В 2016 году Евразийскому банку развития исполняется десять лет. Председатель правления банка Дмитрий Панкин рассказал Алексею Токареву, почему математика проигрывает политике в Грузии и Молдавии, как восстанавливаются белорусские заводы и киргизские электростанции и что делать с армянской дорогой, проходящей по курятникам.
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ / купить фото
Дмитрий Панкин занимает должность председателя правления ЕАБР с 6 февраля 2015 года. Родился 6 октября 1957 года в Ленинграде. Окончил ЛГУ по специальности "политическая экономия" (1981), затем работал преподавателем. C 1990 года трудился в исполкоме Ленсовета и мэрии Санкт-Петербурга: начальником отдела комитета по экономической реформе, зампредом финансового комитета главного финансового управления, зампредом финансового комитета мэрии. В 1994-1999 и 2000-2003 годах был председателем правления Санкт-Петербургского банка реконструкции и развития. В 1999-2000 годах — глава департамента РАО "ЕЭС России". В июне 2004-го перешел в Минфин на должность замглавы департамента международных финансовых отношений, госдолга и государственных финансовых активов, в 2005-м возглавил этот департамент. В январе 2008 года стал заместителем министра финансов. В 2011 году возглавил Федеральную службу по финансовым рынкам. После ликвидации ФСФР в 2013-м вновь работал заместителем министра финансов. Кандидат экономических наук.
"В основе интеграции — интенсивность торговых связей"
На входе в ваш офис изображен весь евразийский континент. Цель экспансии банка — пространство от Шпицбергена до Шри-Ланки?
Наша цель не объединять географическую Евразию под брендом Евразийского банка развития (ЕАБР), а развивать торгово-экономические связи на евразийском пространстве. В структуре торговых и инвестиционных потоков явно выделяется группа стран, у которых сильны связи: Россия, Беларусь, Казахстан, Армения, Азербайджан, Турция, Китай. Часть из них вошла в ЕАБР. А на входе у нас — просто красивая картинка, напоминающая о том, что нужно смотреть, где есть страны с общим инвестиционным пространством.
Почему вы не финансируете проекты за пределами Евразийского экономического союза, если банк нацелен на расширение экономической интеграции внутри Евразии?
Теоретически эти инвестиции возможны, если будет огромный интерес со стороны участников ЕАБР. Но ни одного подобного проекта нет. Наш приоритет — проекты внутри стран--участниц банка, что зафиксировано в уставе.
Можете назвать вашу целевую аудиторию?
Прежде всего наши акционеры. Сейчас мы пересматриваем стратегию банка, чтобы четче определить нашу целевую группу вне акционеров, но, поскольку она не утверждена советом банка, конкретного ответа дать не могу.
В равной ли степени акционеры банка участвуют в уставном капитале и в принятии решений?
Россия внесла $1 млрд, Казахстан — $500 млн. Остальные взносы символические: Беларусь — $15 млн, Таджикистан — $500 тыс., Армения и Кыргызстан — по $100 тыс. Мы стараемся, чтобы решения принимались консенсусом. На практике ни разу противоречий не было. Самые большие споры возникают в формате Россия--Казахстан, но одеяло на себя никто не тянет. Вряд ли Таджикистан или Кыргызстан всерьез рассматривают вопросы, связанные с бюджетом или структурой банка,— замечания мы получаем от основных акционеров.
Зачем банку Таджикистан, который не входит в состав ЕАЭС? Это попытка поддержать государственность с низким качеством институтов?
За ЕАЭС я не отвечаю, но, насколько мне известно, переговоры с ним ведутся. Нам же важна математика. В основе интеграции — интенсивность торговых связей. Для Таджикистана наши страны являются крупнейшими инвестиционными партнерами. Если в Таджикистане будет экономический коллапс, это окажет серьезный негативный эффект и на Казахстан, и на Россию, и на все окружающие его страны. В регионе огромные экономические проблемы, которые могут быть амортизированы в том числе и нами.
Евразийский банк развития (ЕАБР)
— региональный банк развития, учрежден Россией и Казахстаном в 2006 году. В 2009 году к ЕАБР присоединились Армения и Таджикистан, в 2010-м — Белоруссия, в 2011-м — Киргизия. Банк имеет статус международной финансовой организации, его деятельность регламентируется международным правом. Цель банка — содействие развитию рыночной экономики государств-членов банка, их экономическому росту и расширению взаимных торгово-экономических связей с помощью инвестиций. Уставный капитал банка — $7 млрд. Объем инвестиционного портфеля на 31 декабря 2015 года — $2,2 млрд (с учетом реализованных проектов — $4,5 млрд). Из 62 финансируемых проектов: 24,9% — в сфере энергетики; 17,5% — транспорта; 13,5% — машиностроения; 13,2% — в финансовом секторе. На Россию приходится 31,7% проектов, на Казахстан — 39,4%. Штаб-квартира банка расположена в Алма-Ате. У ЕАБР есть филиал в Санкт-Петербурге и шесть представительств — в Астане, Бишкеке, Душанбе, Ереване, Минске и Москве.
Появятся ли в банке новые участники?
У нас были переговоры с Китаем, Вьетнамом, Ираном, но сказать, что есть согласованное решение, я не могу. В отношении Узбекистана, например, мы видим сильные экономические связи, но есть четкая политическая линия узбекской стороны: все связанные с ЕЭАС процессы неприемлемы, и в ЕАБР они вступать не собираются. Пока мы останавливаемся на шести членах. Хотя банк является открытой структурой, которая готова к расширению состава...
Вы прямо как НАТО — у них тоже все двери вечно открыты.
Не совсем. Надо изучать в каждом конкретном случае, заинтересованы ли нынешние акционеры в принятии нового государства и заинтересовано ли оно само в этом. К примеру, есть потенциал работы с Азербайджаном и объективные основания для того, чтобы он стал участником банка, но пока он также не готов к вступлению в ЕАБР.
Наши отношения с бывшими советскими странами полны обоюдных комплексов, и два пути, политический и экономический, сильно переплетены — мы пока не умеем рационально интегрироваться.
Согласен. Математика в этом смысле проигрывает политике. Если говорить о чистой экономике, то мы, конечно, можем общаться с Украиной, Турцией, Азербайджаном, Узбекистаном. Все они имеют сильные торговые и инвестиционные связи со странами ЕАЭС. Но понятно, что никакого разговора с Украиной и Турцией сейчас быть не может, а с Грузией и Молдавией эти связи гораздо слабее — здесь математика не работает.
Почему большинство ваших проектов реализуется в России, Казахстане и Белоруссии? Кыргызстаном и Таджикистаном вы вообще не интересуетесь?
Банк — это структура с двумя карманами. Мы имеем не только собственные средства, но и те, которыми управляем,— средства Евразийского фонда стабилизации и развития (ЕФСР). В Армении, Кыргызстане, Таджикистане и Беларуси банк в основном работает через средства фонда. В Армении у нас кредиты на $515 млн, в Кыргызстане — на $285 млн, в Таджикистане — на $110 млн — это средства ЕФСР. В этих странах сложно найти инвестиционный проект, который дает приемлемый с точки зрения банка риск, поэтому мы вынуждены ориентироваться на госгарантии. По условиям работы с МВФ Армения, Кыргызстан и Таджикистан имеют обязательства по льготности привлекаемых государством кредитов. Процентная ставка по одобренным кредитам составила для Армении 1,5-2,1%, для Кыргызстана и Таджикистана — 1%, а срок погашения — в среднем 20 лет. За счет банковских средств мы под такие низкие проценты не можем их финансировать, поскольку привлекаем средства на денежных рынках под 5-6% годовых. ЕФСР потому и был создан за счет бюджетных взносов в основном из РФ и Казахстана, чтобы проекты стран--участниц ЕАБР финансировались по льготным условиям.
"Сейчас гораздо важнее внутрирегиональная экономическая кооперация"
Среди реализованных ЕАБР проектов — кредит ЗАО "Гражданские самолеты Сухого". Почему банк считает создание ближнемагистрального российского лайнера SSJ-100 успешным? Ведь ГСС не вошел в конкуренцию с Embraer и Bombardier, "Армавиа" вернула воздушное судно, а крупнейший импортер — мексиканская Interjet.
Логика банка проста: кредит погашен, просрочек нет, из проекта мы вышли. Мы дали деньги — нам их вернули. Относительно самой идеи SSJ-100 как прорывного проекта для российской авиаотрасли соглашусь: однозначно успешным назвать его сложно.
Если оценивать проекты с позиции не председателя правления банка, а, например, государственного деятеля, то какие из них можно назвать успешными?
Стопроцентно образцовой картинки найти нельзя. Однако успешным проектом, безусловно, является реконструкция Пулково. Терминал запущен, классический проект для банков развития.
А каков интеграционный эффект от финансирования евразийским банком аэропорта в Санкт-Петербурге?
У нас же нет запретов на финансирование аэропортов внутри России, но, соглашусь, интеграционный эффект нулевой. Западный скоростной диаметр — отличная дорога, на которую не завысили смету, но уровень межстрановой кооперации опять же не увеличивается. Хороший проект с БелАЗом. Запчасти они покупают в России, самосвалы поступают к нам и в Армению. Но здесь плохая ситуация с исполнением кредита: уже были просрочки, а кредит в стадии реструктуризации. То есть интеграционный эффект налицо, и проект отвечает миссии банка, но с возвращением денег проблемы. Мы стараемся находить такие проекты, в которых, к примеру, объект инвестиций в одной стране, запчасти поступают из другой, а готовая продукция идет в третью. Ярчайший пример — казахстанское СП "Заречное", на котором добывают и обогащают урановую руду. Потребитель российский — "Атомредзолото". Мы кредитуем Минский электротехнический завод, поставки материалов идут из России, куда их продукция в основном и экспортируется. Казахстанская компания OMS Shipping получила от банка кредит на строительство пяти морских буксиров для организации перевозок по Каспию между Россией и Казахстаном. Один буксир построен, но работает не на трансграничных перевозках, по остальным срываются сроки. Совсем красивая идея была в отношении казахстанской Экибастузской ГРЭС: использовать российские турбины и поставлять энергию для российского же "Базэла". Но у казахских партнеров падение выручки и остановка энергоблока на фоне снижения цен на электроэнергию. Сейчас ведутся обсуждения проекта казахстанской "Алма-ТВ", которая планирует проложить оптоволоконный кабель Россия--Казахстан--Китай. Нас интересует "Азия-Авто" — дочерняя сборка АвтоВАЗа в Казахстане. Сейчас у материнской компании общее падение спроса, но логика в том, чтобы проектом заниматься с прицелом на будущее, когда через два-три года спрос вырастет.
А в Кыргызстане и Таджикистане все плохо с "красивыми" проектами?
Через ЕФСР мы занимаемся реконструкцией Нурекской, Кайракумской и Токтогульской ГЭС, на стадии одобрения — Камбаратинская ГЭС: их надо модернизировать, ремонтировать тело плотины, менять оборудование. Электроэнергию они нам не экспортируют, но интеграционный эффект возникает вследствие поставок российских машин для ГЭС Кыргызстана.
Насколько банк включен в реализацию китайского проекта "Экономический пояс Шелкового пути"?
Нам важно учитывать интересы КНР и понимать, как мы можем с ней взаимодействовать. Китаю интересно строительство широтных коммуникаций с Востока на Запад, нам — не только широтных, но и меридиональных коридоров Север--Юг. Китай сделал автодорогу через свои западные регионы и через восток Казахстана. У нас есть два крайне интересных проекта логистических терминалов — в Астане и на казахстанско-китайской границе, которые мы наверняка будем запускать. Последний — в международном центре приграничного казахстанско-китайского сотрудничества "Хоргос". При этом наши расчеты показывают, что морские перевозки значительно дешевле: перевезти контейнер из Шанхая до Роттердама морем стоит $700, по железной дороге — около $2000. Не надо так сильно верить в выдающиеся возможности коридоров, которые Китай строит по суше в Европу,— их экономическая эффективность нуждается в подтверждении. Сейчас гораздо важнее внутрирегиональная экономическая кооперация, которой и нужны местные логистические центры. Еще одна важная стройка — автодорога из Китая, проходящая через Казахстан, которая упирается в чистое поле на территории Оренбургской области. Мы хотим продолжить эту дорогу для создания северного коридора "Экономического пояса Шелкового пути" до границы с Беларусью, по которому китайские товары через Россию будут транспортироваться в Европу. Совместно с Европейским банком реконструкции и развития (ЕБРР) мы рассматриваем реконструкцию дороги в Беларуси. Маршрут начинается от границы Казахстана в Оренбургской области, далее — в районе Тамбова, Липецка, Орла, Брянска и заканчивается вхождением в трассу М1 на границе Беларуси.
Вы встречались с председателем правления Азиатского банка развития по поводу строительства в рамках коридора Север--Юг. Что вы с ним подписали?
Соглашение о совместном финансировании на $3 млрд до 2021 года на территории Казахстана, Армении, Кыргызстана и Таджикистана. ЕАБР выделит $1 млрд, АБР — $2 млрд. Также был подписан протокол о допфинансировании дороги Север--Юг в Армении. ЕАБР готов выделить $320 млн, АБР — средства на ТЭО. Сейчас обсуждаются технические детали.
Куда приведет эта дорога?
Это будет автодорога от Ирана через Армению до границы с Грузией. У Армении других вариантов нет, несмотря на сложные отношения России и Грузии. Экономическая логика работает — фуры шли и идут по Военно-Грузинской дороге в Россию. Сейчас проблем больше в Армении — там дорога проходит через деревни чуть ли не по курятникам. Мы хотим реконструировать трассу, чтобы увеличить товарный поток.
"Нам надо понять, почему финансировались те проекты, которые стали убыточными"
На банке сказались санкции, которые явным образом оказывают влияние на российскую экономику?
Банк их заметил, хотя мы как международная финансовая организация находимся вне санкций. Мы работаем на международных рынках, у нас есть евробонды, выпущенные в долларах и евро. В своей кредитной политике мы должны соблюдать санкционные требования, поэтому не можем кредитовать компании из санкционного списка.
Малый и средний бизнес внутри государств--участников ЕАЭС может заинтересовать банк, или ваш карман только для больших игроков?
Банки развития с малым бизнесом работают, такие программы есть у ЕБРР и АБР. Мы себе такой приоритет пока не ставили, поскольку нас интересуют интеграционные проекты, начинающиеся со среднего уровня $10-15 млн.
ЕАБР закончил 2015 год с убытками в $140 млн. Мне кажется, для банка это не очень хорошо.
Мне тоже так кажется. Когда я пришел в банк и провел аудит всех кредитов, выяснилось, что необходимо дорезервировать порядка $200 млн — раньше эти резервы не показывались в балансе. Например, Томский лесоперерабатывающий комбинат гасил проценты в срок, рисуя красивую картинку. Когда мы посмотрели на экономику, выяснили, что проект убыточный, прибыль отрицательная, сроки возврата кредита переносились. Крупнейший казахстанский производитель зерна "Иволга" получал отсрочки в погашении основной суммы, но выяснилось, что зерна, которое было в залоге, нет, а клиент погасить долг не способен. Вот по таким проектам пришлось доначислить резервы. Доначисленные резервы и привели к формированию названной вами суммы убытков.
Как будете исправлять ситуацию?
Судиться с недобросовестными клиентами, взыскивать заложенное имущество, искать покупателя на эти производственные мощности. В случае БелАЗа мы ведем переговоры с правительством, стремясь получить госгарантии. Вторая часть работы — переустройство внутренней организационной структуры в банке. Нам надо понять, почему финансировались те проекты, которые стали убыточными: это экономика волатильная, или мы сами плохо отбирали проекты? Третий пункт — найти внутренние резервы, поджаться в смысле издержек. Мы уже сократили численность персонала, частично отказались от площадей, провели переговоры о снижении ставок аренды. Четвертый пункт — поднять процент там, где ставка ниже рынка, увеличить эффективность управления казначейским портфелем — у нас было более миллиарда вложений в казначейские облигации США. Вложение хорошее и надежное, но доходности не приносит. Портфель мы переформатировали, увеличив долю вложений в казахстанские и российские бумаги с суверенным риском.
Процитирую вас: "У банка нет дефицита денег, но есть дефицит проектов".
Ситуация в общей экономике плохая. Падение цен на нефть сказывается на всем. Основной экспортный доход страны сократился, и покупательский спрос упал. Конъюнктура мировых цен на нефть — это самый важный момент. Вторая сложность — дефицит идей. Как правило, есть мысли, как потратить деньги, но не как дать гарантии того, что построенные завод, терминал или дорога дадут самоокупаемость и прибыль. Мы модернизировали Экибастузскую ГРЭС, а потом выяснилось, что электроэнергию никто не покупает. Надо досконально просчитывать риски, что требует больших затрат времени и сил. Кроме того, надо признать, что банк был пассивен и проекты активно не искал. Сейчас мы перестраиваемся, чтобы наше аналитическое управление искало те ниши экономики, которые нам интересны, чтобы проектный блок находил конкретные компании, у которых есть хорошие идеи, наконец, чтобы наши специалисты доводили проекты до финальной стадии просчета рисков.