В прокат вышла экранизация Сергея Снежкина повести Леонида Юзефовича «Контрибуция»: историко-революционная, викторианская, детективная трагикомедия с элементами мелодрамы и политического памфлета. Руководство «Ленфильма» анонсирует фильм как знак возрождения старейшей студии страны, и МИХАИЛУ ТРОФИМЕНКОВУ хочется в это верить.
Фото: Ленфильм
Выйди «Контрибуция» на полгода позже, Снежкина уличили бы в подражании «Омерзительной восьмерке». Внешнее сходство случайно, но бесспорно. Криминальный сюжет разыгрывается в декорациях гражданской войны. У Тарантино — формально закончившейся. У Снежкина — только входящей во вкус: осенью 1918-го юный генерал Пепеляев (Максим Матвеев) отбил у большевиков Пермь, но развивать наступление было невозможно: корпус оказался раздет и разут.
В обоих фильмах герои — пленники замкнутого пространства. Штаб Пепеляева — особняк провинциального модерна — конечно, симпатичнее драной харчевни. И богатейшие пермяки, которых генерал обложил контрибуцией,— не «белая шваль»: пока не познакомишься поближе, впору умилиться России, которую в лице пятерых купчин и вдовицы Чагиной «мы потеряли». Однако, кто-то из «лучших людей» умыкнул немыслимый алмаз — чагинскую контрибуцию. Снежкин включает «обратный отсчет» — безотказный инструмент саспенса: кража по зубам лишь асу-следователю Мурзину (Илья Носков), а он, меж тем, уже стоит у расстрельной стенки: мало того, что служил у красных, так еще и увел у Пепеляева невесту. Найдет Мурзин алмаз — будет жить; не найдет — не обессудьте.
Помимо крупных, но случайных совпадений, есть и фундаментальное сходство. Тарантино вливает свежую кровь в вены голливудской классической традиции. Снежкин — в вены «ленинградской школы».
Если честно, «Ленфильм» все разумные наблюдатели давно похоронили. И, смирившись с крупнейшей катастрофой отечественного кино, даже не смотрели в его сторону, считая выбросы информации о студийных планах предагональными судорогами. В реальность «Контрибуции» верится с трудом. Не потому, что это кино, наконец-то снятое на «Ленфильме». А потому, что это «ленфильмовское» кино, которое хочется «пощупать руками». И в прямом смысле слова: похоже, съемки стали праздником сердца для студийных мастеров. И в переносном: столь же осязаемы, «вещны» и гул истории, и характеры. Кажется, что актерам жить легче, чем костюмерам и декораторам, но им тоже тошно без дела. Чагина — первая, как ни абсурдно это прозвучит, достойная этого имени кинороль Елизаветы Боярской. А стервозный хор купцов — отменная месть актеров (Евгений Дятлов, Константин Воробьев, Артур Ваха, Юрий Ицков, Игорь Черневич) за все несыгранные роли в неснятых экранизациях Островского и Горького.
Снежкин играет в детективный жанр всерьез, хотя и непостижимым образом позволяет одному из фигурантов «включать Кристофа Вальца», невольно намекая на разгадку. Но жанровая структура фильма подобна матрешке. Детектив упрятан внутри исторической трагедии. Пространство замкнуто лишь формально: война не дает о себе забыть.
Снежкин — первый, кто за четверть века говорит о гражданской войне всерьез, наперекор пошлым стереотипам борьбы «белых ангелов с красными демонами». Зрителей так часто опускали в «подвалы ЧК», что визит в колчаковские подвалы — где латышей («Ну, где вы, Компотюсы-Киселюсы») и китайцев, пересчитав по головам, убивают безымянными — освежает.
Так же «освежает» Пепеляева тесное знакомство с «лучшими людьми». Вряд ли у него были иллюзии относительно их гражданских чувств. Но он и в дурном сне не представлял, с каким наслаждением разрядит им под ноги револьвер, ощутив солдатскую солидарность с большевиками, ох не зря изводившими эту жадную до хрюканья, сладострастную до идиотизма, самоубийственно наглую породу. Пепеляев сдастся последним из белых генералов, к красным не перейдет, но сильные чувства, которые вызывают у экранного генерала классово близкие торгаши, кое-что объясняют в переходе в РККА многих военспецов из числа белогвардейцев.
Гражданская война не переламывает жизни и судьбы. В том-то и фокус, что ею продолжается мир: люди чувствуют и ведут себя как прежде. Только история услужливо предлагает им новые способы решения старых проблем. Прежде Пепеляев, в крайнем случае, вызвал бы Мурзина на дуэль. А теперь и офицерская честь не помешает поставить соперника к стенке, утверждая, что это не из мести, а во имя России. Впрочем, не только утверждая, но и искренне веря в свое благородство. В этом-то, собственно говоря, и заключается ужас истории.