Пятидневный конфликт в Северной Осетии, судя по сообщениям прессы, все же закончился. Политики занялись переговорами и консультациями, военные ждут очередных команд политиков. Скоро, очевидно, нам предложат взвешенное и согласованное объяснение того, что произошло в этой к счастью короткой кавказской войне. На фоне больших политических игр оценки увиденного, сделанные нашими спецкорами ВЛАДИМИРОМ ОПРЫШКО и АЛЕКСАНДРОМ КОДУКАЕВЫМ, только что вернувшимися из Осетии, наверное, выглядит весьма субъективно. Тем не менее не будем пренебрегать свидетельством очевидцев.
ВЫПУСКАЮЩИЙ РЕДАКТОР
Вечером 4 ноября, когда стало ясно, что вся территория Пригородного района Северной Осетии контролируется осетинами, во Владикавказе праздновали "день победы". Мы лежали на балконе гостиницы "Владикавказ" и наблюдали, как в течение часа во всех районах города вечернее небо прошивали очереди трассирующих пуль. Праздник закончился инцидентом. Один подгулявший осетин на боевой машине десанта досалютовался до того, что выстрелил по российскому бронетранспортеру. Из того выскочил гранатометчик и четырьмя гранатами сжег победителя вместе с его машиной.
8 ноября в Назрани мы встретили того русского лейтенанта, подчиненные которого уничтожили салютовавшую машину. Он сказал, что дезертировал — ушел к ингушам, потому что получил от осетин известие, что ему не жить. Другого выхода, утверждает он, не было: в отличие от его солдат, которых должны были передислоцировать из Осетии, офицер обязан был оставаться на месте несения службы. Осетины же объявили инцидент вылазкой ингушских диверсантов. Победившая республика продолжала искать врагов.
Информация, которую мы имели, отправляясь в Северную Осетию, была весьма скупой. Поводом для конфликта стал спорный Пригородный район Северной Осетии. По закону России "О реабилитации репрессированных народов", район должен был быть передан создаваемой Ингушской республике. До решения вопроса Северная Осетия ввела на этой территории чрезвычайное положение: выставила посты милиции, ОМОН, усиленные внутренними войсками России. Затем несколько ингушей умерли насильственной смертью (при очень туманных обстоятельствах), и ингуши начали захват осетинских постов. Буквально за несколько часов 31 октября ингуши полностью обеспечили себе контроль над районом. Пролилась первая кровь осетин, запылали дома, появились первые заложники. В ответ на это в Северной Осетии началось усиленное формирование народного ополчения. По предъявлении паспорта и военного билета ополченцам выдавалось оружие. Во Владикавказе и окрестностях были задержаны и объявлены заложниками практически все проживавшие там ингуши. Часть их домов и квартир были разграблены, некоторые подожжены.
По прибытии в Осетию нас поразило обилие вооруженных людей в гражданской одежде. Они обыскивали проезжающие машины, проверяли документы. Впрочем, журналистов пропускали беспрепятственно. В пресс-центре Совета безопасности Северной Осетии нам любезно сообщили, что это были "народные ополченцы". Ответственный секретарь Совета безопасности генерал-майор Александр Ходов, распорядился выдать всем представителям прессы военную формы — из соображений безопасности (чтобы не представлять привлекательную мишень).
На линии фронта около поселка Дачное мы имели возможность наблюдать за странными действиями российских войск. Задачу разделения воюющих сторон они выполняли своеобразно: впрямую участия в наступлении на стороне осетин не принимали, однако активно поддерживали огнем атакующих ополченцев. Своими глазами мы видели, как российские танки и бронетранспортеры подавляли боевые точки ингушей (один раз даже наблюдали стрельбу из ракетного зенитного комплекса "Шилка". Интересная деталь: российские танки и бронетранспортеры в этой войне участвовала практически без опознавательных знаков российской армии (в отличие от недавнего конфликта в Таджикистане), а это могло ввести в заблуждение ингушские формирования и послужить причиной перестрелки. Ингуши впоследствии говорили нам: "Мы очень надеялись, что ваша армия будет только разъединять. Но она помогала осетинам". Похоже, доля истины в этом есть. На наших глазах подразделения русских десантников очищали от снайперов только что взятый, сожженный и разграбленный осетинами поселок Чермент. По улицам ездили российские боевые машины десанта и уничтожали огнем любой дом, из которого раздавались выстрелы. Чуть позже мы видели, как российские подразделения прикрывали вывоз на армейских грузовиках мирного населения Пригородного района в соседнюю Ингушетию и беспрепятственно пропускали туда бросивших оружие ингушских бойцов.
Результатом же "разъединения" стал полностью вымерший и выжженный Пригородный район, из которого депортировано все 30-тысячное ингушское население. Неподалеку от поселка Алкун на горных тропах в Ингушетии мы видели поток ингушских беженцев из Северной Осетии, не прекращающийся со 2 ноября. Люди шли днями и ночами под снегопадом и дождем. Многие раздеты, лишь маленьких детей заворачивают в одеяла Эту тропинку ингуши назвали "тропой смерти", на ней уже погибли, сорвавшись в ущелье, десятки женщин и детей, несколько десятков мирных жителей погибли от переохлаждения. Были случаи родов и выкидышей в горах. Помощь беженцам осуществляли на голом энтузиазме игуши-соплеменники по другую сторону границы.
Несмотря на события, отношение к нам со стороны ингушей было хорошим. Иса, житель одного из поселков, случайно встретил нас на границе, и благодаря его помощи у нас всегда был транспорт, кров и охрана "на случай возможных провокаций". Однако провокаций не было, местные жители и беженцы с территории Северной Осетии относились к нам с уважением. Сказывалось некоторое одностороннее освещение прессой событий — большинство журналистов находились на территории Северной Осетии, а не с ингушской стороны. Поэтому буквально каждый пытался высказать нам свою боль и задавал вопросы, явно не относящиеся к нашей компетенции. Вот некоторые из них.
Почему российская армия, призванная разъединить, вошла на территорию Пригородного района только со стороны Осетии, а не, к примеру, через Малгобек на территории Ингушетии? Почему Георгий Хижа, назначенный главой временной администрации Ингушетии и Северной Осетии, обосновался во Владикавказе и даже не прислал своего постоянного представителя в ингушскую столицу Назрань? "Девяносто процентов ингушей голосовали за Ельцина: после его указа о реабилитации репрессированных народов мы верили, что нам вернут наши территории", — говорил нам Алисхан Плиев, первый зампред одного из ингушских райсоветов.
Ингуши считают, что их предали и обманули, и потому отреагировали на это в лучших традициях горцев: Георгия Хижу, Аксарбека Галазова (председателя ВС Северной Осетии) объявили смертниками за "геноцид против ингушского народа". "Через десять, пусть через пятнадцать лет мы вернемся на свою землю", — слышали мы не раз от беженцев. Многие из них, нацепив белые повязки (символ газавата), ушли в горы, откуда собираются мстить осетинам "за поруганных матерей и сестер".