|
Отделение страны от государства |
 |
| Юлия Шевелева из "Подвала" придумала проект "1+1". Это когда люди собирают по рублю на детский хоспис или помощь старикам. Собрали пока всего 4 тыс. рублей. Или уже целых 4 тыс. человек |
Нет такой партии
Молодой человек из благотворительной организации НАН ("Нет алкоголизму и наркомании") ходит по подвалам и рассказывает беспризорникам, что в Москве есть приют, где их станут кормить, учить и одевать, но не станут задерживать, если захочется уйти. И беспризорники приходят. Единственный случай, когда приходят сами.
Молодой доктор из организации "Врачи без границ" раздает бездомным теплое белье, потому что скоро зима. Чего вы морщитесь? Вам не нравится думать про бездомных?
Доктор Анна Битова из Центра лечебной педагогики на проспекте Вернадского принимает детей с проблемами развития. В Москве есть еще несколько десятков мест, куда можно привести аутичного ребенка. В провинции — почти нет.
Человек по имени Сергей Левин устраивает Новый год. Ездит всю новогоднюю ночь на автобусе по детям, к которым никогда не приходил Дед Мороз. А Дедом Морозом наряжен юноша, выпущенный из детского дома прямо в исправительную колонию. Этот юноша, которому никто никогда не доверял и которому никто никогда не был рад, за одну ночь встречает десятки детей, доверяющих ему абсолютно и радых ему несказанно, потому что он Дед Мороз.
В Женский кризисный центр всю ночь звонят по телефону доверия женщины, которых избивают мужья, или дети, которых избивают родители. Психолог говорит:
— Успокойся, собери документы и деньги, какие найдешь, возьми детей и приходи в "Убежище".
— А потом что?
— Давай решать проблемы по мере поступления. Сейчас главное, чтобы тебя и детей не убили и не покалечили до утра, а завтра наши психологи начнут работать с проблемой насилия в вашей семье.
— С какой проблемой?
— То, что случилось с тобой, называется домашнее насилие.
Их тысячи. По данным директора российского представительства английского благотворительного фонда CAF (Charities Aid Foundation) Ольги Алексеевой, в России реально действует около 100 тыс. благотворительных организаций. 75 тыс. из них — небольшие. Они имеют не более пяти человек в штате. Бюджет у них, как правило, не превышает $5 тыс. в год. И занимаются они решением конкретных проблем.
Накормить бездомных, собрать беспризорников, научить больных детей, построить пандусы для инвалидов, переучить уволенных из армии офицеров, проконтролировать, как местные власти тратят городской бюджет... (Есть такая организация в Петрозаводске. Они считают, что бюджета хватит на всех, если только чиновники не будут воровать. Они придумали технологию проверки чиновников, и Фонд Форда дал им немного денег, чтобы эту технологию запустить.) ...помочь одиноким старикам, сократить число самоубийств, проводить умирающих детей... (В Москве есть детский хоспис. Детский. Хоспис. Врачи и добровольцы ходят по домам, где дети умирают от рака, и облегчают этим детям предсмертные боли, и играют с этими детьми, глядя на которых, другие люди могут только скрывать слезы. А потом, когда дети умирают, добровольцы долго еще ходят к их родителям и объясняют, зачем теперь нужно жить.) ...адаптировать психически больных, когда они выйдут из дурдома, адаптировать заключенных, когда они выйдут из тюрьмы. И еще тысячи подобных проблем.
 |
| Ольга Алексеева из фонда CAF говорит, что страна и государство — это совсем не одно и то же |
Как растет трава
Девушку в кепке зовут Аня. Мы сидим в подвале. Аня отвечает за связи "Подвала" с общественностью. "Подвал" — это всего лишь одна из многих московских некоммерческих организаций, но они знают, как остановить войну. Руководит "Подвалом" Юлия Шевелева. Она сидит с ногами в широченном продавленном кресле, предлагает нам чай, одновременно разговаривает по телефону, снимает туфли и надевает кеды.
Они рассказывают втроем. Аня, которая в кепке. Маша, которая дочь Юлии Шевелевой, очаровательная девушка лет двадцати с длинной черной косой. И сама Юля, которая уже обулась в кеды и тоже рассказывает, время от времени прерываясь на телефонные разговоры с каким-нибудь префектом. На улице — Остоженка, арка, вечер, зима начинается.
"Подвал" — это театр, в котором подростки ставят, как правило, самою же Юлией Шевелевой написанные пьесы. В спектаклях участвуют дети, которых принято называть инвалидами, вместе со своими здоровыми сверстниками.
Они ставили спектакли про спец-ПТУ для девочек, про начальную военную подготовку в школе, про взаимоотношения детей с родителями, причем дети и родители играли в спектакле вместе, отчего взаимоотношения налаживались.
Еще они поставили спектакль "Кто следующий?" про то, как восемнадцатилетний мальчик заразился ВИЧ-инфекцией от первой своей девушки. После этого, кажется, спектакля на стене остался висеть плакат: "Обними меня — это не заразно". Или этот плакат про детей, больных ДЦП?
Мальчик, сыгравший в спектакле главную роль, говорит, что раньше, если бы узнал, что ВИЧ-инфицирован, то не сказал бы никому, а сейчас сказал бы, потому что друзья в "Подвале" не перестанут дружить с ВИЧ-инфицированным и не станут его показательно жалеть.
 |
| У Вячеслава Бахмина из Фонда Сороса нет времени на участие в подготовке Гражданского форума. Но беспокоиться не нужно. Там пока много приличных людей и без Бахмина |
— Мы будем проводить тренинг,— сказала Юлия Шевелева,— цель которого — преодолеть вражду между русским и чеченским народом.
— У нас нет никакой вражды к чеченскому народу,— ответили русские дети.
— У нас нет никакой вражды к русскому народу,— ответили чеченцы.
Потом они взяли семена травы, посеяли и начали играть. В первый день русские дети отдельно, чеченские отдельно. Вечером они садились вокруг глобуса и думали каждый о своем. Еще они опускали руки в воду и поливали пригоршнями посеянную траву. Еще они делали всякие упражнения типа "доверчивое падение", когда русский, например, падает навзничь и наверняка должен разбить голову о каменный пол, если только его, падающего, не подхватят стоящие за спиной чеченцы.
И разговаривали. Про войну, про зачистки, про взрывы. На следующий день в комнате горела свечка, а вокруг нее чеченские и русские юноши и девушки сидели и рыдали в голос, потому что им было больно думать об убитых на этой войне. Вне зависимости от национальности.
Потом русские учили по-чеченски слова "я тебя люблю", потому что чеченцы тоже могут любить, раз у них в языке есть для этого слова.
И опять поливали пригоршнями семена травы. И на следующий день сделались друзьями, и каждый раз при встрече стали целоваться в щеку, хотя у чеченцев принято целовать только очень близких людей, только при расставании и только в лоб.
Еще через день они были уверены, что два враждующих народа можно примирить, и знали, как это сделать. В этот день взошла трава.
Еще за три дня они поставили спектакль про двух влюбленных, которые разговаривают по телефону. Шипящая и булькающая междугородняя связь Москва--Грозный.
 |
| Кристофер Кедзи из Фонда Форда шесть лет развивает в России гражданское общество. Он говорит, что грустнее всего было в августе 98-го, а радостно бывает каждый раз, когда приносят новый проект |
От имени президента детям ответил консультант отдела писем С. А. Телепнев: "Уважаемые ребята! Ваше обращение на имя В. В. Путина получено и рассмотрено. Вопросы, которые вы поднимаете, актуальны... По поручению В. В. Путина все обращения граждан внимательно изучаются, анализируются и учитываются при подготовке главе государства соответствующих докладов... Успехов в учебе, здоровья..."
На пресс-конференции в Брюсселе президенту задали вопрос о нарушении прав человека в Чечне. Президент хлестко ответил: "Чьих прав? Конкретно! Имена, фамилии, явки".
Выходит, подвел президента консультант Телепнев. Не учел при подготовке соответствующего доклада письмо детей из "Подвала".
Имя девушки — Иман. Фамилия — Лабазанова. Явка — "Подвал" на Остоженке. Во время одной из зачисток, проводившихся по описанному выше сценарию, у девушки пропал без вести отец. То есть арестован без ордера на арест. И жив ли?
Наверное, президент понимает, что если 22 ноября Гражданский форум в Кремле пройдет успешно, то имен, фамилий и явок у него всегда будет предостаточно.
— Юля,— спрашиваем мы,— так вы видите в государстве врага?
— Нет,— отвечает Юля,— я ему помогаю. А государство мне иногда звонит и говорит: возьми денег. А бывает, что другая часть государства звонит и спрашивает, на каком основании я занимаю тут помещение.
Гражданская страна
Помещение английского благотворительного фонда CAF в Москве устроено в бывшем здании завода шампанских вин, которое теперь переделали в офисный центр. Мы сидим с директором Ольгой Алексеевой, и она рисует на бумажке, как устроено в России гражданское общество. Объясняет очень внятно.
Страна делится на три сектора: государственный, коммерческий и некоммерческий. Последний и есть гражданское общество. Его и соберут на Гражданский форум.
Мы спрашиваем, сколько в стране некоммерческих организаций. Ольга говорит, что есть три цифры, чтобы ответить на этот вопрос.
— Полмиллиона некоммерческих организаций — это если считать муниципальные учреждения. 265 тысяч — если считать политические партии и общества любителей аквариумных рыбок. Еще называют цифру примерно 60-70-100 тысяч. Это благотворительные организации. Гражданские организации, которые работают не только на себя. Это много, потому что в 1985 году их было 20. Не 20 тысяч, а всего 20. И число их будет расти. В Англии население в два с лишним раза меньше, чем у нас, и в два с лишним раза больше благотворительных организаций.
 |
— Трудно сказать,— Ольга рисует на листочке картинку про то, как ей трудно сказать.— Бизнес российский жертвует больше 300 млн долларов в год.
— Это деньги, которые действительно вкладываются, или это включая те деньги, которые отмываются?
— Это те, которые действительно вкладываются. Скажем, настоящий, нормальный, неотмывочный благотворительный бюджет крупной нефтяной компании — 20 млн долларов в год. Благотворительные бюджеты московских компаний — 5-6 млн долларов в год. Средняя компания в достаточно благополучном регионе жертвует в год до 100 тыс. долларов местным благотворительным организациям. В целом объем средств в некоммерческом секторе будет не меньше полумиллиарда долларов ежегодно.
Дальше Ольга совсем уж углубляется в рисование:
— Шестьдесят процентов гражданского общества — это так называемые группы самопомощи. Группа многодетных, группа инвалидов, группа ветеранов. Бюджет не превышает 5 тыс. долларов в год. Еще примерно 25% — это организации, предоставляющие бесплатные услуги. Реабилитационные центры, альтернативные детские дома, телефоны доверия, женские кризисные центры. Еще 20% — некоммерческие и негосударственные образовательные учреждения. Наконец, менее 10% — это то, что я больше всего не люблю. Это благотворительные фонды,— говорит директор благотворительного фонда CAF.
— Ольга, во-первых, у вас получилось 115%...
— Ну приблизительно же!
— ...а во-вторых, почему же вы не любите благотворительные фонды, если в благотворительном фонде работаете?
— Потому что я работаю в благотворительном фонде, соответствующем западным стандартам. Потому что на Западе благотворительного фонда не может быть, если у него нет денег. Есть всего четыре типа фондов, настоящих, нормальных. Фонд, который создан на деньги человека или семьи, как, например, Фонд Форда или Фонд Сороса. Корпоративный фонд, созданный на деньги корпорации. Общественный фонд, который работает на очень маленькой территории, допустим, для города. Туда горожане жертвуют все понемножку, создается капитал, и процент с этого капитала ежегодно тратится на программы грантов в этом конкретном городе. Наконец, четвертый тип — это управляющие фонды, как CAF. Мы занимаемся раздачей денег от лица кого-то, кто хочет жертвовать на благотворительность, но не хочет сам с этим возиться. 4,5 млн долларов в год раздаем.
— Это бизнес такой?
— Не совсем. В бизнесе клиентом является тот, кто платит деньги. В некоммерческом секторе клиент и деньги разделены. Тот, кто платит, не является клиентом. Он платит за того, у кого нет денег, но есть проблемы.
— А как вы раздаете деньги? Кому? По какому принципу?
— У нас есть правило: мы даем деньги не людям напрямую, а организациям, которые с людьми работают. Сколько ни давай денег семье, где папа алкоголик, сами понимаете, что будет. Значит, деньги надо давать организации, которая лечит папу от алкоголизма. Второе правило заключается в том, что мы поддерживаем не тех, кому хуже всего, а тех, кто знает, как сделать лучше. У нас есть стратегия, приоритетные направления, это все на сайте. Я говорю, что не люблю благотворительные фонды, имея в виду фонды, которые занимаются чем попало, благотворительностью вообще. Их 2,5% от числа некоммерческих организаций, но денег у них столько, сколько у всех остальных вместе взятых. При этом они на виду, они устраивают шумные акции, с ними случаются скандалы.
— Скажите честно, это они будут участвовать в Гражданском форуме?
— Надеюсь, что нет. Путин сказал, что должен быть канал взаимодействия власти с гражданским обществом, и я не вижу пока причины не верить президенту. Другое дело, что президент и его аппарат несвободны. Они любят большие государствоподобные организации, потому что представляют себе любые взаимоотношения в виде вертикали. Министерство гражданского общества, мингроб. Беда в том, что министерство может оказать только усредненную помощь среднему человеку. Может раздать пособия. А средних людей не бывает. Есть миллионы разных людей, у каждого из которых потребности разные. И только сотни тысяч маленьких и не похожих друг на друга организаций могут эти потребности удовлетворить. Беда в том, что президент и его аппарат до сих пор ставят знак равенства между страной и государством. А страна — это не государство.
ДИНА БАЙМУХАМЕТОВА, ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН