"Сдали ребенка в учреждение из-за кредита"

Уполномоченный по правам ребенка Санкт-Петербурга Светлана Агапитова рассказала спецкорреспонденту ИД "Коммерсантъ" Ольге Алленовой, почему двое детей из "американского списка" вернулись из приемных семей в детские дома и что нужно делать для того, чтобы Россия перестала "производить" сирот.

"К сожалению, их вернули"

В декабре мы просили вас разобраться в судьбе девочки из "американского списка" — Валерии Г. Мы знаем, что ребенок живет в детском доме-интернате, но ее анкеты в федеральном банке данных детей-сирот больше нет, а сама она под предварительной опекой.

Да, это так.

Разве предварительная опека — приоритетная форма для сироты?

Нет, и у нас было много вопросов по этому поводу. Я всегда предполагала, что предварительная опека применяется, когда выявляют ребенка без попечения родителей, и, чтобы не помещать его в сиротское учреждение, находят ближайших родственников, и ребенок сразу попадает в семью.

Шесть детей из "американского списка" осенью 2015 года были одномоментно отданы под предварительную опеку. Вы можете объяснить, почему это произошло? Это связано с указанием сверху? Или с тем, что Питер был отстающим в этом смысле от других регионов?

Детей-инвалидов очень сложно устраивать в семьи. У них, действительно, проблемы и со здоровьем, и с поведением. Их анкеты размещали повсюду, но не нашлось желающих взять их в семью. Я спрашивала, почему региональный оператор отдал детей под предварительную опеку, мне ответили: законодательство это не запрещает. Я посмотрела — в законе, действительно, четко не написано, что из учреждений нельзя отдавать под предварительную опеку. Просто по-человечески мы все понимаем, что для ребенка-сироты это не лучшая форма.

Анкеты двух из шести детей, которые были под предварительной опекой, снова вернулись в банк данных. Их вернули в детский дом?

Да. К сожалению, их вернули. В марте заканчивается срок предварительной опеки по всем шести детям. Трое, скорее всего, останутся в семьях и будут оформлены под постоянную опеку. Двоих уже вернули, Богдана и Валерию (Валерию О.— "Власть").

Насколько я знаю, и над Валерией Г. предварительную опеку не продлили.

Да, опекун решила не продлевать. Но для нее уже нашлись другие кандидаты в приемные родители.

Почему вернули Богдана и Валерию О.? Насколько я знаю, у Богдана есть брат Юрий,— их разлучили?

Родители не справились. У Богдана тяжелая ситуация. Их, действительно, два брата, Юра и Богдан, их устроили в разные семьи. Это допустимо в интересах ребенка. Воспитатели говорят, что у них были конфликты друг с другом, не ладили, дрались. И Богдана перевели в другой интернат, разделили с братом.

Семейные обстоятельства

А что сейчас с братом Богдана?

Там тоже все не очень хорошо. Юра оказался в семье, где 13 детей. Это сейчас большая проблема. Есть некие установки по семейному устройству — чтобы в семье было не больше восьми детей, иначе мама может не справиться. Для некоторых недобросовестных приемных родителей это бизнес, потому что на ребенка-инвалида выплачиваются пособия, плюс пенсия инвалида, пенсия по потере кормильца, алименты, зарплата приемному родителю за воспитание. В общей сложности на содержание детей выплачиваются немаленькие деньги. Я понимаю, что воспитание особого ребенка требует огромных средств, но у меня нет уверенности в том, что одна мама сможет дать всем своим приемным детям все, что им нужно. Мы запросили информацию у Московской области о семье Юры, ждем ответа.

Как же органы опеки отдают детей в такую приемную семью, если нужно, чтобы в ней было не больше восьми детей?

Это не строгое требование, а скорее, рекомендация. Просто все люди, более или менее знакомые с проблемами семейного устройства, знают, что перегрузка для приемного родителя грозит повторным сиротством всех этих детей.

Мне бы вообще хотелось разобраться: люди получают такие огромные средства от государства, как они их расходуют? Мы можем быть уверены, что эти деньги тратятся на ребенка и его потребности? К сожалению, нет. В ноябре прошлого года в Москве был Координационный совет (Координационный совет при президенте РФ по реализации "Национальной стратегии действий в интересах детей на 2012-2017 годы".— "Власть"), посвященный детскому бюджету, я там задала вопрос об этом. Некоторые регионы выплачивают 12-25 тыс. руб. на ребенка ежемесячно в зависимости от формы семейного устройства. Мы в своем стремлении устроить как можно больше детей в семьи поощряем этот странный "бизнес" на сиротах. Да, многие приемные родители — порядочные люди, которые искренне заботятся о детях, но, к сожалению, есть и исключения.

"За этими циферками мы забываем про судьбу конкретного ребенка"

Индикатором работы главы региона является среди прочего количество устроенных в семьи сирот. Не приводит ли это к формализму?

Сегодня количество устроенных детей в семьи — это индикатор работы не только главы субъекта, но и каждого учреждения в отдельности. Мы показываем, что закрываем детские дома, раздаем детей, а за этими циферками мы забываем про судьбу каждого конкретного ребенка: как ему в новой семье, комфортно ли, не голоден ли, не обижен? И постоянного контроля за судьбой этих детей сейчас не хватает. Мы не знаем, как они живут.

Вы считаете, нужны другие формы отчетности приемных семей?

Не формы отчетности, а возможность оценить состояние ребенка в семье. Даже на федеральном уровне закреплена норма, что если семья получает деньги от государства на воспитание приемного ребенка, то она, грубо говоря, является подотчетной. То есть она должна быть открыта для социальных служб, для органов опеки, чтобы они могли в любой момент проконтролировать, доходят ли эти средства до ребенка. Но у наших перегруженных органов опеки нет возможности изучить жизнь приемного ребенка и его потребности в новой семье. Хорошо бы, если бы детские дома, которые сейчас все стали центрами содействия семейному воспитанию, оказывали такую помощь. Все-таки ребенок с сотрудниками учреждения достаточно откровенен, особенно если в новой семье ему не очень комфортно.

Понятно, что семье, которая принимает детей, надо помогать. Но это измеряется не только деньгами. Нужно обязательно сопровождать, оказывать юридическую и психологическую помощь, социальную поддержку. А сегодня все меры, как правило, ограничиваются финансовой помощью. В некоторых субъектах семье, усыновившей ребенка, выплачивают единовременное пособие в размере 600 тыс. руб., 1 млн руб. А мы потом вообще знаем, что происходит с этим ребенком? Вот семья деньги получила и уехала, например, в другой субъект. И там, допустим, отказалась от ребенка. Мы об этом узнаем? Нет, потому что он будет устроен в детский дом по месту жительства усыновителей. И это не единственная проблема. Например, если лишают кровного отца или мать родительских прав, они должны платить алименты. А если усыновитель вернул ребенка, он алименты не платит. Более того, у нас нет механизма возврата суммы, которую он получил при усыновлении. Мы проводили целое расследование и пришли к выводу, что если недобросовестных приемных родителей мы принудим возвращать эти средства государству, то, во-первых, это будет экономия бюджета. Во-вторых, деньги вернутся и могут быть израсходованы на нужды того же ребенка, который опять поступил в учреждение. В-третьих, это повысит ответственность родителей. Если ты становишься мамой или папой, значит, ты уже не можешь вернуть ребенка, как котенка, обратно без каких-то последствий для тебя самого. Я считаю, в этом плане законодательство надо совершенствовать.

Но ведь все приемные семьи заполняют анкеты, в которых отчитываются о потраченных на ребенка средствах. Разве этого недостаточно?

Сейчас эта отчетность часто носит формальный характер, и отчитывается семья только о крупных потраченных суммах. Это вообще-то правильно: не должна бабушка-опекун за пособие в 8 тыс. руб. носить чеки на молоко и масло для внука, это бред. Но критериев оценки работы приемных родителей у нас практически нет, и нет картины того, как семья заботится о ребенке. Что касается усыновленных детей, то условия их жизни и воспитания контролируют первые три года, а дальше — только по необходимости.

Многие семьи боятся, что представители опеки будут досаждать — человеческий фактор тут тоже важен.

К опекунам два раза в год должен заглядывать представитель органов опеки. Но часто никто в семью не ходит — опекуны сами в опеку приходят, говорят, что у них все хорошо. Вот это страшно. Ребенок даже в пять-шесть лет может рассказать о том, что у него все хорошо или есть какие-то проблемы. Другой вопрос, будет ли он говорить об этом незнакомому человеку. У нас недавно был случай, опека за три года ни разу не пришла в семью к опекаемому ребенку. Семья живет в загородном доме, опекуны сами приходили в опеку, писали свои годовые отчеты. А оказалось — полная беда. Девочка 12 лет рассказала подружке в школе, что ее бьют, что она, как Золушка, обслуживает всю семью, что ее заставляют распространять наркотики. Хорошо, что подружка сообщила педагогам, а педагоги отнеслись к этой информации серьезно. Позвонили нам, мы подключили психологов,— когда ее привезли к психологам, на ней синяки были.

Вообще фактов жестокого обращения с детьми в Петербурге много?

К сожалению, много. Только по статье N156 УК ("Неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего".— "Власть") в 2015 году зарегистрировано 29 преступлений.

"Усыновители не хотят, чтобы их сопровождали"

Все питерские дети, которые нуждаются в семейном устройстве, имеют проблемы со здоровьем?

Примерно 80% анкет в банке данных — это дети старше семи лет, или дети, имеющие ограничения по здоровью, или братья-сестры, причем по трое-четверо. А поскольку их нельзя разлучать, устроить их в семьи трудно.

Сколько детей в прошлом году было устроено в приемные семьи или усыновлено в Петербурге?

402 ребенка были взяты под опеку, 269 в приемные семьи — из них 22 инвалида. И усыновлено 365 детей, из них 13 инвалидов.

А возвратов из приемных семей в детские дома сколько?

В прошлом году было 54 возврата, из них семь — за ненадлежащее попечение. И три разусыновления. Это результат того, что мы не научились выявлять на раннем этапе неблагополучие в приемной семье. И у нас большая проблема с сопровождением. Сейчас практически все школы приемных родителей (ШПР) могут заключать сразу договор на обучение и дальнейшее сопровождение в течение хотя бы одного года. У нас в Петербурге много НКО, которые проводят школу приемных родителей, и все они жалуются: усыновители, как правило, не хотят, чтобы их сопровождали. Они считают, что получат сертификат в ШПР, заберут ребенка и не нужны им больше никакие психологи. В прошлом году около 70% семей, которые прошли обучение в одной из наших государственных ШПР, не хотели заключать договор на сопровождение. И эта проблема есть везде. Мне кажется, нужны какие-то законодательные доработки в этом плане. Человек может сам выбрать ШПР — пусть это будет НКО или государственная школа, но он должен понимать, что раз его обучают в ШПР, то сопровождение хотя бы в течение года — обязательное условие.

Могут упрекнуть во вмешательстве государства в семью.

Да, семья у нас неприкосновенна, но ведь если государство вкладывает деньги, то почему оно не вправе иметь информацию о том, как ребенок, на которого эти деньги идут, себя чувствует?

В Госдуму внесен проект о "социальных воспитателях" — как вы к нему относитесь?

По сути, речь идет о возрождении патроната. Патронат для сложных категорий детей в свое время был действительно выходом. Заключался договор между учреждением, опекой и родителями о сопровождении семьи. И ребенок даже с самыми тяжелыми патологиями мог, например, иметь дневное пребывание в учреждении, а жить в семье. Но и профессиональные родители, получая зарплату от государства, в большей степени несли ответственность за такого тяжелого ребенка, которого им помогало лечить, учить и воспитывать государство. Если бы эта система работала — и подростков бы забирали, и братьев-сестер, и возвратов было меньше.

Но приемная семья — это тоже форма семейного устройства, при которой родители получают зарплату.

У нас сильно смешали понятие опекунской семьи, приемной семьи и патроната. Понимаете: патронат — это форма, при которой обязательно участие в жизни семьи специалистов учреждения, это обусловлено договором, и сами патронатные родители-воспитатели являются сотрудниками учреждения. По условиям договора, семья просто не может отказаться от сопровождения специалистов. В некоторых случаях это необходимо — потому что часто родители сами не понимают, что им и ребенку нужна помощь. А когда понимают — уже поздно. Во всех остальных формах семейного устройства сопровождение специалистов появляется у семьи только в случае, если она сама заявит о его необходимости.

"Ломка системы идет очень тяжело"

Как в Петербурге проводится реформа детских домов? Я знаю, что ДДИ изначально под реформу не попали. Почему так произошло?

Мы проверяли жалобу правозащитников и выяснили, что в петербургских ДДИ официально нет детей-сирот. А если там нет сирот, то постановление N481 на них не распространяется.

А кто же там живет, если не сироты?

От 30% до 40% детей в ДДИ сироты, остальные дети — родительские. И для того, чтобы эти 30-40% попали под постановление N481, ДДИ нужно признать учреждением для детей-сирот и внести изменения в устав учреждений. Мы обсуждали это с комитетом по социальной политике Санкт-Петербурга, они согласились внести изменения — нашли очень хороший устав одного из московских ДДИ, теперь у наших будет такой же. Там зафиксировано все: и то, что это учреждение для детей-сирот, и то, что учреждение занимается устройством ребенка в семью и что создает семейные условия в самом интернате.

Странно, что этого не было в уставе до сих пор.

Да. Дети уходили в семьи, а пункта про семейное устройство в уставах учреждений не было. В ближайшее время уже будут внесены эти изменения, и тогда наши ДДИ тоже попадут под постановление N481.

А деньги на перестройку детских домов по семейному типу есть?

Денег сейчас в регионах стало меньше. В этом году вообще не выделено средств на перестройку учреждений. А типичный детский дом коридорного типа необходимо перестроить, чтобы там были семейные условия. Я так понимаю, что в ближайшее время средств на это не будет. Поэтому пока у нас первыми перестраиваются дома ребенка, там все-таки типовые здания с групповой, а не коридорной системой, им не требуется серьезная реконструкция. Только раньше дети в группах были одного возраста, а теперь постановление N481 запрещает переводить из группы в группу, дети должны быть разновозрастными, братья-сестры — расти вместе.

Но пока и с домами ребенка много проблем. График работы воспитателей во многих учреждениях не очень позволяет им быть теми самыми близкими взрослыми, ради которых реформа и затевалась. Они работают у нас сутки через трое. Какая это мама? Но постепенно перемены все же происходят. Хотя ломка системы идет очень тяжело.

Кто больше сопротивляется — простые работники или чиновники?

Еще до того, как вышло 481-е постановление, мы проводили конференцию о близких взрослых в домах ребенка и детских домах, и директора детских домов говорили: "Вы нас хотите без работы оставить — если мы будем заниматься семейным устройством, детей разберут, и нас закроют". Это инстинкт самосохранения системы, которая складывалась с 1920-х годов. А если учесть, что у нас еще и подушевое финансирование в этой сфере, то понятно, что руководитель детского дома заинтересован в том, чтобы у него было как можно больше детей. До смешного доходит. Приезжаешь в детский дом, а директор показывает: "Смотрите, у нас вот плазменные панели тут, у нас новые кожаные кресла и диваны, а вот бассейн, а вот актовый зал, детям здесь лучше, чем в приемной семье!"

Изменение сознания людей в этой системе — самая главная задача. Я много езжу по учреждениям, и мы везде пытаемся объяснить: детский дом должен становиться ресурсным центром, чтобы потом сопровождать семью и ребенка, которого он уже знает. И тогда никто не останется без работы, и специалисты нужны будут. Вот, например, детский дом на 100 человек. Даже если он сопровождает всего 50 семей, то его специалисты будут работать с утра до вечера. И никто не будет их закрывать.

"Надо на базе домов ребенка открывать ясли"

Все проблемы ребенка, оставшегося без попечения родителей, начинаются в кровной семье. А поскольку проблемы этих семей не решаются, дети продолжают поступать в детские дома. Сейчас ситуация, наверное, еще хуже?

Вот отказов от новорожденных становится меньше. Я смотрела статистику нашего роддома, где рожают без документов, без регистрации. Если два года назад там было 327 отказов, то в прошлом году — 144. А общее число отказов от новорожденных по Петербургу за прошлый год — около 200. То есть, несмотря на активную работу по семейному устройству, каждый год в городе появляется примерно 200 отказников. Это, как правило, результат семейного неблагополучия. Кроме этого, у нас огромное количество детей находится в сиротских учреждениях по заявлению родителей в связи с трудной жизненной ситуацией. Многие пишут заявления на полгода, потом продлевают еще на полгода, а потом родитель привыкает жить один, у него нет привязанности к ребенку, и он уже не забирает его из детского дома никогда. Часто отдают в учреждение по состоянию здоровья ребенка — мать не может с ним сидеть, ей надо работать, иначе она умрет с голода. А что такое первые три года для ребенка в сиротской системе? Это депривация, расстройство привязанности, это большие проблемы на всю жизнь. Поэтому сейчас мы думаем о том, что надо на базе домов ребенка открывать ясли, куда мама могла бы приносить ребенка с двух месяцев. В Вологодской области, в Череповце, уже это сделали. Мы с такой идеей тоже давно носились, но споткнулись о необходимость получения образовательной лицензии для дома ребенка, потому что ясли — это образовательный процесс. А что сделали в Череповце? Просто оформили ясли как отделение дневного пребывания. То есть одно крыло работает в стандартном режиме, а другое — как отделение дневного пребывания. И ребенок находится в учреждении не круглосуточно, а только днем. Так у малыша контакт с матерью сохраняется, а мама решает проблему с работой. При этом в доме ребенка есть и уход, и медицина. Варианты могут быть разные: дневное пребывание, пятидневка, реабилитационное отделение для детей с серьезными нарушениями развития.

Семей, которые отдают детей в детский дом в связи с трудной жизненной ситуацией, стало больше?

До 50% детей в домах ребенка — родительские. И это плохой показатель, потому что раньше их было все-таки меньше. Но когда экономическая ситуация ухудшается, сирот становится больше. Дети у нас оказываются первыми заложниками того, что происходит со взрослыми. Раньше было больше детей, которых помещали в учреждения по медицинским показаниям, а сейчас больше становится "социальных". Кто-то работу потерял, кто-то в ипотеку залез. Вот недавно мама принесла в дом ребенка полугодовалого малыша, у нее долги по ипотеке, ей работать надо, с ним сидеть некому. Сдали ребенка в учреждение из-за кредита.

На что сейчас живет одинокая и необеспеченная мать с ребенком?

Есть государственная социальная помощь для тех, кто по объективным обстоятельствам не может содержать семью. Она компенсирует разницу между прожиточным минимумом и общим доходом семьи. Первые полтора года после рождения ребенка мать-одиночка находится в оплачиваемом отпуске, получает пособие по уходу за ребенком. А после этого — лишь выплату 1200 руб. Вот этот вопрос мы много раз поднимали: нельзя такое пособие платить матерям-одиночкам. Это же прямой путь для их детей в сиротские учреждения. Для государства было бы менее затратно платить женщине пособие, на которое можно прожить, чем тратить 100 тыс. руб. в месяц на содержание ее ребенка в учреждении. А дома ребенка нужно переориентировать на работу с семьями — кровными и приемными. И тогда это будет настоящая борьба с сиротством.