Президент России Владимир Путин провел «прямую линию» от себя к стране, ответив в этот раз на вопросы, которые мучили, как считает специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ, не тех граждан, которые задаются вопросом, встала ли уже наконец Россия с колен, а непосредственно избирателей на сентябрьских выборах.
Народ был накоротке со своим президентом
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото
В специально оборудованном зале шли последние приготовления к празднику, то есть к «прямой линии» с президентом страны. Ибо что же это еще, если не праздник для народа: видеть своего президента, как себя в зеркале, узнавать родные черты, то есть себя в нем, и задавать вопросы, на которые и сам знаешь ответ?
Здесь, в круге первом, очерченном для Владимира Путина, давала последние интервью перед прямым эфиром яркая представительница творческой интеллигенции Авдотья Смирнова, другой яркий представитель Сергей Доренко активно снимал ее и вообще все происходящее на телефон и, разумеется, комментировал — видимо, для приложения «Перископ». Федор Бондарчук на мой вопрос, собирается ли спрашивать президента, пожимал плечами: «Нет, так посижу». Никита Михалков похохатывал в первом ряду, и было видно, что он тут как дома (да и при чем тут, будем говорить прямо, «как»). Здесь глава РСПП Александр Шохин недоумевал, почему он сидит на галерке в последнем ряду (ах да, не привык).
Здесь, с одной стороны, не было ни одного свободного места, и с другой — они постоянно волшебным образом возникали, и вот в ряду ниже меня — сразу три, и тогда молодая дама восклицала непритворно:
— Вот сколько места!.. Если надо, я могу лечь!..
Но кажется, это никому тут не надо было, и это приводило ее в чувство агрессивного недоумения:
— Что вы так смотрите?! Я просто пытаюсь привлечь внимание! Никто со мной сидеть не хочет…
— Вы привлекли…— обнадеживал ее Александр Шохин.
А когда из ниоткуда возникавшие люди одним движением души убирали все три стула, а людей рядом просили рассесться посвободнее, она вдруг произносила горькую отчаянную фразу, совсем не отсюда, не из этих суетных приготовлений, а из самой глубины души своей мающейся:
— Вот поэтому я и живу одна.
После этого, уже за минуту до эфира, приходили, конечно, уже почти совсем опоздавшие, и снова возникали те стулья, и надо было поплотнее…
В этом году эфир вели Евгений Рожков, «Россия-1», и Валерия Кораблева, «Первый канал». (Правильно: ведущие, как и жизнь, должны меняться, а президент, как и Владимир Путин, должен оставаться самим собой.) В поведении Евгения Рожкова волнения не просматривалось, а Валерия Кораблева первую четверть часа разговаривала с Владимиром Путиным так, как будто читала дневные новости. Сложилось впечатление, что ей даже шепнули об этом в ухо, и тогда она рухнула в другую крайность: стала разговаривать с Владимиром Путиным так, как хотелось бы, наверное, каждому, кто ощущал себя на другой стороне «прямой линии», и вот уже пару раз перебила его… А разве можно было: он же как раз надиктовывал своему народу цифры про падение ВВП и рост в сельском хозяйстве…
И было видно, что его это не очень устраивает и что он, возможно, даже подумал, а где те, которые сидели за этим столом год назад-то?.. Ах да, согласовано же было… Со мной же и согласовали…
Но сначала президента познакомили с системой видеозвонков и дали послушать один из них, и он был про дороги, а вернее про то, что их нет.
И это в самом деле был вопрос номер один для тех, кто ездит по этим дорогам, а значит для всех без исключения, так как с дорогами этой весной случилось что-то совсем уж непоправимое, то есть им за пределами Москвы вдруг просто пришел конец, и все. И ехать дальше некуда.
Из ответа выяснилось, что надо всего-навсего «окрасить» деньги, которые идут в региональные дорожные фонды, чтобы эти деньги не расходовались на удовлетворение разнообразных других нужд. К тому же акцизы на моторное топливо увеличат на два рубля, и хотя бы один рубль из этих двух Владимир Путин предложил оставлять в дорожных фондах.
Так неожиданно выяснилось, что топливо теперь будет стоить дороже, а в регионы уйдут еще 40 млрд руб. И вряд ли произойдет еще что-нибудь такой же сокрушительной силы.
Валерия Кораблева процитировала вопрос Тамары Георгиевны из Москвы: «В России все начали экономить. На чем стали экономить лично вы?»
Вообще-то странно было предполагать, что Владимир Путин будет на чем-то экономить. Для этого надо иметь представление о том, на чем можно сэкономить.
— На времени,— ответил Владимир Путин.— Это самое дорогое, что у нас есть.
Время это и показало: президент закончил «прямую линию» через 3 часа 40 минут после ее начала, то есть оборвал ее раньше, чем многие другие.
И отвечать он стал, кстати сказать, короче, чем раньше, поэтому успел ответить на большее количество вопросов, чем обычно. Про то, что с нами будет, вышло вообще исчерпывающе:
— В этом году еще небольшой спад, а в следующем году — подъем.
Так что, он считает, не надо будет наконец-то деньги брать из резервных фондов, хотя там еще не так уж пусто:
— Если вообще прекратить все делать, совсем прекратить всем работать, как говорят — шило в стенку, четыре месяца можно жить, вообще ничего не делать, страна может замереть на четыре месяца и будет существовать.
Вообще, я давно заметил, что для устойчивого оптимизма по всем параметрам во всех областях на годы вперед почти любому аналитику достаточно, чтобы цена на нефть неуклонно повышалась хотя бы пару дней подряд. Но за Владимиром Путиным такого раньше вроде бы не замечалось.
К тому же он употребил одно новейшее выражение: «шило в стенку». Это сразу вызвало громкий перешепот в зале: люди гадали, что это значит и из какого это жаргона, и выводы пока были не очень утешительными для Владимира Путина, но очевидными.
Впрочем, следует сказать, что сразу после «прямой линии» я выяснил этимологию этого выражения, и все оказалось не так плохо. Один сильно высоко поставленный источник в администрации президента, хорошо знакомый с ситуацией, пояснил мне, что в 1970-х годах следователи прокалывали бумаги в деле, чтобы сброшюровать их, шилом. А когда дело не вырисовывалось и становилось ясно, что это пустышка, они втыкали шило в стенку и могли пока расслабиться.
Просто интересно: и сколько в той голове еще таких выражений, если за 16 лет некоторые из них только начинают расходоваться?
Тем временем Владимир Путин рассказал, что Алексей Кудрин «пересмотрел свои позиции» и, «может быть, будет одним из заместителей председателя экспертного совета» (при президенте России.— А. К.).
То есть на выборы точно не идет.
— И на площадке одной из эффективно работающих структур,— продолжил Владимир Путин,— в том числе созданных ранее, может быть, и Центра стратегических исследований, будет заниматься вопросами, связанными со стратегией развития на ближайшее время, после 2018 года и на более отдаленную перспективу.
То есть идет, но не на эти.
— Сирийская кампания, безусловно, стала большим успехом, который не может не признать никто,— рассказал Евгений Рожков.
Тройное отрицание было в данном случае категорическим утверждением.
— Мы с вами только втроем будем разговаривать? — переспросил президент.
Ему все-таки некомфортно было пока с новыми ведущими.
— Все будет! — по-товарищески заверила его Валерия Кораблева.
— Ладно,— согласился он.
А Евгений Рожков переформулировал:
— Все-таки давайте проговорим про сирийскую кампанию, про Сирию, тем более что успехи России действительно признали все в мире.
Оказалось, что вместо трех «не» вполне может быть одно «да».
Президент рассказал о сложной ситуации в Алеппо, где тяжело отделить зерна от плевел, то есть повстанцев от боевиков ИГ, но пообещал по мере возможностей отделять силами оставшихся ВКС.
Силы, судя по всему, остались.
Владимир Путин отвечал на одни вопросы, а напротив него на большой экран выскакивали другие, только что сформулированные гражданами, и судя по всему, не сильно отредактированные. И вот он мог только читать.
«Почему вы признали незаконно избранного президента Украины Порошенко?»
«Почему такая тоска в душе по СССР?»
Валерия Кораблева задавала президенту другие вопросы:
— А вот очень любопытное SMS-сообщение: какими лекарствами лечат президента, импортными или отечественными?
— Я стараюсь до этого не доводить, я стараюсь спортом заниматься, вести здоровый образ жизни,— уходил он от ответа, а она его дожимала: это в рамках правил, с одной стороны, незамысловатой, а с другой — все-таки с некоторыми витиеватостями игры.
— А все-таки, если приходится? — спрашивала ведущая.
— Если приходится, простуды бывают, я стараюсь делать что-то вроде прививок своевременно, перед гриппозным периодом.
То есть не совсем прививки. Какие-то новые средства. Это было познавательно.
— А если все равно зацепило?
А это было против правил: президента не должно ничто цеплять.
— То, что дают, то и принимаю… Я думаю, что как раз из дешевого сегмента.
Интересно, какие основания у него так думать. Ведь он принимает то, что дают. Или просит покупать ему не самое дорогое из того, что есть на прилавке?
Между тем Валерия Кораблева мне, честно говоря, все больше нравилась. Она нашла уже, кажется, свою золотую середину в общении с президентом (нашел ли он свою в общении с ней?), и теперь ей оставалось только придерживаться ее.
Отвечая на вопрос главы «Валдайского клуба» Андрея Быстрицкого, президент согласился, что у него «есть проблемы с некоторыми политическими деятелями, поведение которых мы считаем неадекватным и соответствующим образом на это реагируем… А реагировать обязательно надо, иначе на шею сядут и погонять будут, такое уже в нашей истории было, в новейшей истории.
Он имел в виду, видимо, всех сразу.
«Зачем вы страну затащили в ВТО?» — Владимиру Путину стоило только поднять глаза, чтобы увидеть на телеэкране этот вопрос размером три на четыре метра. Но отвечал он по-прежнему на другие.
Причем вроде бы все в порядке было с этими вопросами, и в меру острыми они были («Если бы сейчас тонули Порошенко и Эрдоган, кого бы вы спасли первым?»), а не было огня никакого — ни в вопросах, ни в ответах.
А потому что он выговорился уже несколько дней назад, на петербуржском «Медиафоруме». Там ведь было примерно все то же, только в первый раз. И заводиться по второму разу уже было никак («Если кто-то решил утонуть, спасти его уже невозможно»). Там началась и закончилась эта «прямая линия».
Даже прямая связь с островом Тузла и главной комсомольской стройкой страны — мостом через Керченский пролив — не произвела должного впечатления на Владимира Путина. Пообещал приехать в Крым, «как минимум на несколько дней, в том числе и для отдыха».
Тем не менее рассказал, что «обычно на объекты такого рода много желающих, а здесь мы, честно скажу, с трудом нашли компанию, которая согласилась реализовывать этот проект и в силу ограниченности в финансах, и в силу различных других ограничений, которые могут быть возложены на людей, которые занимаются этой работой» (Конечно, Аркадию Ротенбергу терять ведь, собственно говоря, нечего.)
Из ответа на другой вопрос мы узнали еще об одном неотложном для страны деле:
— Надо чистить русла рек.
«Что делается по укреплению границы России с Китаем?» — мерцал безответный вопрос над головой Владимира Путина.
Но тут стало не до него. В смысле не до этого вопроса.
— Недавно в газетах было написано, что Людмила Александровна вышла замуж. А когда вы представите нам первую леди нашей страны? — дождались тут телезрители.
Ответ был такой же выстраданный, как и вопрос:
— Вы знаете, мы с Людмилой Александровной иногда видимся, не часто, но встречаемся. У нас очень добрые отношения — может быть, даже лучше, чем были раньше. Да, и знаю, что у нее все в порядке. Что там в газетах пишут, это отдельная тема, но она своей жизнью довольна, все хорошо. Я тоже доволен, у меня тоже все хорошо.
А разве кто-нибудь сомневался?
Но хотелось бы все-таки подробностей.
— Нужно ли на первый план выдвигать вопросы, которые вы сейчас затронули, честно говоря, не знаю… Как бы это не повлияло на курсовую разницу или на цену на нефть (Не упала бы точно.— А. К.). Но, если по-серьезному, то люди ведь выбирают и в Государственную думу депутатов, и президента выбирают для того, чтобы мы работали. А вещи, о которых вы сказали, вещи, которые касаются личной жизни, конечно, представляют интерес для людей, я с этим давно смирился и понимаю это, но все-таки они не являются первостепенно важными. Может быть, когда-нибудь я и смогу удовлетворить ваше любопытство. Спасибо большое.
Таким образом, Владимир Путин частично легализовал свое новое положение. Теперь не исключено, что и семейное.
«Не надоело вам управлять страной в ручном режиме?» — экран продолжал беседовать сам с собой.
Президент между тем подробно отвечал на вопросы о ЖКХ и особенно о капитальном ремонте, о налогах на недвижимость, кадастровой оценке жилья… Еще год назад эти вопросы, казалось, совершенно не интересовали его, он отвечал на них как-то машинально. У него и теперь не было блеска в глазах, но по крайней мере было очевидно, что именно на них он готов потратить основную часть времени. Внешняя политика, видимо, все-таки отпустила его — по крайней мере, на время выборов.
И вот он уже обещал разобраться в ситуации на острове Шикотан, куда рабочих заманили высокой зарплатой, но не платили ее, и те жили и работали там на положении рабов — денег не было даже на то, чтобы уехать.
Что ж, уже через четверть часа Евгений Рожков рассказал под аплодисменты зала, что по мотивам разговора с президентом на организаторов работорговли заведено уголовное дело. А могли бы и в пять минут уложиться.
Вопрос про офшоры также не заставил президента увлечься, но все-таки он сообщил нечто новое про Сергея Ролдугина: тот, оказывается, не только потратил все сбережения на скрипки и виолончели Страдивари, но еще и остался должен за них:
— Эти деятели… они попали пальцем в небо, а может, и в какое-то другое место… (как же можно было не удержаться и не уточнить, куда именно! — А. К.) неожиданно для себя… То, что Сергей Павлович Ролдугин купил, а он купил, по-моему, две скрипки, две виолончели,— это уникальные вещи! Последняя, которую он приобрел… я скажу, потому что это было уже в интернете (вот он, интернет с его способностями разговорить даже президента!..— А. К.) около 12 миллионов долларов… Недавно Сергей Павлович выступал в Москве, по-моему, в филармонии, и журналисты написали, что играл на стареньком, видимо бывшем в употреблении, инструменте, но, по всей видимости, любимом. Действительно, это инструмент, бывший в употреблении: в употреблении находится с 1732 года — и это работа гениального мастера Страдивари. Первый ее владелец — легендарный король Пруссии Фридрих Великий. Конечно, с такими инструментами ничего нельзя сделать, кроме как порадовать любителей музыки… Но всяких жуликов и прочих прошу успокоиться: у Сергея Павловича уже ничего нет, потому что он на приобретение этих инструментов истратил больше денег, чем у него было, и остался должен даже тем структурам, тем фондам, через которые он это покупал.
Как отдавать-то будет?
«Почему у нас моют дороги в дождь?» — страдал телемонитор.
А деятели искусства как один (Никита Михалков, Авдотья Смирнова, Константин Хабенский) просили президента решить проблемы детей и инвалидов. Не за себя просили.
Действительно, ведь в искусстве все проблемы более или менее решены (то есть Владимир Мединский остается министром культуры).
«В тупик страну завели не санкции, а власть!» — экран продолжал взывать гласом вопиющего.
А президент убеждал народ России, что выборы в сентябре могут быть, да что там — будут честными, то есть такими, как были и в 2012 году, и позже, когда выбирали, например, иркутского губернатора:
— Сколько недобрал (представитель «Единой России».— А. К.)? 0,36%. Но если исходить из вашей логики, то уж подкрутить эти 0,3% труда большого бы, наверное, не составило. Нет, никто не подкручивал! И во втором туре он проиграл представителю КПРФ! В крупных городах-миллионниках, в Екатеринбурге, Новосибирске, еще в некоторых городах, недавно в Петрозаводске представители разных партий, разных, не «Единой России», победили на выборах!
Смысл происходящего был в том, что надо идти и голосовать: ведь выборы будут честными. И дальше понятно: неравнодушные, которым не нравится партия власти, и так придут и проголосуют за своих. А надо, чтобы пришли равнодушные, потому что они-то по причине своего равнодушия проголосуют за «Единую Россию».
Ненадолго Владимир Путин отвлекся на выборы в США и их устойчивую семейственность:
— Возьмите те же Штаты, там сначала Буш-старший был у власти, потом Буш-младший — семья все равно! Клинтон был два срока подряд, теперь жена его претендует, семья опять может остаться у власти. Где там сменяемость какая-то? Как у нас говорят: «Муж и жена — одна сатана» — то есть вот они там и будут руководить (ударение на предпоследнем слоге.— А. К.), как у нас в народе говорят иногда. И я не говорю, что это совсем уж плохо, здесь есть и минусы, и плюсы.
«Кто будет вашим преемником на выборах 2018 года? Опять Медведев?» — не давал себе расслабиться телеэкран.
Радиоведущий и главный редактор радиостанции «Говорит Москва» Сергей Доренко попросил обозначить правила игры: что можно главам регионов и что нельзя во время предвыборной кампании (странно, правда, что этот вопрос озвучил именно он: логичнее было бы, если об этом спросил, например, сидевший напротив Владимир Рыжков). Президент между тем с легкостью обозначил, упомянув всуе Рамзана Кадырова:
— А с чего он (Рамзан Кадыров.— А. К.) начал? Он воевал с нами в лесу, вы не забыли про это? С оружием в руках, вместе с отцом, которого никто не заставлял, отца, никто не вербовал, никто не принуждал, он сам пришел к выводу о том, что Чечня должна быть с российским народом и должна быть с Россией. Он бы никогда не стал возглавлять никакую республику в составе Российской Федерации, если бы не был убежден, что это правильный выбор. Понимаете, это люди, которые готовы рисковать всем, в том числе и своей жизнью. Как-то он мне сказал такие слова: «Дайте умереть достойно!»
В словах Владимира Путина все-таки содержались не то чтобы даже некоторые откровения на этой «прямой линии», а вдруг выскакивали о многом говорящие детали. Так, становилось видно, как работает с Рамзаном Кадыровым Владимир Путин. Отговаривает умирать. Да и назвать ли это работой. Нет, не назвать. Как он его воспитывает. Как он за него в ответе. И с каким переменным успехом. И как у того никогда уже не закончится переходный возраст.
А границы были обозначены такие:
— И к ним придет понимание, что действовать или формулировать свое отношение к тем или иным оппонентам крайними способами — это не значит способствовать стабильности в нашей стране. Наоборот, это значит наносить ущерб этой стабильности.
А потом еще десять минут — про молоко и пальмовое масло. А про Барака Обаму два слова: что человек-то в общем порядочный. Раз нашел в себе мужество сказать, что Ливия была его ошибкой (хотя, конечно, не считает Барак Обама Ливию ошибкой. А считает ошибкой, что не было там наземной, как и везде, операции).
«Меня игнорируют!» — взорвался наконец от возмущения монитор.
Между тем новость содержалась в сообщении Владимира Путина о том, что на днях президент России поговорил с президентом Украины и они решили, что будет правильно, если «усилить присутствие ОБСЕ, в том числе чтобы сотрудники ОБСЕ были с оружием на линии разграничения, и добиться полного прекращения огня».
И тут вдруг Владимир Путин нашел в себе оживиться:
— Вот Украина заключила соглашение (об ассоциации с ЕС. — А. К.), оно вступило в силу: «Это был цивилизационный выбор». Ну какой цивилизационный выбор?! Как были олигархи у власти, так и есть. Там кто-то пытается скандал какой-то у нас устроить по офшорам, но там прямо первые лица страны — сами миллиардеры-предприниматели и в офшорах сидят. Ну да, вот он заработал несколько миллиардов, а потом милой девушке, допустим, она замечательный юрист, передал управление — ну и что, он забыл, что ли, про это? Да никогда никто в это не поверит. Все равно будет там сидеть и рулить, давать указания, что конкретно делать, это первое. Деолигархизация, что ли?! Клановая система управления укрепилась за последнее время, и это оценки не только наши, но и наших западных партнеров, уверяю вас, я знаю, о чем говорю.
Стоит только слово «Украина» заменить на слово «Россия», и все тоже будет правильно.
И тут вдруг произошло неожиданное. Президент обратил внимание на экран. И оказалось, что он все это время читал то, что ему писали. Только не отвечал, а решил среагировать вот в какой момент:
— Пока мы с вами разговаривали, посмотрел здесь тоже бегущий экран… не строка, а экран… один из вопросов, касающийся национальной гвардии: «Национальная гвардия подчиняется президенту. Что, нет доверия силовым министрам?» Дело не в доверии — дело в том, что национальная гвардия создана как отдельный, самостоятельный федеральный орган на праве министерства, а все силовые министерства и ведомства подчиняются президенту.
И в ответе на этот вопрос при желании можно копаться еще долго. И извлечь противоположные по смыслу новые ответы.
Но главное: бегущий экран вдруг наконец ожил. Немой заговорил!
— Смотрите,— восклицал президент,— там у вас, на бегущих экранах, две вещи есть, но просто там не было адресов: «Помогите спасти дворец, он лицо города, в бюджете нет денег!..»
Искали адреса…
Что-то все не было вопроса про 2018 год (на вопрос телеэкрана он еще не реагировал), но вот же он, вот он наконец:
— Владимир Владимирович, можете ли вы пообещать крымчанам, что будете баллотироваться в президенты в 2018 году?
— Спасибо большое за вопрос, но, мне кажется, об этом рано говорить. Я в таких ситуациях говорю одно и то же и хочу это повторить еще раз: нам сейчас нужно думать не о том, где и как мы будем работать в будущем… Нужно думать о том, как оправдать доверие людей сегодня, как добиться тех целей, которые мы перед собой ставим. А в зависимости от того, как будет складываться ситуация и как будет идти работа, будут приняты соответствующие решения.
Но ведь работа не может идти плохо. Ей просто некуда больше идти.
«Прямая линия» продолжалась уже три с половиной часа, и было не похоже, что она будет длиться вечно (а до сих пор, еще год назад и тем более раньше, такое ощущение через три с половиной часа как раз только и начиналось складываться).
— Владимир Владимирович, вы ругаетесь матом, когда точно знаете, что вас не снимают? Если да, то на кого? — Евгений Рожков процитировал вопрос, пришедший по смс.
Организаторы «прямой линии» делали многое для того, чтобы она все-таки заинтересовала страну.
— Бывает, на себя только,— признался президент, и это было уже само себе неожиданно.
Да разве может президент ругаться матом? И какой пример он подает детям?! В том числе моим…
Впрочем, ответ президента демонстрировал ведь прежде всего ответную близость к и без того стремящемуся к нему народу.
— Виноват,— вздохнул Владимир Путин,— может, не надо было говорить, но что же греха таить. В России есть такой грех. Отмолим.
Финал был неожиданный. Но закономерный.
Владимир Путин попрощался с присутствующими. Вопросы задали человек, может, десять. Он ушел, и одна очередь стала к выходу (ее возглавили Тигран Кеосаян, Николай Цискаридзе и Федор Бондарчук). Другая выстроилась к еще не остывшему от президента креслу. Здесь место теперь прочно заняла девушка в ярко-желтом платье. Не удовлетворившись селфи, она заставляла разных людей снимать ее с разных ракурсов. Сняли впрок, хватит надолго, не на одни, если что, выборы.
Я не сразу именно в этом, между прочим, убедился: многие из тех, кто ни о чем не спросил президента, на самом деле пришли сюда, чтобы их зафиксировали рядом с ним. Это так понадобится им во время праймериз и дебатов. И великий спортсмен, и главный редактор журнала… И актер, тоже в целом великий… И новый закон не нарушат.
А телеэкран отчего-то все еще мерцал совсем уж неверным светом: «Наши дороги все взорваны!»