Сердцу, говорят, не прикажешь. А хочется. Особенно когда оно болит. Татьяне Меркушевой с детства велели быть осторожней, вести себя тихо, не перенапрягаться, потому что в сердце ее нашли порок. Но Таня слушала себя, а не врачей. Занималась баскетболом, бегала, чувствовала себя хорошо. Сердце дрогнуло потом, когда Таня встретила водителя междугороднего автобуса, полюбила его и у них родилась дочь Милана. Порок дочери оказался гораздо более серьезным: в сердце у нее нашли открытое овальное окно, а также клапанный и подклапанный стенозы (сужения) легочной артерии. Cтало ясно, что не обойтись без сложной операции, для которой понадобится особый дорогостоящий сосудистый биопротез — гомографт.
Теперь, когда Милана носится по квартире, рисует, выдувает мыльные пузыри и воспитывает куклу Машу, когда позади обследования, больницы, поиски денег, обращение за помощью к людям через Русфонд, Татьяна Меркушева выглядит счастливым спокойным человеком, который действительно сумел излечить сердечные раны. Выходит, сердцу-то прикажешь. Просто, чтобы унять свою боль, нужно узнать чью-то другую:
«Я родилась в Ростовской области, а в Ростов перебралась, когда поступила в университет. Хотела стать физиком, но работаю не по специальности — в пенсионном фонде, специалистом по взысканию задолженностей. Сейчас я, правда, в декрете, вот-вот должна родить второго ребенка, тоже девочку. С мужем моим мы познакомились в автобусе, он у нас водитель. Я ехала к родителям в гости, а он как раз был на этом рейсе. Ехать четыре часа, так что разговорились, начали встречаться, дружить. А потом решили сойтись и жить вместе. Брак у него не первый, есть уже взрослые дети, но мы общаемся с ними, они часто у нас бывают.
С Милой вышла такая история. В полтора месяца поставили нам диагноз „клапанный стеноз“. Сказали, есть проблема с клапаном, но она решается нехирургическим путем, с помощью так называемой баллонной пластики. И мы какое-то время жили надеждой на это. Просто ждали, когда Мила подрастет. В два года нас положили на обследование перед операцией. Посмотрели ребенка, и врач отказался — Мила была слишком маленькая и по росту, и по весу. Предложение было такое: „Давайте еще потянем“. Ну, давайте потянем.
Как это сказывалось на жизни? Миле все время не хватало кислорода. Она девочка подвижная, от этого у нее все время появлялась сумасшедшая одышка, она синела, видно было, что ей тяжело. Я спрашивала у врачей: „Что мне делать?“ Мне говорили: „Все равно не давай ей сидеть, пусть двигается“. Она и двигалась, мы много ходили с ней пешком, делали зарядку, она даже подтягивалась на турнике.
А в августе пошли на очередной осмотр, и ультразвуковое исследование показало, что все у нас стало намного сложней. Сказали, что и с легочной артерией все плохо, нашли подклапанный стеноз. Почему так вышло — кто его знает? Мы предполагаем, что виновата ветрянка, которую подхватила Мила. Все шесть дней у нее была очень высокая температура, под 40, так что, может быть, болезнь сделала проблемы с сердцем более тяжелыми.
Врачи стали думать, что делать. Выходило, нужна срочная операция на открытом сердце, правда, хорошо, что без остановки. Но для того чтобы скорректировать строение сердца, потребовался особый дорогостоящий имплантант — гомографт. Это, как я понимаю, специально созданный из биологических тканей индивидуальный протез, который в нашем случае состоит из легочной артерии и клапана. И вот саму операцию нам сделали по полису ОМС, а на гомографт не было квоты, нужно было искать на него деньги. С ними нам помог Русфонд.
Операция была очень сложной, шла семь часов. Я потом расспрашивала Милу, что она в это время чувствовала. Думала, она мне скажет, что видела какие-нибудь мультики. А она говорит: „Мама, там было много света, и ты меня держала за руку“. И знаете, удивительно: я сначала была в церкви, проплакала там три часа, а потом все время сидела в коридоре больницы и действительно мысленно держала Милу за руку. И вот на следующее после операции утро она уже говорила с врачами и сказала им: „Я сделаю все, что вы мне скажете, только давайте-ка отпустите меня поскорее домой“.
Такой вот характер. Наверное, в меня. Мне в еще детстве врачи ставили диагноз „брадикардия“ и даже хотели вшить в сердце стимулятор. Категорически запретили мне заниматься спортом. Мама строго следовала рекомендациям, меня держала строго, но мне хватало сил и хитрости — я тайком убегала и занималась баскетболом. А потом, когда все стало известно, я сказала: „Мама, если не буду заниматься, просто-напросто умру. Поверь мне, я буду все делать по самочувствию“. И она поверила мне. А я верю своей дочери. Мне кажется, для сердца это лучшее лекарство».
Истории других подопечных Русфонда читайте на www.rusfond.ru/after