне нашел знакомый душанбинец — за $250 (позже я узнал, что у гостиницы можно было бы договориться и за $200, но знакомство есть знакомство).
Переночевал я в гостинице "Таджикистан" ($35 за номер в сутки, душ со сливом в полу). Когда я между прочим спросил у коридорной, почему из крана течет такая странная вода, она меланхолично ответила:
— Да русские все уехали, фильтр некому починить...
Зато в фойе стоял телевизор, подключенный к спутниковой антенне. В ожидании отбытия в Афганистан иностранные журналисты коротали время под CNN. Здесь впервые мне пришлось вспомнить свое переводческое прошлое. Какой-то японец, обвешанный аппаратурой, безнадежно повторял девушке в продуктовом киоске:
— Кока-кора, кока-кора...
Девушка, пытавшаяся самостоятельно по Бонк изучить английский (книга лежала у нее на прилавке), хлопала глазами в недоумении.
Пришлось перевести:
— Кока-колу он хочет.
Японец радостно закивал.
 |
| В ожидании наступления на позиции талибов афганцы слушают "Голос Америки", вещающий на дари и пушту |
После нее внезапно встали. Никто не знал почему. Сопровождающий из МИДа отбивался как мог:
— Не знаю! Афганцы не пускают.
Ночевали в машинах. Утром кое-как поели в притаможенной чайхане.
— Эй, кто может итальянца взять? У него машина сломалась.
Я обернулся. Грустный мужчина вовсе не журналистской, а скорее преподавательской внешности с надеждой смотрел на коллег. Я махнул рукой:
— Давай его ко мне. Я один еду.
Итальянца, работавшего на телекомпанию Rai Uno, звали Эцио. Он рассказал, что ему уже второй раз за день не повезло. Эцио ехал со знакомым журналистом из Пакистана, когда-то жившим в Италии. Все было хорошо до поста КНБ — там пакистанца завернули без объяснения причин. Эцио пытался за него вступиться, но ничего не вышло. А теперь вот и машина сломалась.
До границы оставалось совсем немного — река Пяндж, за ней афганский берег. На той стороне поблескивают стеклами "уазики" — штук тридцать.
Паром. Несколько минут — и мы в Афганистане. У одноэтажной мазанки, таможни, человек десять моджахедов с автоматами.
Вот они, "духи". Обычно если стреляешь, то куда-то вдаль — по зданиям, по кустам. За все время службы в Афганистане я видел живых душманов два раза. Это был третий.
 |
| Самый распространенный вид транспорта в Афганистане - советский "уазик" |
Моджахед хлопнул мне в паспорт печать и мотнул головой: проходи. За мазанкой на нас сразу набросились "таксисты".
— Уан хандред долларс! Уан хандред долларс!
— Давай за 50, — для большей убедительности я перешел на дари. Но такса, как оказалось, от языка не зависела. "Уан хандред", так "уан хандред". Мы с Эцио залезли в "уазик".
— Ты откуда? — спросил водитель.
— Из России.
— А язык откуда знаешь?
— Учил.
— А-а... На фронт хочешь?
— Ну хочу.
— Я моджахед. У меня командир крутой. Если хочешь, может помочь на фронт попасть. Держитесь, дорога у нас плохая.
Про командира он, по-моему, соврал, да и про дорогу тоже. Она была не плохая, ее просто не было. "УАЗ" подпрыгивал на жутких ухабах, иногда мы ехали просто по полю. Через полтора часа прибыли в город Ходжа-Бахауддин. Афганец подвез нас к одноэтажному зданию с гордым названием "МИД Северного альянса" и функциями отеля. Шесть комнаток, одна — служебная, остальные сдаются журналистам. Нам поначалу мест не досталось. Пару ночей мы с Эцио спали в двухместной палатке во дворе ($10 в сутки, включая еду) и только потом перебрались в дом — на пол в коридоре (это стоило уже $20).
По ночам в городе тихо, но днем все оживает. Женщины в паранджах. Мужчины с автоматами. Грязные дети возятся в пыли.
— Дяденька, дай денежку, я хлеба себе куплю.
Все как 18 лет назад.
 |
| Недалеко от границы с Таджикистаном у афганцев есть показательная часть — ее любят показывать журналистам |
— Ты откуда?
Это любимый вопрос афганцев.
— Из Москвы. А ты откуда?
Он помолчал.
— А я из Панджшера. Из того самого места, где мы уничтожили русских!
Что я мог ответить? Что не убил ни одного афганца? Что просто работал переводчиком у наших советников?
Я помню, что наши вертолеты делали с их деревнями. Я помню, как к нам в часть прибежал афганский старик и сказал, что его дом грабят солдаты. Мы пошли в советскую войсковую часть, стоявшую рядом, нашли особиста и потащили его в деревню. А навстречу нам шли три солдата — сержант посередине прижимал к животу швейную машинку, рядовые тащили мешки с остальным имуществом. Помню, как униженно благодарил нас потом старик.
Я ничего не ответил и ушел. Спустя день панджшерец пришел снова и как ни в чем не бывало заговорил о том, что вообще-то теперь Россия — хорошая страна: она помогает в борьбе с талибами. Как я понял, он так извинялся.
Встретил я в Ходжа-Бахауддине и еще одного бывшего врага. Как-то к журналистам, сидевшим за столиком во дворе, подсел афганец лет 45 в национальной одежде.
— Я генерал Аялар!
По-английски он говорил плохо. Я спросил, где он воевал.
— В Кандагаре.
— И я в Кандагаре. Только в кармалевской армии. Переводчиком был.
— Да ну! Правду говоришь? Где?
— В 15-й дивизии.
"Дух" кивнул: знаю.
— Да, много я ваших положил. Мы как-то напали на ваш пост. У нас только два ствола, а у ваших — куча оружия. Но мы всех положили!
Он мечтательно закатил глаза.
— А в 83-м воевали у Ахмад-шаха Масуда. Помнишь под Салангом туннель? Там колонна ваша должна была пройти. Я должен был первым стрелять. Выехала машина — тягач с танком. И я первым выстрелом сжег его. А потом стали стрелять другие, и мы их всех пожгли. Четыре дня мы колонну держали. Да... Слушай, а пришли мне приглашение в Россию! Хочу Москву посмотреть. Я тебе в Иран пришлю. Я там живу сейчас. А потом я тебя отправлю в Кандагар и Гильмент.
— Так там талибы.
— А я дам тебе четыре джипа и 20 охранников! Не бойся, у меня очень сильные ребята. Они тебя такими тропами повезут, что на талибов не наткнешься. Наши пуштуны ничего не боятся, мы там все время с талибами воюем.
— Пуштуны?
— Да я сам пуштун! Ну и что?
 |
| Стреляют бойцы Северного альянса пока мало. В основном по заказу иностранных корреспондентов |
— Я завтра еду на фронт. Может, поедете со мной, а то одной дорого?
Мы согласились.
По пути проезжали через город Русток — в нем жил водитель Луис. Решили купить фруктов и печенья. Остановились у базара. На прилавках — горы винограда, груши, яблоки. Продают одежду, инструменты. Из мяса — только баранина. Из западных продуктов — пепси-кола иранского производства. Сразу вспомнил, что 18 лет назад в Кабуле был завод по производству кока-колы, спрайта и фанты.
Мы набрали фруктов, и тут я почуял что-то неладное. Обернулся. Нас обступили афганцы — человек 50. Вроде бы прямой угрозы не было, скорее любопытство. Они просто смотрели на нас, как на зверей в зоопарке. Стало страшновато. Масуд, переводчик Луис, крикнул:
— Вы люди или кто? Как вам не стыдно?! Что вы вытаращились!
Очень нехотя афганцы расступились, пропуская нас к машине. Но толпа смыкалась за нами. И пока водитель не завел "уазик", афганцы заглядывали в окна.
На обратном пути мы опять проезжали через Русток, но на базар не пошли. Зато зашли в гости к водителю Луис и его отцу, владельцу инструментальной лавки.
Большой двор. Для гостей — отдельный однокомнатный домик. Матрасы на полу. Постелили дастархан, наш водитель принес еду — лепешки, яичницу. Пришел его отец, сел, погладил длинную белую бороду. Сам заговорил:
— Я не талиб. Просто без бороды не пускают в Кабул и Кандагар — я туда за товаром езжу.
Из маленького приемника доносился "Голос Америки" — сначала на пушту, потом на дари.
— Бомбят,— вздохнул старик.
Про то, что многие афганцы свободно ходят на талибскую территорию, мне говорили многие. Но больше всего потряс командир небольшого подразделения на "первой линии" Зухурзур.
Он рассказал, что служба устроена так: восемь месяцев в году на "первой линии", потом трехмесячный отпуск.
— И я еду домой, в Кабул.
— Как в Кабул? А талибы?
— А они не знают, что я здесь воюю. Если бы знали, убили бы.
— А по бороде не определят?
Зухурзур провел рукой по короткой бородке.
— А мне еще два месяца здесь служить, отрастет. Пойдемте в землянку — чай готов.
Мы спустились. В углу сидел связист, потрескивала уоки-токи. Связист проверял посты. Закончив, он вдруг спросил:
— Хотите, с талибами свяжусь?
— Давай.
Связист подкрутил что-то в рации и запел:
— Эй, талиба, талиба... Слышишь меня?
Талибы отозвались минуты через две.
— Салям алейкум.
— Алейкум ассалам. Здравствуй, брат. Как у тебя дела? Все ли у вас спокойно?
— А ты кто?
— Твой сосед, который на другой горе.
— Спасибо, все хорошо у нас.
Трубку взял Масуд, переводчик Луис. Поздоровались. Но талиб вдруг сказал:
— Извини, батарейка садится.
— Ну что же ты! Денег нет, чтобы купить батарейку? — добродушно съязвил Масуд.
— Да ладно! У меня батареек полно и денег. Сейчас поменяю.
— Ну, я понимаю, что у вас много денег, у вас есть человек, который вас всем снабжает.
Талиб вроде бы не понял намека на бен Ладена. Он пожаловался:
— Американцы достали! Каждую ночь бомбят Кабул, а у меня там семья.
— Ну что ж поделаешь,— без злорадства вздохнул Масуд.
Прощаясь, пожелали друг другу, чтобы в стране был мир.
Через неделю я уехал из Афганистана. Наступление Северного альянса, которого ждали со дня на день, так и не началось.
До границы мы доехали снова за сотню, до Душанбе — за двести. В аэропорту я пошел к кассам, но не дошел: дорогу к билетам преградила цепочка милиционеров.
— Тебе билет нужен? Куда? Подожди. Сейчас сделаем.
Один из них повернулся к кассе:
— Сколько?
— 170,— ответила кассирша.
— Эй, дорогой, 200 долларов! — улыбаясь, сказал мне милиционер.