Пограничное
состояние

Жизнь между Россией и Китаем — в спецпроекте «Ъ»

Автор

Маргарита Федорова

В 2015 году ставка России на экономическое партнерство с Китаем в условиях западных санкций не оправдалась. Из-за негативных мировых тенденций — в частности, падения цен на нефть — и девальвации рубля товарооборот между странами сократился на четверть. «Ъ» отправился на российско-китайскую границу, чтобы узнать, как изменилась жизнь соседствующих регионов после провозглашенного Москвой «поворота на восток». Существует ли на Дальнем Востоке китайская экспансия, из-за чего местные жители до сих пор работают челноками, как падение рубля повлияло на экспорт «Аленки» в КНР и почему русским сложно вести бизнес с китайцами — в спецпроекте «Ъ».

Благовещенск

Часть I

— У нас в области сложилась парадоксальная ситуация с поколением 1985–1995 годов рождения. Моя дочь, к примеру, была где угодно — на Филиппинах, в Китае, Таиланде, а в Москве и Питере — ни разу. И все потому, что лететь в три раза дороже. А цены какие у вас?! Создается ощущение, что у вас там все золотом помазано, зарплаты за одну и ту же работу в Благовещенске и Москве несопоставимы, — Константин Титов, начальник юридической службы строительной компании «Великая стена» китайского бизнесмена Лю Цзяна, говорит с улыбкой, но в его голосе слышится раздражение.

Мы стоим у входа в офис «Великой стены» в доме компании на Зейской улице в Благовещенске. По соседству гудит новая стройка.

— Некоторые у вас там, причем с высшим образованием, вообще не представляют, где находится этот Дальний Восток, — продолжает Константин Титов. — Вы откуда, из Благовещенска? А-а-а, это в Башкирии, что ли? Нет, чуть-чуть подальше. Часов на шесть лета. Для тех, кто живет в Курске, Пензе, мы вообще тундра лесом. Они до Урала еще хоть что-то представляют, а вот дальше... Вообще, это не мы далеко забрались, а вы. Знаете, как у нас здесь любят говорить: мы вас не трогаем до Урала, и вы нас после Урала не чешите. У вас там свой мир, свои проблемы, у нас — свой. У вас в соцсетях обсуждают санкции: мол, хамон запретили, сыр, польские яблоки. Да черт с ними! У нас круглый год из Китая везут яблоки, виноград, дыни, арбузы — что хочешь.

Помимо жилого микрорайона на 240 квартир в Благовещенске «Великая стена» собирается построить в 18 км от города в поселке Кантон-Коммуна туристическую деревню с домами в русском стиле, парковой зоной и стрельбищем. Для «Великой стены» этот проект — диверсификация бизнеса в условиях падения курса рубля и спроса на квартиры. Главными посетителями деревни должны стать китайцы.

С ослаблением рубля деловые отношения между жителями Благовещенска и Хэйхэ сильно изменились. Раньше китайцы приезжали на российский берег Амура торговать и строить, а русские на китайский — закупить товаров и заодно отдохнуть. Теперь русские в Хэйхэ практически не ездят, зато китайцы массово поехали в Благовещенск уже как туристы и ценители русского шоколада и золота.

По данным Министерства внешнеэкономических связей, туризма и предпринимательства Амурской области, в 2015 году регион посетили 69 тыс. туристов из КНР — на треть больше, чем в прошлом году. В министерстве отмечают, что Благовещенск уже пять лет занимает третье место после Москвы и Владивостока среди российских городов по числу туристов, приезжающих из Китая.

— Любой новый микрорайон в Благовещенске построен руками китайцев, даже если инвестором выступала российская компания, — говорит Константин Титов, уже сидя за столом в компании своего босса Лю Цзяна и гендиректора «Великой стены» Константина Мандро.

Всех троих помимо экономического кризиса волнует вопрос выделения квот на иностранных рабочих.

— У нас уничтожена система профобразования, специалистов нет, да и сами русские не горят желанием работать каменщиками или плотниками. Могут получить зарплату и уйти в запой. Китайцы же обладают огромным опытом строительства монолитных домов, приезжают бригадами, держатся друг за друга. В прошлом году объем квот на иностранных рабочих был сильно снижен, хотя позиция государства понятна: оно должно защищать свой рынок, особенно в условиях кризиса, — объясняет Константин Мандро.

The New York Times о проблемах китайских бизнесменов в Благовещенске

— Каждый гражданин КНР, работающий здесь, должен знать русский язык, историю России, пройти обучение и сдать экзамен (обязательный экзамен по русскому языку, истории и законодательству России для лиц, желающих получить разрешение на временное проживание и вид на жительство в РФ, был введен с 1 января 2015 года. — «Ъ»). За это все платим мы, — в разговор включается хозяин компании Лю Цзян.

Лю Цзян представляется Юрой — все китайцы, ведущие бизнес с русскими, берут себе новые имена. Он родился в Харбине, учился на преподавателя русского языка и приехал в Благовещенск в 1992 году, как только открылась граница. Сначала занимался торговлей: привозил сюда овощи, строительные материалы. В 2008 году создал строительную компанию.

Первое время все русские были для меня на одно лицо. Много времени ушло на изучение законов. Было очень трудно. Пришлось привыкать к разнице менталитетов — к примеру, русские по характеру очень открытые, прямые, конкретные, китайцы — нет: мы не любим показывать свои чувства, ценим скромность.

Я уже считаю Благовещенск своей родиной. Я здесь живу больше 20 лет и не собираюсь уезжать. Так судьба распорядилась. Здесь воздух свежий, река чистая. Моей старшей дочери 16 лет, она учится в русской школе и разговаривает по-русски лучше меня. Сейчас в школу в Благовещенске ходит мой девятилетний сын.

Раньше компании области суммарно подавали заявки примерно на 38–40 тыс. иностранных работников. Из них пять лет назад удовлетворялись около 17 тыс. , потом эта цифра колебалась в пределах 11–12 тыс. С 2014 года квоты стали сильно сокращаться: в 2015 году они составили около 5,5 тыс. человек. Причин несколько. Во-первых, сильно просел строительный рынок, во-вторых, из-за падения рубля значительно подорожала стоимость услуг иностранных рабочих — я сейчас говорю в первую очередь о китайцах. Вместе с тем и заявок стало в два раза меньше.

Еще раньше, два года назад, руководством области было принято решение допускать иностранных инвесторов, а с ними и рабочих в сельское хозяйство и лесную промышленность только при условии инвестиций определенного размера в эти отрасли — от 50 млн руб. на проект. Хочешь работать, создавай нормальный бизнес, плати налоги. Таким образом мы прикрыли лазейку для большого числа нелегальных лесорубов и овощеводов из КНР, которые приезжали на сезон, сильно портили землю химикатами, пленкой и составляли большую конкуренцию нашим сельхозпроизводителям. При этом мы всегда подчеркиваем большую заинтересованность в приходе добросовестных иностранных инвесторов в эти отрасли и готовы им всемерно помогать, в том числе квотами.

Нам интересно, чтобы те же китайские инвесторы вкладывали деньги в развитие животноводства, но пока их больше интересует выращивание сои, которым активно и успешно занимаются наши российские производители. Это вполне объяснимо: в первом случае инвестиции окупятся через семь-восемь лет, во втором — уже через два-три года. В 2015 году Амурская область вырастила более 1 млн тонн сои — это почти половина от всей сои, произведенной в России.

Россия по китайской классификации — территория с высоким риском для инвесторов, поэтому масштабных частных инвестиций из Китая в российские проекты ждать не стоит. Однако недавно при китайском Комитете по реформам и развитию (FAGAIWEI) была создана платформа для рассмотрения крупных проектов в РФ. Можно сказать, что, несмотря на не очень привлекательные инвестиционные рейтинги России, принципиальное решение о готовности вкладывать средства в Россию принято, чего не было еще год назад. Но эти инвестиции будут достаточно жестко контролироваться и, если можно так сказать, патронироваться соответствующими государственными органами в целях минимизации известных рисков. Схема вырисовывается приблизительно следующая: обращение в комитет по внешним инвестициям; рассмотрение и согласование проекта в государственных органах; подбор и назначение «китайского инвестора» (как правило, из числа крупных государственных холдингов и групп); создание совместной структуры или приобретение контроля над уже существующей на территории России в рамках 50 плюс 1 акция. Регионом, где в первую очередь начнется реализация такого подхода, станет по традиции провинция Хэйлунцзян (на территории располагается Хэйхэ). Но это не жесткое ограничение. Все будет зависеть от конкретных интересов разных регионов Китая.

Также в рамках национального китайского проекта создания единого экономического пояса, так называемого нового Шелкового пути, Китай, скорее всего, проявит интерес к секторам, где в КНР сформировались избыточные мощности: это строительство дорог, ж/д путей, металлургических комбинатов, агропромышленных комплексов (выращивание сои, риса, тепличных культур).

Готовность инвестировать в агропроекты напрямую связана со сроком аренды земель — как правило, китайцы хотят арендовать землю на десять и более лет. Интерес к этому сектору экономики может подстегнуть растущий спрос со стороны жителей КНР на экологически чистые продукты. А Дальний Восток воспринимается именно как регион с незагрязненной природной средой. На всем российском Дальнем Востоке проживает около 5–6 млн человек, тогда как в трех приграничных с Россией провинциях Китая — более 170 млн жителей.

Хотя китайцы застроили Благовещенск новым жильем, одели местных жителей в одежду китайского производства и приучили к китайской еде, никакой китайской диаспоры в городе не существует, а услышав это словосочетание, благовещенцы вскидывают брови.

— Это один из ваших московских мифов, что нас здесь давно захватили китайцы. Нет здесь и не было никакого китайского квартала, нет никакого смешения рас: межнациональные браки у нас редкость. А вот поток жителей из Средней Азии в Благовещенск в последние годы увеличился. И они не просто работают здесь временно, как китайцы, а остаются жить, — замечает ресторатор Дмитрий Гудзовский.

С китайцами ему приходится общаться почти каждый день: Дмитрию принадлежат два ресторана восточной кухни в Благовещенске, где работают повара из Хэйхэ, и о жизни и менталитете соседского народа он «может написать восьмитомник».

По данным УФМС по Амурской области, в 2013 году здесь из получивших вид на жительство или разрешение на временное проживание зарегистрировалось по месту жительства больше всего граждан из Узбекистана — 372 человека, из Китая — всего 52 человека. В 2014 году эти показатели составили 295 узбеков и 22 китайца. Самые большие по численности диаспоры в Амурской области — узбекская (в 2015 году — 655 человек), украинская — 597 и армянская — 593 человека.

Я родом из Самарканда. Мы с мужем и детьми переехали в Благовещенск, потому что здесь живут мои дяди. Первым десять лет назад сюда перебрался муж, потом уже позвал меня с детьми — у нас сын-студент и дочка-второклассница. В Узбекистане если мужья велят нам дома сидеть — мы сидим, велят приезжать — приезжаем. Обычаи такие. Хотя Благовещенск — город маленький, мне здесь нравится. Уехали из Узбекистана, потому что детей надо кормить и обучать, чтобы выросли культурными, знали, что есть хорошая жизнь. Здесь снимаем квартиру, работаем. Работаем со своими, с мусульманами. Я устроилась поваром. К нам в кафе часто заходят китайцы. Особенно они любят манты и лагман. Говорят, что у нас очень сытные блюда, порции очень большие. Приглашают к себе в гости.

Многие узбеки приезжают в Благовещенск и берут в аренду землю. Так поступили мои дяди. У них очень большое хозяйство. Выращивают арбузы, картошку, овощи разные, держат баранов, коров. В этом году был очень хороший урожай арбузов — сладких, сочных. У моих дядей работа всегда есть. Их сыновья уже окончили университет и теперь помогают им. Когда трудишься, всего можно достичь. Не хочешь работать, ничего не получишь.

Мы обязательно соблюдаем обычаи, особенно дома. Мой сын дома всегда говорит по-узбекски. Дочка, когда только пошла в школу, стала путаться, но сейчас мы ее приучили дома говорить только на родном языке. Дома все по-нашему: язык, обычаи, одежда — строго. На работе, в школе, институте — все по-вашему. Я очень надеюсь, что мой сын женится на мусульманке, хотя сейчас молодежь пошла с характером. Я его люблю и, конечно, поддержу любой выбор, но я верю, что он знает, кто он.

Из-за падения курса рубля мы не можем больше отправлять деньги на родину, все уходит на оплату квартиры, школы, на питание. Приходится еще платить более 4 тыс. руб. за патент на работу (этот документ обязаны получать все иностранные граждане, находящиеся в РФ без визы и желающие осуществлять здесь трудовую деятельность. — «Ъ»). В Самарканд я ездила этим летом родителей повидать. Там все так вкусно, красиво. Конечно, я скучаю, но обратно возвращаться мы не хотим, там нет таких возможностей, как здесь. У меня муж и сын уже получили российское гражданство, скоро, надеюсь, и мы с дочкой получим.

— В Благовещенске рынки контролируют азербайджанцы, рестораны — армяне, — делится своими наблюдениями Николай, водитель фуры, припаркованной рядом с торговыми лотками на рынке на Текстильной улице. С утра он приехал в Благовещенск из Новосибирска с партией узбекских фруктов. — У азербайджанцев арендуют места китайцы и узбеки, которые в основном торгуют овощами: китайцы за торговый павильон платят им примерно 20 тыс. в месяц, узбеки — за место под фуру около 15 тыс. Хотите еще вас удивлю? Если вы думаете, что в Благовещенск китайские фрукты попадают из Хэйхэ — нет: по большей части едут из Уссурийска, там более, как это сказать, комфортная таможня. Рынок логистических услуг на Дальнем Востоке давно попилен, потоки распределены, везде работают свои компании.

В Благовещенск китайцы приезжают не только как туристы, торговцы и строители, но и как студенты. У многих здесь работают родители. Сунь Цзюяо — студент Благовещенского государственного педагогического университета. На российском берегу Амура его зовут Владимир. Это имя выбрал ему папа: «в честь вашего президента», смеется Сунь Цзюяо. С детства Владимир слышал русскую речь: его папа — переводчик. В Благовещенске он учится уже три года и в будущем хочет открыть свой бизнес. Какой — пока не знает, но, вероятнее всего, связанный с Россией. Когда-то Владимир даже думал жениться на русской девушке, но потом понял, что это плохая идея: «Будет много конфликтов из-за слишком больших различий в культуре».

Некоторые благовещенцы шутят, что в Россию приезжают учиться бедные китайцы, а те, что побогаче, предпочитают США или Европу. Транснациональные холдинги, заинтересованные в выходе на китайский рынок, охотятся за такими студентами. По словам консультанта по вопросам международного карьерного роста в бизнес-школе Audencia Nantes School of Management (Нант, Франция) Шайлы дю Коскер, такие компании, как Valeo и Decathlon, до сих пор испытывают сложности в том, чтобы сделать свой бренд узнаваемым в Китае. «Поэтому Decathlon нацелен в основном на китайских студентов, которые учились во Франции год или два — чтобы эти студенты уже имели понимание о французской культуре, языке и могли выстраивать мосты между двумя мирами. Главная идея заключается в том, чтобы найти таких студентов, пока они учатся во Франции, пригласить их на программу обучения и потом направить работать в Китай», — поясняет она.

Из моего опыта жизни в Благовещенске могу сказать, что в отношениях между русскими и китайцами не хватает понимания. Русские думают, что китайцы зарабатывают здесь очень много денег и везут к себе на родину и что это дается им очень легко, но все не так. Китайцы очень трудолюбивые. На многих стройках в Благовещенске трудятся именно китайцы, причем с самого раннего утра: работают, работают и получают в реальности очень мало денег. Помимо всего к китайцам мало кто здесь относится с уважением. В Китае все совсем по-другому: русских принимают как гостей. Хочется, чтобы и к нам изменилось отношение: мы трудолюбивые, добрые и гостеприимные люди.

Главная пешеходная улица Благовещенска — набережная, откуда открывается вид на светящиеся в ночи неоном высотки Хэйхэ. Власти Амурской области обещают, что через несколько лет здесь появится канатная дорога, которая свяжет российский и китайский берега Амура. В сентябре 2015 года это проект был закреплен межправительственным соглашением. В тот же день РФ и КНР подписали еще одно соглашение о строительстве моста между Благовещенском и Хэйхэ, появления которого благовещенцы ждут уже 20 лет. Местные жители сильно сомневаются, что этот проект будет наконец реализован: «В строительство моста мы все верим, как в бога», — с издевкой говорит ресторатор Дмитрий Гудзовский. Впервые о мосте заговорили в 1995 году — тогда тоже было подписано межправительственное соглашение: финансировать стройку планировалось из федерального бюджета РФ, но деньги так и не были выделены.

Теперь власти Амурской области решили пойти по другому пути. Российскую часть моста — общие инвестиции в проект в сентябре 2015 года оценивались в 16 млрд руб. — планируется строить за счет кредита, который выдаст один из китайских банков. Расплачиваться по нему будет компания, созданная на паритетных началах правительствами Амурской области и провинции Хэйлунцзян (на ее территории располагается Хэйхэ). Обозначены и новые сроки завершения проекта — три-четыре года.

Отсутствие автомобильного моста через Амур сильно тормозит экономическое развитие Благовещенска. Об этом говорят и сами жители города, и местные чиновники. Пока Амур не замерзает, транспортное сообщение между городами осуществляется с помощью теплоходов, зимой монтируются понтонные мосты. Как результат, годовой товарооборот между Благовещенском и Хэйхэ составляет около 300 тыс. тонн (данные за 2014 год), после строительства моста он должен возрасти до 2,7 млн тонн.

Часть II

Дмитрию Гудзовскому в Благовещенске принадлежат два ресторана восточной кухни — «Президент-кафе» и «Ориент», а также небольшая гостиница на 12 номеров. Гудзовский хорошо говорит по-китайски — в 1997 году он окончил факультет иностранных языков Благовещенского педагогического университета. Уже тогда китайцы стали обращаться к нему с предложениями открыть совместный бизнес в Благовещенске, которым бы он руководил. Их привлекал его китайский, и, конечно, возможность узнавать через него тонкости местного законодательства и улаживать вопросы с чиновниками. «Ты годами ездишь туда-сюда, они наблюдают за тобой, понимают, что могут доверять. Интерес только возрастает, — рассказывает Гудзовский. — По разным причинам из этих переговоров ничего не вышло, но я рад. Я не верю в совместный бизнес ни с кем. Я был свидетелем того, как лучшие друзья и братья ругались из-за этого, а тут китаец, все-таки менталитет разный».

О психологии китайцев Дмитрий Гудзовский может говорить долго и интересно, но даже он, уже почти два десятилетия плотно общающийся с соседским народом, признается, что «их мир очень тесный, и доступа нам туда нет». «Был случай, когда здесь была выявлена целая банда китайской триады. Они приехали на наш берег, чтобы понять, кто здесь чем торгует, а потом стали прессовать этих людей у себя в Хэйхэ. Наши правоохранительные органы смогли их повязать только благодаря содействию самих китайцев. Не захотели бы они, наши бы никого не поймали», — вспоминает Дмитрий.

В 2012 году Дмитрий Гудзовский решил вложиться еще и в строительство гостиницы. Сегодня, в условиях ухудшения экономической ситуации в стране, он все чаще жалеет, что ввязался в это предприятие — говорит, «был глуп и наивен». Надежду вселяют поехавшие в Благовещенск из-за падения курса рубля китайские туристы. «Может быть, все и сложится, если будем играть на демпинге», — раздумывает он. На отеле Гудзовский планирует пока остановиться. «Чем больше бизнес, тем больше времени он отнимает, а я хочу путешествовать. Я и коммерсантом-то себя не считаю — просто так получилось», — улыбается он.

Хейхэ

Часть I

Таможенный пункт Хэйхэ, к которому причаливает паром из Благовещенска, находится на острове. Здесь же располагается огромный торговый центр «Юань Дун» и многочисленные складские помещения, когда-то заваленные под самый потолок тюками с ширпотребом, а теперь пустующие из-за спада челночной торговли. Отсюда до центра Хэйхэ — не больше десяти минут на машине. Это не перенаселенный центральный Китай: дороги здесь свободные, но пешеходам, как и в большинстве азиатских городов, все равно приходится уворачиваться от моторикш и автомобилистов. В глаза сразу бросаются будто только вчера построенные многоэтажки разной формы и цвета, многочисленные башенные краны, стоянки проката общественных велосипедов и фигурно остриженные кустарники в парках.

В начале 1990-х Хэйхэ был деревушкой с несколькими домиками, сегодня это современный город, построенный во многом за счет успешной торговли с русскими. Хэйхэ продолжает активно расти благодаря особой политике Китая: приграничные города являются витриной КНР, и на их развитие выделяются крупные инвестиции. Для городов российского Дальнего Востока, к сожалению, ощутимых механизмов поддержки нет.

Для развития экономики отдельных регионов Китай с конца 1970-х годов активно использует инструмент создания экономических зон различного назначения. Сегодня на территории КНР уже действует более 114 зон новых и высоких технологий, 90 зон технико-экономического развития (высокотехнологичные производства) и 13 свободных таможенных зон. Хэйхэ является одной из более чем 14 зон приграничного экономического сотрудничества (ЗПЭС), которые стали появляться в Китае с 1992 года. Таких зон помимо Хэйхэ на российско-китайской границе существует еще три: Суйфэньхэ (со стороны России — Пограничный), Маньчжурия (Забайкальск) и Хуньчунь (Зарубино). Для каждой из категорий зон разработаны собственные льготные условия ведения бизнеса. Так, компании-резиденты ЗПЭС, специализирующиеся на торговле с соседними странами, платят 50% таможенных сборов и 50% НДС. До 2008 года работающие в приграничных зонах компании пользовались льготной ставкой налога на прибыль в размере 24% (в среднем по КНР — 33%). Также предприниматели этих ЗПЭС вправе оставлять часть налоговых платежей для строительства объектов инфраструктуры.

Изучение китайского опыта создания особых экономических зон (ОЭЗ) в периферийных регионах необходимо для выстраивания стратегии и тактики экономического сотрудничества с КНР, но имеет небольшое практическое значение применительно к нашим условиям. Зоны приграничного экономического сотрудничества на границе с Россией начали появляться в 1990-х годах и являлись результатом торга местных элит с Пекином по поводу предоставления регионам тех же преференций, которые десятилетием ранее были предоставлены приморским провинциям. Важно, что уже с середины 1990-х годов китайские власти перешли к политике рецентрализации, сокращая объем налоговых преференций, и фактически весь «секрет успеха» китайских ОЭЗ базируется только на кейсе Шэньчжэня (эта зона была создана в 1980 году. На ее территории работают финансовые, логистические и IT-компании. В 2013 году объем внешней торговли этой ОЭЗ оценивался в $537 млрд, ежегодный рост ВВП долгие годы превышал 37%.— «Ъ»). Все остальные зоны способствовали перераспределению капитала внутри страны, выступали в качестве «витрины» достижений китайской экономики, но не более того.

Анализ данных о деятельности приграничных зон экономического сотрудничества на северо-востоке КНР показывает, что они были ориентированы на привлечение национальных инвестиций. Объем иностранных инвестиций в них незначителен в силу их низкой привлекательности по сравнению с размещением производства в приморских провинциях КНР. Схемы производства, применяемые в этих зонах (например, беспошлинный ввоз сырья для обработки на территории зоны) вполне жизнеспособны и функционируют, однако нужно понимать, что для местных властей создание этих инструментов было важно, прежде всего, по конъюнктурным причинам и их эффективность с экономической точки зрения неоднозначна.

Часть II

В зале таможенного пункта пропуска Хэйхэ безлюдно. На выходе из зоны досмотра вместо толпы готовых разорвать на части «помогаек», которыми пугал ресторатор Дмитрий Гудзовский из Благовещенска, лишь небольшая группа скучающих китаянок. И те после нескольких минут безрезультатных уговоров показать Хэйхэ расходятся по своим делам. Появляется Лена: ее посоветовал «на всякий случай» один из китайских поваров, работающий у Гудзовского. Конечно, никакая она не Лена, а Фэн Юхун — просто русские плохо запоминают китайские имена.

Именно таких, как Фэн Юхун, жители Благовещенска между собой называют «помогайками». Туристов она встречает прямо у выхода с пограничного контроля и ведет к своей машине, по пути расспрашивая, забронирована ли гостиница и какие у них планы на Хэйхэ. Русский язык Фэн Юхун учила еще в школе. За 200 юаней (около 2,2 тыс. руб. по курсу на 2 марта 2016 года) она будет нашим гидом в течение двух дней, пока мы будем в Хэйхэ: покажет местные достопримечательности, проведет по магазинам, если надо, выступит переводчиком.

Фэн Юхун всегда начинает свои экскурсии с места, где Центральное телевидение Китая (CCTV) снимало телевизионный сериал по популярному в КНР советскому фильму «А зори здесь тихие». Для съемок была специально построена настоящая русская деревня, куда очень любят приезжать китайские туристы. Здесь можно заглянуть в каждый дом и померить военную форму времен Великой Отечественной войны. После экскурсии в деревню Фэн Юхун соглашается отвезти нас к своей тете, которая живет в частном доме с собственным огородом в еще не застроенной высотками части Хэйхэ. Свое детство Фэн Юхун провела в таком же доме, но потом его снесли, а на месте построили новые многоэтажки. Скоро и тетя переедет, и тогда черемшу и сливы придется покупать на рынке.

Гостям из Благовещенска Фэн Юхун помогает на пару со своим мужем, которого называет тоже по-русски — Леней. Теперь у них есть еще и небольшой магазин. Они открыли его около года назад, когда началась девальвация рубля. Здесь продаются только продукты из России: соевое масло, водка, мука, молоко, но больше всего на полках меда разных сортов. Фэн Юхун рассказывает, что к ней приезжают покупатели из Харбина и других китайских городов, скупая товар «тоннами». Российские продукты в Китае ценятся за натуральность и экологичность. «Ваш мед целебный», — не устает повторять она.

Часть III

«Власть» о том, почему российская политика «поворота на Восток» пока не оправдала надежд

Сносно говорить на русском для приграничных китайцев — норма, и Лена здесь не исключение. Что не скажешь про живущих по соседству русских. «Чтобы я учила китайский?! Им надо с нами торговать, пусть они и учат», — заявила одна предпринимательница, уже более девяти лет занятая в челночном бизнесе. Подобное отношение к китайскому языку сохраняется и на государственном уровне, хотя для РФ Китай с 2010 года является первым партнером по внешнеторговому обороту ($88,4 млрд по итогам 2014 года; данные ФТС России). В этом списке КНР Россия занимает девятое место, первые три — США с $557,3 млрд, Гонконг с $376,1 млрд, Япония с $312,64 млрд. И бизнесмены, и экономисты, и чиновники признают проблемы языкового барьера. Многих удивляет, почему до сих пор не были выделены деньги на перевод хотя бы основных законов РФ и сайтов профильных госслужб на китайский язык.

Хэйхэ вырос на деньгах наших туристов и челноков. Китайцы быстро смекнули, что нам сложно учить китайский, и адаптировали под нас вывески, меню в кафе, обучили персонал говорить на простом русском языке. Сделано это было, чтобы языковой барьер не мешал русским тратить в Китае свои деньги. Сейчас все изменилось, теперь в Благовещенск поехали китайские туристы. Мы решили пойти по их пути и предложили миграционной службе и полиции бесплатно обучать их сотрудников китайскому языку. Ничего не вышло: органы запретили, посчитав, что между китайцами и работниками миграционной службы может возникнуть преступная связка, некое взаимопонимание, и тогда они будут плохо выполнять свои обязанности. При этом бывают случаи, что какой-нибудь чиновник срочно летит на переговоры в Китай и переводчиком с собой берет студента просто потому, что квалифицированных кадров не хватает.

Вывески магазинов и меню в ресторанах Хэйхэ на кириллице предназначены для русских туристов. Церковные же купола на жилых домах, памятник Александру Сергеевичу Пушкину на центральной улице Хэйхэ и прочая русская атрибутика — это уже для своих. Китайцы много путешествуют внутри страны и очень интересуются, как живут их соседи. По прогнозам Государственного управления по делам туризма КНР, к 2020 году объем внутреннего туризма в стране достигнет 6 млрд человек, для сравнения, в 2013 году этот показатель составлял 3,2 млрд.

Именно рост внутреннего туризма позволил жителям Хэйхэ без серьезных потрясений пережить отток челноков из Благовещенска после падения рубля: многочисленные магазины с шубами, некогда очень популярными у наших туристов, стали закрываться, зато в Хэйхэ поехали русское золото, мед, шоколад.

В коллективном сознании приграничных китайцев сформировался достаточно специфический образ русского человека. Сегодня русский для них — это турист, который приехал в Китай отдохнуть с размахом, выпить от души и закупиться «по максимуму». На правом берегу Амура выросло поколение китайцев, которое не помнит ни русского Харбина, ни 50-х годов — периода «медового месяца» в русско-китайских отношениях, когда Советский Союз был для Китая «старшим братом». Китайская молодежь видела Россию, ослабленную падением Советского Союза, в прошлом великую, но теперь почему-то нуждающуюся в китайском ширпотребе. Улучшение экономической ситуации в 2000-х годах чуть выправило ситуацию, но не слишком. У русского населения здесь, на Дальнем Востоке, тоже сформировалось специфическое отношение к китайцам: ведь в Благовещенск из Китая массово едет определенный контингент — торговцы, строители. Как результат, между китайцами и русскими на приграничных территориях сложилось стереотипное представление друг о друге, вынесенное из опыта каждодневного общения, основой которого по большей части остается приграничная торговля.

Часть IV

Игорь живет в Хэйхэ больше шести лет. Он бегло говорит по-китайски, знает все нюансы и всех игроков челночного бизнеса в этом городе и, как никто другой, разбирается в психологии китайцев.

Игорь родился в селе Нововоскресеновка в Шимановском районе Амурской области. По другую сторону Амура располагалось китайское село. Первый контакт с соседями состоялся только в 1990-х годах, после распада СССР: китайская бригада приехала строить в деревню школу. До этого местных детей пугали злыми китайцами и не пускали купаться одних. Учиться Игорь уехал в Благовещенск, сначала поступил в музыкально-педагогический колледж, потом интерес к китайскому языку пересилил, и он стал студентом кафедры иностранных языков педагогического университета. В студенческие годы Игорь начал подрабатывать челноком — на местном жаргоне «фонарем»: тогда через границу можно было разово перевозить 35 кг товара (сегодня — 50 кг). Вознаграждение за одну ходку составляло около 500 руб., проезд оплачивался организаторами перевозки — «кирпичами», которые договаривались с китайскими продавцами и таможней.

Из-за кризиса 2008 года Игорю пришлось бросить учебу, через год он перебрался в Хэйхэ. Помогли налаженные за время поездок связи: к себе позвал китайский бизнесмен, владеющий гостиницей, огромным магазином запчастей и рестораном. Игорь стал переводить для него переговоры с русскими клиентами. Сегодня Игорь продолжает работать переводчиком на бизнес-мероприятиях, а также занимается консалтингом в сфере международной логистики и ведет интернет-блог о жизни в Хэйхэ. «Если бы нашлась подходящая работа, я бы вернулся в Россию, но учитывая кризис, вряд ли это случится в обозримом будущем. Сейчас выгоднее трудиться здесь», — признается он.

Могочинский район

Часть I

Следующий пункт назначения — город Могоча, административный центр Могочинского района Забайкальского края Сибирского федерального округа. Из Благовещенска до Могочи поезд идет по Транссибу 22 часа.

— Бог создал Сочи, а черт — Могочу. Что вы там забыли? — удивлялись благовещенцы, узнав про Могочу.

— Хотим посмотреть, как китайцы строят неподалеку от нее целлюлозный завод.

Проект тянется с 2004 года. По его истории русские могут изучать китайскую науку ведения бизнеса, а китайцы — оценить риски инвестирования в Россию, даже при содействии федеральных властей. Инвестор Амазарского целлюлозного завода — китайская корпорация «Син Бан». Стоимость создания предприятия оценивается в 38 млрд руб., из которых, по оценкам могочинских властей, уже вложено около 5 млрд.

За прошедшие 11 лет отношение к целлюлозному заводу среди местного населения изменилось — от «нас продали китайцам» до «проект приоритетный для РФ, значит, нет смысла бороться, будем искать экономическую выгоду и контролировать».

Последние слова принадлежат главе Могочинского района Дмитрию Плюхину. На должность главы района правозащитник и известный блогер был избран в октябре 2012 года и через несколько месяцев после этого занялся проверкой деятельности ООО «ЦПК “Полярная”» — российской «дочки» «Син Бан». По инициативе Дмитрия Плюхина в 2013 году весь проект строительства целлюлозного предприятия был вынесен на общественные слушания с участием экологов, в частности, представителей Всемирного фонда дикой природы (WWF), которые в своем заключении его раскритиковали. Так, на тот момент в оценке воздействия на окружающую среду завода не были обоснованы заявленные объемы производства — 2 млн кубометров древесины в год — и их соответствие существующей сырьевой базе предприятия (документ от 21 мая 2013 года; опубликован на сайте WWF). Одновременно в Амазар с проверкой приехал Госстройнадзор, после чего до устранения замечаний был остановлен уже построенный здесь китайцами в рамках первой очереди проекта лесопильный завод.

В 2014 году в наступление пошла китайская сторона. Поначалу структуры ЦПК арендовали около 850 тыс. га леса сроком на 49 лет в разных районах Забайкальского края (в частности, в Могочинском — около 36% от всего лесного фонда района). В прошлом году часть контрактов была расторгнута, и в аренде у «Полярной» осталось 360 тыс. га. Качество лесного фонда не соответствовало заявленным ресурсам, объяснили «Ъ» в ЦПК. Экологи тогда не слишком оптимистично отнеслись к этой новости. В своем блоге профессор Забайкальского государственного университета Олег Корсун, борющийся за создание на территории края новых природных заповедников, предположил, что отказ от аренды — всего лишь «попытка нажать на российские власти, чтобы продавить открытие таможенного перехода Покровка—Логухэ».

Вопрос открытия этого перехода болезненный как для китайской стороны, так и для российской. Руководство ЦПК настаивает, что место строительства завода возле поселка Амазар во многом было выбрано благодаря близости к переходу (около 80 км) и было предусмотрено первоначальным бизнес-планом, согласованным с предыдущим руководством Забайкальского края. В сознании же российской общественности — в этом признаются как местные чиновники, так и таможенники — открытый в 1998 году и закрытый через десять лет переход Покровка—Логухэ в первую очередь ассоциируется с массовым нелегальным вывозом различными компаниями в Китай леса-кругляка. В 2006 году эксперты WWF отмечали, что более 50% объема российской древесины, поступающей в КНР, нелегального или сомнительного происхождения.

The Diplomat о незаконной торговле лесом на китайско-бирманской границе

Китай, где коммерческая вырубка лесов сильно ограничена, уже много лет является для России основным потребителем необработанной древесины — в 2014 году на КНР пришлось 45% от всего экспортированного из РФ леса-кругляка и 43% пиломатериалов. Главными поставщиками остаются Сибирский и Дальневосточный федеральные округа. В Китае это сырье перерабатывается, и уже готовая продукция экспортируется дальше, в том числе и в Россию. В марте 2015 года КНР приняла решение о выведении всех природных лесов из промышленного освоения к 2020 году.

В связи с этим эксперты WWF предупредили о возможном увеличении нелегальных вырубок леса в России. «Аренда лесов вдоль границы имеет ярко выраженный компенсаторный характер: в КНР на Большом Хингане (горный хребет в Маньчжурии. — «Ъ») в последние годы ужесточен запрет на все рубки и добычу россыпного золота в целях сохранения экосистемных функций лесов. Добыча сырья в прилегающих районах России помогает Китаю как решить проблему нехватки сырья, так и снизить за счет командировок в Россию уровень безработицы в леспромхозах Большого Хингана», — отмечали экологи в заключении по проекту Амазарского целлюлозного завода еще в мае 2013 года.

Мы неоднократно мотивировали экономически необходимость открытия перехода Покровка—Логухэ, но решение до сих пор не принято. Это необходимо проекту, так как напротив, через Амур располагаются основные китайские потребители продукции будущего предприятия. К тому же через переход планировалось напрямую завозить оборудование, минуя крюк почти в 3 тыс. км через Маньчжурию, на границе с которой находится ближайший таможенный пост — Забайкальск. Несмотря на это, строительство завода продолжается: мы планируем открыть его в 2017 году.

Сейчас разрабатывается проект создания на прилегающей территории технопарка, где будет производиться мебель, скипидар, талловое масло и, конечно, частично перерабатываться целлюлоза в бумажные товары.

Главный потребитель — Китай, у нас такого объема спроса просто нет. Параллельно мы будем вынуждены проводить работы по корректировке условий, так как оказалось, что предоставленные нам лесные ресурсы не соответствуют необходимым для производства требованиям. К примеру, с 2012 по 2014 год в бюджет РФ ЦПК «Полярная» выплатила боле 260 млн руб., а использовала всего 7% арендованного леса. Корректировать наш лесной фонд также придется из-за интересов коренных жителей Тунгиро-Олекминского района — эвенков, чьи территории попали изначально в планируемые к аренде лесные земли.

Часть II

Дмитрий Плюхин совсем не похож на обычного российского чиновника. До него не надо часами дозваниваться через секретарей — на официальном сайте Могочинского района и в местной газете указан номер его мобильного, по которому он почти всегда доступен. У Плюхина есть блог, Twitter и аккаунты в других социальных сетях. «С их помощью я довожу до жителей района важную информацию, принимаю обращения», — поясняет Плюхин. Вместе с новостями Дмитрий Плюхин публикует и личные фотографии, в том числе своих детей — их у него шесть, самому младшему сыну Максиму в феврале 2016 года исполнится год. В его кабинете не висят портреты первых лиц государства, а этим летом суд оштрафовал Дмитрия Плюхина на 2 тыс. руб. за размещенный еще в 2011 году на его странице в LiveJournal видеоролик Алексея Навального «Припомним Жуликам и Ворам их Манифест-2002». Запущенный перед выборами ролик позже был признан экстремистским.

Дмитрий Плюхин родился в Могоче, где проживает почти 50% населения возглавляемого им района. После института он несколько лет преподавал физику и математику в могочинской школе, затем более десяти лет проработал в структурах РЖД. Открытость Плюхина объясняется его правозащитной деятельностью — с 2010 года он является членом правления АНО «Забайкальский правозащитный центр». В 2011 году ему удалось через суд и с помощью писем в прокуратуру отстоять квартиру малоимущих сестер Андриевских в Могоче, в которую после их выселения из-за коммунальных долгов въехал теперь экс-глава Могочинского района Николай Кабак. Весь ход дела Плюхин освещал в своем блоге. «Российские чиновники до сих пор недооценивают силу социальных сетей и блогов, а эти механизмы отлично работают. Также многие боятся СМИ и в критических ситуациях предпочитают отмалчиваться, не понимая, что недостаток информации порождает слухи», — делится он своим опытом.

Успешная правозащитная деятельность и оппозиционные взгляды Плюхина помогли ему обойти на выборах в 2012 году кандидата от «Единой России» и стать главой Могочинского района. В новой должности Плюхин продолжил публиковать у себя в блоге новости о правонарушениях, происходящих в районе: в частности, о золотодобытчиках, загрязняющих могочинские реки и срывающих сроки застройщиках, а также критиковать существующее законодательство. «Межбюджетные отношения в нашей стране построены так, что нам (муниципалитетам. — «Ъ») вечно не хватает денег, мы вечно в долгах, хотя, к примеру, Могочинский район по итогам этого года, скорее всего, выйдет на первое место в Забайкальском крае по объемам добытого золота. Правительству же РФ, мягко говоря, не до нас, поэтому приходится решать часть насущных вопросов с помощью инвесторов», — обрисовывает Плюхин сложившуюся в районе ситуацию.

Часть III

Хотя известность Могочинскому району принесла история с Амазарским целлюлозным комбинатом, живет район за счет деятельности РЖД — здесь проходит Транссиб — и золотодобывающих компаний. Именно они являются главными налогоплательщиками. Гордость района — ЗАО «Рудник Александровский»: по словам Дмитрия Плюхина, это одно самых современных золотодобывающих предприятий.

До отправления поезда из Могочи в Читу оставалось полдня. Ответа от руководства Александровского рудника — покажут производство или нет — до сих пор не было. Решено было ехать в любом случае. Отказ из Александровского пришел на полпути: ладно — хотя бы посмотрим на фабрику издали, а заодно увидим, как моют золото в могочинских реках и живут в поселках рядом с золотыми рудниками.

К добыче россыпного золота в Могочинском районе негативно относятся и местные власти, и местные жители. Поскольку жесткие санкции в отношении золотодобытчиков отсутствуют, те спокойно загрязняют реки, где моют золото.

О покрасневшей воде в реке Итака и противостоянии с руководством одного из золотодобытчиков ООО «Ксеньевский прииск» при содействии прокуратуры и природоохранных служб Дмитрий Плюхин написал уже не один пост в своем блоге. Вода из Итаки была взята на экспертизу, но результаты пока не обнародованы. В ноябре за загрязнение Большой Чичатки территориальным управлением Росрыболовства было оштрафовано ООО «Кулинское»: замутнение реки, из которой берет воду поселок Амазар, стоило компании всего 100 тыс. руб. Выданы лицензии на добычу россыпного золота и на реке Амазар и ее притоках — на Амазаре находится резервное водохранилище Мочоги.

От Могочи до поселка Давенда, по соседству с которым находится Александровский рудник, чуть более 75 км. Дорога в Давенду лежит через поселок Ключевский, где когда-то располагалась одна из крупнейших золотодобывающих фабрик района. Сегодня право на разработку месторождения в Ключевском принадлежит индийской Sun Gold: компания владеет лицензией с 2007 года, но нового производства здесь до сих пор не создала. В 2015 году стало известно, что Sun Gold ведет переговоры о совместной разработке месторождения с китайской компанией China Gold. Если в 2016 году ситуация не изменится, власти Забайкалья обещают отобрать лицензию у компании.

Вопрос этот для Могочинского района очень злободневный: помимо Александровского рудника больше действующих производств такого уровня здесь нет, работы мало, и молодежь продолжает уезжать. «У кого меньше возможностей, остаются в Чите, кто побогаче — едут в Новосибирск, Владивосток. Хотя нам все-таки есть чем похвастаться: уже несколько лет подряд — такого не было с 1991 года — рождаемость в Могочинском районе превышает смертность (в 2014 году родился 361 человек, умерло 357. — «Ъ»)», — делится положительными моментами Дмитрий Плюхин.

Часть IV

Нэлли Ильинична Чердакова приехала в Ключевский из Читы в 1963 году, после окончания Железнодорожного института (сегодня — Забайкальский институт железнодорожного транспорта) и университета марксизма-ленинизма. Как она рассказывает, «вышла сюда (в Ключевский. — «Ъ») замуж». Ее почти сразу выбрали председателем исполкома поселкового совета, потом — главой местной администрации. На этой должности Нэлли Ильинична проработала до самой пенсии.

В те времена благодаря соседству с рудником поселок Ключевский процветал. «Тогда ни в одном поселке не было асфальта, благоустроенных домов, клуба, а у нас были. Мы выписывали из Читы саженцы: ранетки, сливу, смородину, облепиху. У многих они растут до сих пор», — вспоминает Нэлли Ильинична.

Производство в Ключевском стало закрываться в начале 1990-х. Почему это произошло, Нэлли Ильинична до сих пор не понимает, ведь «в горе столько золота». Сегодня, по словам пенсионерки, никаких работ на руднике не ведется. Когда Нэлли Ильинична только перебралась в Ключевский, здесь проживало около 4 тыс. человек, в январе 2015 года население поселка оценивалось в 1309 жителей. «Сегодня в Ключевском живут в основном пенсионеры, перспектив не видно, вот молодежь и уезжает. Когда-то в школе у нас училось 600 человек, сегодня — 190», — рассказывает Нэлли Ильинична. Внучки Чердаковой учатся в Чите и возвращаться в Ключевский не собираются. Одна из них уже устроилась на работу в краевую администрацию.

Дочь Нэлли Ильиничны и ее зять до сих пор работают в золотодобывающей промышленности. Дочь ездит в Давенду на Александровский рудник. Зять вынужден уже 12 лет работать вахтами — мотаться за 200 км от Ключевского на обогатительную фабрику на реке Олекма. «Вера у всех давно пропала. К нам то арабы приезжают, то французы, китайцы вот были, а предприятие тем временем стоит. А какая у нас была фабрика! Какое оборудование! Все срезали на металлолом и увезли в Китай», — в сердцах говорит Нэлли Чердакова. Нэлли Ильинична опасается, что, даже если фабрика в Ключевском наконец начнет добывать золото, местных все равно не возьмут на нее работать. «Такие разговоры ходят», — делится опасениями Нэлли Ильинична.

Маньчжурия

Часть I

Журнал Fortune об экономической экспансии КНР в Африку

— Если поедете туристом, тогда 5 тыс. руб. c каждого. Можете поехать кэмэлом или полукэмэлом (от английского camel — верблюд. — «Ъ»), тогда цена тура — 1 тыс. руб. или 3 тыс. руб. соответственно, — предлагает девушка в одном из читинских турбюро, делая копии наших паспортов для шоп-тура в Маньчжурию.

— Кэмэлом, это как?

— Просто. От вас ничего особенного не потребуется. В Маньчжурии перед таможней тому, кто поедет кэмэлом, выдадут 50 кг товара (50 кг для собственных нужд на территорию РФ можно ввезти беспошлинно. — «Ъ»). Если «половинкой», то 25 кг. Вы должны будете перевезти его через границу как собственный. И все. Водитель автобуса вам все расскажет на месте, — отвечает она.

— Только, какой товар это будет, заранее вы не узнаете, — вмешивается в разговор другая сотрудница турфирмы. — Мне как-то вручили два автомобильных колеса, вот я с ними намучилась. Никогда больше не поеду «половинкой».

— Мы и не через такое проходили, — наша девушка возвращается от ксерокса и садится за стол. — Раньше, когда юань был маленький, вся Чита кэмэлила. Брали денег только на то, чтобы покушать, зато привозили норковые шубы, которые здесь стоили раза в три дороже. Сегодня читинцы ездят мало, сами увидите.

Автобус и правда полупустой. От Читы до приграничного Забайкальска — главного сухопутного форпоста на российско-китайской границе Забайкалья — около 500 км. Отправляемся в обед в четверг, шесть часов сериала о жизни Аллы Пугачевой, и вдалеке появились огни — впереди Маньчжурия (автономный район КНР — Внутренняя Монголия). Границу проходим относительно быстро: два часа ждем на подъезде к российской, от силы полчаса занимают все процедуры на китайской. «Обратно готовьтесь: конечно, как в старые времена, больше суток не простоим, но помурыжить — помурыжат», — бросает в нашу сторону, залезая в автобус, одна из участниц шоп-тура.

На ресепшене в гостинице сразу забирают паспорта, взамен дают пластиковые карточки от номеров. «Уезжаем в ночь на воскресенье. Главное, не потеряйтесь. Мы заезжали по спискам: если кто-то потеряется, всю группу не выпустят», — предупреждает водитель.

С 20-го этажа отеля Маньчжурия выглядит более современной и просторной, чем Хэйхэ: здесь больше высоток, улицы шире, но колорит тот же — повсюду вывески на русском языке, вечером загорающиеся разноцветными неоновыми огнями, и псевдоевропейская архитектура.

Fortune об экономической экспансии КНР в Африку

Как и Хэйхэ, Маньчжурия отстроилась за счет торговли с Россией, которая, как и в 1990-е годы, продолжает оставаться для Китая источником природных ресурсов. Из Забайкальского края во Внутреннюю Монголию сегодня вывозится в основном древесина (более 50% от объема экспортированных в 2014 году из края в КНР товаров), минеральные продукты (около 30%), черные металлы и изделия из них (5%). При этом для Забайкалья КНР, как и прежде, является главным торговым партнером — 95,6% от всего товарооборота края за 2014 год. Из Внутренней Монголии в Россию в основном едут техника, продовольственные продукты (овощи, фрукты) и груженные баулами челноки.

Сегодня Маньчжурия уже не просто торговый хаб, какими до сих пор остаются Забайкальск и даже Благовещенск. Здесь работают несколько промышленных кластеров, где производятся стройматериалы для многочисленных строек города, работают пилорамы по переработке российского леса, строительство которых было запланировано китайской пятилеткой 2006–2010 годов.

В Маньчжурию едут не только российские челноки. Из-за соседства с Россией еще одной точкой опоры для экономики региона стал внутренний туризм: по данным Народного правительства Маньчжурии, ежегодно городской уезд посещают около 5 млн туристов из внутренних провинций Китая. Из них примерно 2 млн человек хотели бы посетить Забайкальский край с кратковременным визитом, но в реальности приезжают не более 7 тыс. китайских туристов, указывает на своем официальном сайте министерство международного сотрудничества, внешнеэкономических связей и туризма Забайкальского края.

Для китайских туристов, любящих фотографироваться на фоне русских соборов, в Маньчжурии построены огромный парк с самыми известными в России памятниками и еще один с матрешками и несколькими копиями российских церквей. По соседству с 1998 года работает свободная экономическая зона Маньчжурии с просторными торговыми помещениями и кафе. История ее создания еще раз демонстрирует главные отличия в подходе к развитию приграничных территорий в Китае и в России. Аналогичный проект еще в 1990-х должен был появиться по другую сторону от границы в Забайкальске, но дальше слов дело не пошло. Попытка реанимировать идею предпринималась в 2013 году, вновь к этой теме власти Забайкалья вернулись в 2015-м, но пока, как и 20 лет назад, через забор от маньчжурской зоны на российской стороне – только поле.

Сегодня наша зона пользуется большой популярностью среди китайских туристов — в среднем нас посещает около 12 тыс. человек в день. В основном приезжают, чтобы купить русские товары — шоколад, водку, консервы — и посмотреть на российскую территорию, которую видно через забор. Пик приходится на лето, когда начинаются отпуска. Билет стоит 80 юаней (около 880 руб. по курсу на 2 марта 2016 года. — «Ъ»). В Забайкальске тоже должна была появиться аналогичная зона, но, к сожалению, до сих пор этого не произошло, хотя договоренности между российскими и китайскими властями были достигнуты еще в начале 1990-х. Планировалось, что эти зоны будут объединены и между ними смогут без визы перемещаться посетители.

Русские товары очень ценятся китайскими туристами, но попадается много подделок, поэтому мы заинтересованы в том, чтобы бизнесмены из России приезжали к нам и привозили свои грузы. Для них существуют особые условия — на нашу зону можно завести беспошлинно товаров на 8 тыс. юаней (около 88,3 тыс. руб. по курсу на 2 марта 2016 года). Пока поток очень маленький, в основном из России сюда приезжают автобусы с челноками, которые забирают здесь подготовленный для них товар. Для них это удобно, так как автобус не заезжает на территорию Маньчжурии, и им не надо проходить китайскую таможню.

В отличие от Хэйхэ, где из-за падения курса рубля русских на улицах практически не встретишь, поток челноков в Маньчжурию сократился, но не иссяк. Одна из причин — более высокий уровень безработицы в Забайкальском крае (более 10%), чем в Амурской области (4,7%). «Если раньше мы закупали в Маньчжурии все, даже туалетную бумагу, то теперь просто мотаемся за товаром», — рассказала одна из кэмэлов в очереди на границе. Многие из челноков, особенно родом из расположенных далеко от границы деревень Забайкалья, снимают в Маньчжурии жилье, деля арендную плату на нескольких человек. Квартира здесь в среднем стоит около 500 юаней в месяц (около 5,5 тыс. руб. по курсу на 2 марта 2016 года) плюс коммунальные платежи. Домой они возвращаются или навестить родных, или получить новый загранпаспорт — из-за штампов о переходе границы менять его кэмэлам приходится почти каждые три месяца.

За время расцвета челночной торговли Маньчжурия не только заговорила по-русски и развесила везде вывески на русском языке: в городе появились рестораны и кафе, ориентированные на русских. Один из самых популярных — ресторан «Марина». По вечерам здесь танцуют русские девушки в импровизированных кокошниках, звучат песни на русском языке, под которые вальсируют челноки. Здесь они снимают стресс после пересечения границы пахнущей ацетоном китайской водкой.

Часть II

Места жительства Надежда Акимова меняет с легкостью. В Маньчжурию она приехала в 2012 году из Москвы, куда перед этим перебралась из Иркутска. Московские друзья рассказали, что в маньчжурских клубах большим спросом пользуются русские певицы, она и сорвалась. Несколько месяцев Надежда работала то в одном заведении, то в другом, но потом решила искать что-то новое — не нравились условия, и денег выходило меньше, чем в Москве. Опять подсказку дали друзья, только уже из Маньчжурии, познакомив с одним китайцем, владельцем местного отеля «Север». Вскоре он предложил Надежде открыть ресторан в здании его гостиницы. «Правда, ждать надо было почти девять месяцев, чтобы освободилось помещение. Тогда мой друг помог мне открыть небольшое кафе с русской кухней. Место нашли за один день. Вообще, на этой улице нельзя было работать ресторанам, только магазинам, но мой друг быстро договорился — у него были хорошие связи. Год назад он погиб», — рассказывает Надежда.

Акимова не хотела называть кафе, как принято в Маньчжурии, своим именем, а выбрала бурятское — Алтана, что значит «золотая». Мама у Надежды — бурятка. На первых порах она раздумывала: может, ввести в меню и китайскую кухню, но потом отказалась от этой затеи. Маленький размер помещения не позволял поставить необходимые вытяжки, чтобы готовить на открытом огне китайские блюда. «К тому же я не знаю языка, а контролировать процесс люблю, я перфекционистка. Я говорила своим китайским друзьям, что возьму и за год выучу язык, но не вышло. Хотя у меня музыкальных слух и я слов много знаю, но вот складывать в предложения не могу», — признается Надежда.

Русских поваров она искала через интернет. Без ошибок не обошлось. «Были и те, кто не умел делать винегрет, приходилось обучать. А ведь обратно не отправишь: виза оплачена, билеты тоже», — рассказывает Надежда. Почти все русские работают в Маньчжурии по туристическим визам, но повара Акимовой обязательно проходят медкомиссию: санитарные службы часто проверяют медицинские карточки, а вот паспорта — нет. Из России в Маньчжурию Надежда привезла сепаратор и теперь сама делает сметану, простоквашу, творог. Недавно научилась варить сыр, который здесь не купишь.

«Когда кафе только открылось, я стояла у стойки и встречала каждого клиента. Много очень приходило дальнобойщиков, челноков, я с каждым подолгу разговаривала, они потом приводили своих друзей. Столько интересных историй услышала», — улыбается Надежда. Из-за обилия русских вывесок, китайцев, хорошо говорящих по-русски, и постоянно приезжающих из Забайкальска челноков Надежда долгое время не скучала по родине. К тому же отношения с местными складывались хорошие: китайцы ей всегда помогали. Подобная щедрость и взаимовыручка для них норма: по словам Акимовой, раньше китайцы покупали машину вскладчину и по очереди на ней ездили. «Немножко мне здесь, конечно, надоело. Недавно стали появляться мысли о возвращении домой. Не хватает театров, выставок, в голове только одна работа, становишься какой-то очень приземленной», — объясняет она. Надежду зовут в Иркутск преподавать вокал в музыкально-педагогическом училище, но она не хочет — слишком низкая заплата.

Забайкальск

Часть I

Выезжаем из Маньчжурии в ночь с субботы на воскресенье. Автобус ждет перед главным входом гостиницы, рядом на тротуаре лежат черные матерчатые баулы для тех, кто отправился в шоп-тур кэмэлами.

— К каждой сумке прицеплена бирка с именем. Когда найдете, подойдете ко мне, я расскажу, что у вас там, чтобы вы могли потом таможеннику рассказать. И давайте торопиться,— бросает через плечо водитель, помогая своему напарнику засунуть в грузовой отсек автобуса тяжелую коробку.

На подъезде к китайской таможне выстроилась пробка длиной в несколько десятков машин и автобусов.

— Лучше спите. Сколько простоим — черт знает: наши держат, вот и китайцы не пропускают. Сами-то они шустро работают, скорее всего, даже мешки с товаром из автобуса доставать не придется,— советует соседка спереди.

Через четыре часа автобус, наконец, подъезжает к зданию китайской таможни. На досмотр берем только паспорт и личные вещи, кэмэльские тюки остаются в грузовом отсеке.

Когда автобус останавливается у российской таможни, расслабленное, полусонное настроение, царившее в салоне, сменяется суетой. Пока пассажиры наскоро собирают вещи, водители торопливо снимают с крыши автобуса баулы с товаром, и первые кэмэлы уже тащат тяжелые сумки к входу. За минуту до того, как погрузить сумки на ленту сканера, вспоминаем, что нам советовали проверить их содержимое – среди синтетических маек и дешевого нижнего белья обнаруживаем картонную коробку с надписью «Torch».

Досмотр багажа напоминает спектакль, в котором главное — уверенно произносить заученные реплики, импровизируя только в случае крайней необходимости. Таможенник спрашивает, есть ли меховые изделия или лекарства, затем просит открыть сумку и интересуется, что за предмет в коробке. Уверенно отвечаем: «фонарик», проходим досмотр и только потом внимательно читаем надпись на коробке — «Dial Torque Wrench», динамометрический ключ.

Reuters о буднях китайско-бирманской границы

На следующий день, слушая наш рассказ о переходе границы, Лариса, более десяти лет организующая кэмэльские группы в Маньчжурию, только скептически качает головой:

— Ничего вы не поняли. На читинские туристические автобусы сильно внимания не обращают — обычно там едут люди, изредка подрабатывающие кэмэлами. Какой смысл их шмонать? Вам надо было на одной из моих машин поехать, вот вы бы тогда все прелести настоящего кэмэльства на своей шкуре испытали: просто так с вас бы не слезли.

По словам Ларисы, таможенники знают все автомобили каждого руководителя — так называют друг друга организаторы кэмэльских перевозок — ведь машины и водители обычно не меняются. Всего в Маньчжурии работает 50–60 таких руководителей. «Раньше таможенникам, чтобы не возникало проблем с досмотром, платили почти все руководители, но сейчас сажают — за решетку попали уже пять руководителей — и на такой риск идут единицы»,— объясняет Лариса.

Конкуренции между руководителями нет — у каждого свои наработанные связи. Экономика здесь простая: как говорят, «бери больше, кидай дальше, пока летит, отдыхай». Сегодня китайцы за перевозку 1 кг товара в среднем платят около 70–80 руб., раньше было около 200 руб. за 1 кг. Челнок за раз через границу может перевезти 50 кг. Умножайте: получается 3,5 тыс. руб. Из них 1,5 тыс. руб. я плачу кэмэлу, 1 тыс. отдаю водителю, остальное — мое. Также бывает около 300 руб. за одного кэмэла уходит диспетчерам, которые дают объявления в местные газеты и на телевидении. Реклама простая — всего одна строчка: «Приглашаем посетить Маньчжурию». Местные сразу понимают, о каком посещении идет речь. Тут такая система отлаженная, которую никому не удастся разрушить. В общем, с машины, в которой обычно едет девять человек, я получаю около 4 тыс. руб. Сейчас у меня всего три машины. Каждая из них делает около тридцати ходок в месяц.

Чтобы работать в этом бизнесе, в первую очередь у человека должны быть мозги. Китайцы очень жесткий народ, когда дело касается товара, особенно шуб. Была одна женщина-пограничница. Она вышла на пенсию и стала кэмэлить, потом решила сама стать руководителем. Набрала у какого-то китайца норковых шуб, а на таможне попала — шубы у нее изъяли. Судебные разбирательства в таких случаях длятся минимум четыре месяца, за это время китайцы ставят тебя на счетчик. Когда эта женщина потом заезжала в Маньчжурию, ей на таможне сказали: тебя китайцы ждут, знают, что тебя взяли, не суйся туда. Ее подруга развернулась, а она заехала. Деньги на ее выкуп собирали все — и руководители, и родственники, и кэмэлы. Когда ее забирали, узнать нельзя было — до такой степени ее изуродовали, избивали все четыре-пять дней, пока мы искали деньги. Обычно до такого, конечно, не доходит: просто надо знать, с кем связываться. Я со своими китайцами работаю уже десять лет. В среднем китайцы оценивают 1 кг потерянного товара в 1–1,5 тыс. руб.: потеряла 150 кг, отдавай минимум 150 тыс. Можно расплатиться либо деньгами, либо перевозками, уже не получая от них ни копейки.

По данным Читинской таможни, в течение 2015 года таможенным постом Забайкальска было возбуждено около 1241 административных дел по фактам незаконного перемещения товаров через границу, причем чаще всего это было перемещение товаров не для личного пользования под видом товаров для личного пользования. Таможенники признаются: вычленить, какая доля пересекающих границу людей заняты в челночном бизнесе, очень сложно, но этот процент значимый из-за проблем с трудовой занятостью населения Забайкалья. «Мы как лица, уполномоченные государством принимать решения в соответствии с действующим законодательством, не можем руководствоваться понятийным аппаратом (личным суждением.— «Ъ»). Если человек в течение суток даже пусть три раза пересекает границу, но везет товары для личного пользования и это подтверждает, никто не будет ему препятствовать», — пояснил один из таможенников, когда мы приехали на Забайкальский пункт пропуска уже в качестве журналистов.

Забайкальский автомобильный пункт пропуска является крупнейшим на территории Сибири и Дальнего Востока. Здесь осуществляется значительный объем перемещения грузов, транспортных средств и физических лиц, пересекающих границу между КНР и РФ. Как следствие, у МАПП Забайкальск самая большая площадь и численность должностных лиц таможенных органов, несущих службу в пункте пропуска (203 человека), среди российских приграничных пунктов пропуска. За неполные девять месяцев 2015 года через МАПП Забайкальск пересекло границу около 705 тыс. физических лиц и 112 тыс. транспортных средств. В прошлом году за этот период границу пересекли 935 тыс. физических лиц и 164 тыс. транспортных средств. Снизился и объем ввезенных грузов с территории КНР — суммарно на 46 тыс. тонн в сравнении с показателями девяти месяцев прошлого года, но категории товаров не изменились: это машины, механизмы, продукты питания (овощи, фрукты). Спад объясняется падением курса рубля и ростом курса юаня. Одновременно на 43 тыс. тонн увеличился объем экспорта, в основном за счет роста поставок пиломатериалов (почти 87% всех экспортируемых через Забайкальск товаров) и кедрового ореха (7%).

Часть II

Давать интервью Наташа согласилась на свой риск: «Если меня узнают, на таможне больше не пропустят, а как я тогда жить буду? Пожалуйста, измените голос и сделайте так, чтобы лица видно не было», — попросила она.

Наташа родом из одного из сел в Забайкалье. Была замужем, развелась, и теперь вынуждена работать кэмэлом, чтобы кормить сына. Цены в крае — «адские», говорит Наташа, а пособие не ребенка — смешное: 200 руб. в месяц. Средняя зарплата составляет 15 тыс. руб., комплект учебников в школу может обойтись в 1 тыс. руб. При этом за выходные, если повезет, можно накэмэлить 10 тыс. руб.

Сложностей с выходом на новую работу не было, механизм давно отработан — кэмэлят почти все знакомые и родственники Наташи. Она оформила паспорт, сделала визу и отправилась в Маньчжурию. Так она живет уже почти два года. «Физически, конечно, сложно: все-таки таскаешь по 50 кг, но мы друг другу помогаем. А так все просто — приезжаешь в Маньчжурию, через час уже нанялся, садишься в автобус, тебе выдают груз, проходишь таможню, получаешь деньги», — рассказывает Наташа.

Со временем Наташа сама стала договариваться с китайцами и возить товар. Самая неприятная, по ее словам, часть работы — это общение с забайкальскими таможенниками, которые знают всех кэмэлов в лицо. При этом и таможенники, и кэмэл каждый раз разыгрывают друг перед другом театральное представление. Челноки рассказывают байки, что везут баулы исключительно для собственных нужд, таможенники, если задачи задержать именно этого кэмэла или партию товара нет, верят его сказкам и все-таки пропускают. «Как-то я перевозила товары для секс-шопа. Пришлось, рассказывать, что мы с моим воображаемым мужем очень любим эксперименты. Таможенники — в краску, пропустили. Без чувства юмора и языка здесь не выживешь. Еще надо хорошо законы знать и уметь, если что, наехать. А вообще отношение к нам пренебрежительное. Могут встать и уйти, и заставить ждать часов пять-семь: ты же кэмэл, посиди», — делится обидой Наташа. Как-то на российской таможне она простояла 36 часов.

Особое внимание таможня уделяет частоте поездок в месяц, если больше пятнадцати, то риск, что товар будет конфискован, очень высокий. «Если челнок просто перевозил сумки, разруливает вопрос организатор, если сам договаривался с китайцами, ответственность уже его. Выбора нет: надо отрабатывать, а значит, на следующий день снова приходится ехать обратно за новой партией», — поясняет Наташа. За два годы работы у нее отбирали товар на таможне три раза. Оспаривать действия таможенников через суд Наташа даже не пыталась, а возвращала долги китайцам работой. Наташа признается, что устала и хочет завязать с кэмэльством, но пока другого способа зарабатывать адекватные деньги — ей бы хватило 25–30 тыс. в месяц — не нашла.

Часть III

По Забайкальску нас согласился покатать на своей машине один из сотрудников таможни. Главные достопримечательности поселка — сам таможенный пункт пропуска и поле, где в начале 90-х российские власти обещали создать свободную экономическую зону. Зону, на которую так рассчитывали китайцы, застраивая торговыми центрами приграничную территорию напротив. В 2013 году о своих планах возвести здесь, в Забайкальске, туристический парк «Восточные ворота России» заявил бизнесмен, владелец художественной галереи в Нью-Йорке World Russian Gallery Феликс Комаров, но проект пока остается на бумаге.

Между собой местные жители Забайкальска прозвали этот пустырь «полем чудес в Стране дураков». Первое, что бросается в глаза на подъезде к «полю чудес» — огромное полуразрушенное здание. В нем должен был открыться торговый центр. Строительство объекта началось еще в середине 90-х рядом с действовавшим тогда автомобильным пунктом пропуска. Пока пункт пропуска работал, возле него стихийно разросся рынок — челноки привозили товары из Маньчжурии и тут же продавали их. В 1998 году пункт пропуска был перенесен на новое место, а почти готовый торговый центр — заморожен. Позже в этом здании местные власти планировали разместить больницу, но потом передумали и решили просто снести.

— Обидно, особенно когда смотришь, сколько всего понастроили у себя китайцы, — печально вздыхает наш провожатый, поглядывая в сторону пустыря. — Раньше в районе Забайкальска стояло очень много военных частей — танковые, мотострелковые. Плюс сеяли и пахали. Очень хорошо было развито скотоводство. Были колхозы-миллионеры. Потом наступила перестройка, военных вывели, у колхозов исчез основной потребитель продукции, деревни стали загибаться. Все, что можно было продать, вывезли в Китай — провода обрывали, пофиг, что без света сидели. Помните, как у Булгакова: «разруха не в клозетах, а в головах».

Наш гид разворачивается и едет в сторону железнодорожного вокзала. Дорога плохая, машина, трясясь, минует покосившиеся заборы, дома с облупившимися фасадами и проржавевшими телевизионными антеннами.

Часть IV

Евгений Рыков может писать мемуары о жизни начальника поезда. Он пришел работать на железную дорогу в 1986 году, почти сразу после окончания Университета инженеров железнодорожного транспорта (сегодня — Московский государственный университет путей сообщения). С того времени с поездами он не расставался. Первые два года прошли в разъездах в Архангельск, Воркуту, потом был Владивосток. Затем настал черед Монголии. В 1993 году Рыкова перевели работать на поезд Москва—Пекин—Москва. Тогда этот маршрут был один из самых неспокойных. Из Москвы поезд доезжает до Пекина за шесть дней, преодолев почти 9 тыс. км. Проводникам вместе с таможенниками постоянно приходилось ловить контрабандистов. «Очень много народу ездило, в основном бизнесмены: причем не только русские, но и турки, поляки. Закупали в Китае дешевые ковры, вещи и везли дальше в Европу, где все это стоило несравнимо дороже», — вспоминает Рыков. Тогда поезда Москва—Пекин—Москва ходили два раза в неделю, и у каждого поезда было два начальника и два электрика.

После пекинского направления Евгений Рыков почти десять лет «катался» сопровождающим китайского и монгольского составов, следующих от станции Наушки (находится у границы с Монголией) до Москвы. «К этим поездам на границе прицепляется один российский вагон и вагон-ресторан. Моя основная задача была помогать начальникам этих поездов решать возникающие вопросы, пока состав находился на территории России», — вспоминает Рыков.

Вернулся Евгений Рыков на маршрут Москва—Пекин—Москва в августе 2015 года. За прошедшие годы все очень изменилось: сегодня поезд на Пекин уходит из столицы раз в неделю, на нем работают один начальник и один электрик. Сменился и контингент пассажиров: теперь билеты на поезд в основном покупают туристы, многие просто потому, что боятся летать. По словам Рыкова, работать стало очень спокойно. «В Маньчжурии уже к нам прицепляется два китайских вагона: обычный и вагон-ресторан с переводчиком, собственным начальником и электриком. Находясь на территории КНР, я должен подчиняться им, они в свою очередь — помогать нам во всех ситуациях», — говорит Рыков.

Краснокаменск

Часть I

В Краснокаменск мы приехали пообщаться с руководством забайкальской группы «Сибирь», чей бизнес тесно связан с Китаем. Компания занимается логистическими перевозками товаров через Забайкальск, расположенный в 100 км от Краснокаменска. В Краснокаменске группа строит завод по производству рапсового масла, изначально ориентированный на поставку продукции в КНР.

Завод «Сибири» должен войти в первую территорию опережающего развития (ТОР), создаваемую в Забайкальском крае. ТОР — это экономические зоны, в которых действуют особые льготные условия: к примеру, их резиденты освобождаются от уплаты налога на прибыль и имущество. Механизм ТОР был разработан в 2013 году, чтобы стимулировать развитие Дальнего Востока. В 2015 году создавать у себя ТОР на базе моногородов с наиболее сложным социально-экономическим положением получили и другие регионы. В этот список попал Краснокаменск — второй город Забайкальского края по численности населения после Читы (в рейтинге качества жизни в российских регионах — 2015 агентства «РИА Рейтинг» Забайкальский край занял 81-е место из 85).

Значительная часть трудоспособных жителей Краснокаменска работает на Приаргунском производственном горно-химическом объединении (ППГХО), крупнейшем уранодобывающем предприятии в России и седьмом по объемам добычи в мире.

В 2013–2014 годах демографическая ситуация в Краснокаменске сильно ухудшилась: отсюда уехало около 2 тыс. человек — самый большой показатель по Забайкальскому краю. Это было связано не только с ухудшением общей экономической ситуации в стране, но и с сокращением численности сотрудников ППГХО из-за оптимизации бизнеса предприятия, а также снижения спроса на уран на мировом рынке.

The Guardian о конфликте вокруг китайских искусственных островов в Южно-Китайском море

— В Забайкалье люди любят жаловаться, что нет работы. Но вот работа появляется, а желающих что-то не видать. Многие лучше будут стоять на бирже труда, получать пособие 5 тыс. руб., жить на своем подсобном хозяйстве и кэмэлить, — делится своими выводами гендиректор группы «Сибирь» Максим Зайцев, пока мы едем на завод. — Когда мы только запускали свой проект в Краснокаменске, думали, люди увидят рынок сбыта и займутся заготовкой и выращиванием рапса. Не вышло. Даже грамотных агрономов и механизаторов пришлось искать с фонарями. Так и не нашли.

После этих слов в голове всплыл разговор, услышанный на местном рынке за час до нашей встречи с Максимом:

— Скажи, а сколько нынче платят за поездку в Маньчжурию? А то деньги нужны, хочу съездить, — спросила одну из покупательниц продавщица за лотком, заставленным ящиками со свежими помидорами и огурцами.

— Полторы тысячи рублей, — ответила ей та, роясь в кошельке. — Запиши мой телефон, надумаешь — звони.

Сразу вспомнились танцующие русские девушеки в кокошниках в кафе «Марина» в Маньчжурии, очереди челноков на границе и слова одной из кэмэлов: «Моя тетя живет в Краснокаменске и работает на урановом предприятии в прачечной, постоянно возится с одеждой горняков. Скоро ей светит пенсия, а ей не сильно чтобы за сорок, дай бог, не онкология. Я так не хочу. Лучше кэмэлить».

В крае за эти годы создалась парадоксальная ситуация: с одной стороны, высокий уровень безработицы — почти 10%, то есть почти 10 тыс. человек, одновременно есть квота на иностранцев 8 тыс. человек — приходи и работай. При этом руководители крупных компаний постоянно жалуются нам на нехватку кадров. В 2015 году с одним предпринимателем из строительной отрасли мы провели социальный эксперимент, очень хорошо раскрывающий психологию забайкальцев. Был объявлен конкурс на укладчиков кирпича, заработная плата которых в случае выполнения нормы варьируется от 70 тыс. до 100 тыс. руб. С заявлением пришли около 150 человек — я округляю цифры — на учебу вышли 120, окончили 90, на практику в начале февраля появились 75. На конец сентября на стройке остались работать всего 17 человек.

В этой ситуации мы можем только и должны продолжать создавать рабочие места и убеждать людей, что им выгоднее не кэмэлить, а все-таки идти на производство, где есть стабильная зарплата, социальные гарантии. При определенной политической воле прикрыть кэмэльство можно, но что дальше? Лишим семьи источников дохода, ликвидируем самозанятость, а это приведет к росту социальной напряженности. И ведь в реальности эти люди ничего не нарушают, действуют пусть и на грани, но в рамках законодательства. Вообще, с поколением людей, привыкших кэмэлить, сложно что-то сделать. Они очень дорожат своей свободой: «Да, я меньше зарабатываю, у меня нет социальных гарантий, но я свободен — могу сегодня поехать кэмэлить, могу завтра», — обычно говорят они.

Поэтому создание ТОР в Краснокаменске для нас — одна из приоритетных задач. Зона будет состоять из двух кластеров — промышленного и сельскохозяйственного. Якорным инвестором первого сектора будет «Росатом» — это и строительство рудника №6, и цементного завода. Главный инвестор сельхозкластера —успешный мясокомбинат концерна «Талина». На этом предприятии уже работают 300 человек, а объем бизнеса достигает 1,2 млрд руб. В планах компании увеличить объем производства в семь раз. Сейчас концерн завозит свинину из Центральной России, а в рамках ТОР они смогут построить собственную ферму в Краснокаменске, потом приступить к выращиванию поголовья крупнорогатого скота, дальше в цепочке идет производство кормов. Кроме того, Краснокаменский район — это Аргунское черноземье, а это огромные перспективы для выращивания рапса. Экономика по рапсу очень привлекательна: норма высева на гектар для пшеницы — 200 кг, для рапса — 10 кг. Пшеницу мы с трудом продаем за 10 тыс. руб. за тонну, рапс — минимум за 20 тыс. Этот эффект в значительной степени помог Амурской области, которая никогда не занималась соей.

Вообще отношение к развитию приграничных территорий должно меняться, и уже определенное движение в эту сторону наблюдается. В КНР такие территории по сравнению с территориями внутри страны регулируются иначе: были разработаны специальные программы, даны преференции по налоговой политике. Администрация Забайкальского края подготовила обращение к Госдуме о необходимости принятия закона о статусе приграничных территорий. Этот законопроект направлен на изменение подходов к выделению финансовых средств на их развитие. На мой взгляд, для приграничных территорий должны быть введены повышающие коэффициенты по различным программам — строительства дорог, развития сельского хозяйства. Я надеюсь, что нам, наконец, удастся создать в Забайкальске свободную экономическую зону. Соответствующие документы были поданы в Минэкономразвития, и в случае одобрения на этой территории начнет действовать льготный налоговый режим. В рамках реализации этого проекта мы ведем переговоры с «Сибирской зерновой компанией» о создании в Забайкальске терминала по экспорту зерна в Юго-Восточную Азию. По сути, мы хотим создать здесь сухопутный зерновой порт.

* 17 февраля губернатор Забайкальского края Константин Ильковский по собственной просьбе был досрочно отправлен в отставку указом президента. Этому событию предшествовала встреча Владимира Путина с членами правительства, на которой министр строительства и ЖКХ Михаил Мень обвинил власти Забайкальского края в саботировании программы по расселению людей из ветхого жилья. Позже, комментируя отставку Константина Ильковского, пресс-секретарь президента Дмитрий Песков пояснил, что полученные краем деньги из федерального Фонда ЖКХ на расселение людей из аварийных домов были направлены на другие цели.

Часть IV

Дома в Чите Максим Зайцев в месяц проводит дня два-три, все остальное время он на своем черном джипе Mitsubishi Pajero колесит между Забайкальском, Маньчжурией и Краснокаменском. В группе «Сибирь» Максим отвечает за коммуникации с китайскими партнерами — не зря он окончил факультет иностранных языков по специальности «переводчик с китайского и английского языков» Забайкальского педагогического университета. Работать в «Сибири» Максим начал в 2008 году. Тогда компания в основном специализировалась на логистических перевозках товаров через границу, потом какое-то время поставляла в Россию китайскую обувь, и Максиму на практике пришлось изучить все тонкости российского и китайского таможенного законодательства.

После того как в 2008 году из-за кризиса объем перевозок сильно упал, владелец «Сибири» депутат законодательного собрания Забайкальского края Андрей Харин решил инвестировать в новую отрасль — в 2009 году группа объявила о проекте по созданию рапсового производства. Так как масло было решено поставлять в Китай, а в партнеры взять китайские компании, Максиму пришлось разбираться уже в тонкостях сельскохозяйственного бизнеса — и опять по обе стороны от границы. «Китайцы говорят так: у нас 90% зависит от человека, 10% — от природы, в России же — все с точностью наоборот», — вспоминает Максим свои многочисленные поездки на производство китайской «Хайлар Нункен», земли которой располагаются по соседству с угодьями «Сибири» в Калганском районе. Именно с этим агрохолдингом группа планировала заниматься выращиванием рапса и даже создала совместное предприятие.

Вторым партнером — уже по заводу в Краснокаменске — должна была стать компания «Чжун Хен» из провинции Шэнси, куда и планировалось поставлять масло. По обоим проектам окончательных договоренностей до сих пор не достигнуто. «Китайцы много лет могут тянуть с принятием решения. Для них это нормально», — в голосе Максима слышится усталость.

Сегодня Максим больше времени проводит в Маньчжурии и Забайкальске — на повестке дня вновь логистические перевозки, но теперь не китайской обуви в Россию, а российских продуктов питания в Китай. Теперь из Забайкальска в Маньчжурию, как и из Благовещенска в Хэйхэ, едут мука, масло, шоколад. «Удивительно, но в прошлом году очень хорошо шли тортики-медовики из Иркутска. Китайцы называют их тирамису: режут на несколько частей, оформляют клубничкой, сливками и подают в кафе», — улыбается Максим.

Автор идеи и текста, выпускающий редактор:

Маргарита Федорова

Фото, видео:

Анатолий Жданов

Видеомонтаж:

Маргарита Федорова
Алексей Просвирнин
Юрий Жалин

Дизайн:

Сергей Максимов

Верстка и программирование:

Алексей Шабров
Антон Жуков

Инфографика:

Сергей Максимов

Карта «Экономика приграничных территорий»:

Юрий Жалин

Также в подготовке проекта участвовали:

Татьяна Мишанина
Татьяна Едовина
Евгений Хвостик
Дмитрий Кучев
Дмитрий Маскалев

Спасибо бывшему главному редактору сайта ИД «КоммерсантЪ» Андрею Коняхину за предоставленную свободу экспериментировать, поддержку самих фантастических идей, атмосферу драйва и команду профессионалов, которую он собрал вокруг себя. Гендиректору ИД Марии Комаровой — за то, что, несмотря на финансовый кризис, поверила в проект и выделила деньги на почти месячную командировку и разработку нового макета. Веб-дизайнеру Алексею Шаброву — за профессионализм, а также за выходные дни и ночи, проведенные за версткой и решением все новых и новых задач. Дизайнеру Сергею Максимову — за новый макет, а также за готовность быстро и творчески реагировать на меняющиеся запросы. Фотографу Анатолию Жданову — за мастерское умение молниеносно переключаться между фото- и видео-съемкой. Бывшему креативному директору сайта ИД Анастасии Горшковой — за участие в проекте и смелость перейти границу в роли челнока с 25-килограммовым баулом, в котором могли оказаться не только китайские товары.

Отдельное спасибо героям спецпроекта «Пограничное состояние» — Максиму Зайцеву, Евгению Рыкову, Наташе, Надежде Акимовой, Нэлли Чердаковой, Дмитрию Плюхину, Игорю Путилову, Фен Юхун, Дмитрию Гудзовскому — за то, что поделились своими историями.