Особые люди

Андрей Лошак

Знаете ли вы, что в Пакистане до сих пор существует рабство? Или что Бурунди находится на пороге нового геноцида? И что на юге Судана есть территория размером с Австрию, на которой этот геноцид уже происходит?

Еще два месяца назад я об этом ничего не знал и этими вопросами, как и остальные россияне, не задавался. Мы вообще невероятно зациклены на внутренней повестке, благо российская власть не дает расслабиться, успешно поддерживая в нас, по выражению классика, состояние "постоянного изумления". Но невозможно изумляться 24 часа в сутки, поэтому, когда мне предложили снимать фильмы про четырех финалистов новой международной премии "Аврора", я почти сразу согласился. Премия вручается "за исключительный вклад в дело сохранения человеческих жизней и продвижения идей гуманизма". Номинанты — настоящие эпические герои, таких днем с огнем не сыщешь, было бы непростительной глупостью упустить шанс познакомиться с ними лично.

Конечно, наша съемочная группа немного нервничала. Пока комитет премии выбирал кандидатов, нам сообщили список стран, где живут и работают номинанты. Сирия, Афганистан, Сьерра-Леоне и прочие места, которые туристы стараются обходить стороной. Это неудивительно — чтобы внести "исключительный вклад", нужно оказаться там, где насилие и убийства поставлены на конвейер. В феврале комитет премии, куда входят нобелевские лауреаты и американские кинозвезды, огласил имена финалистов. Нам, можно сказать, повезло: два героя из четырех жили в относительно мирных странах — Пакистане и Руанде, один в не очень мирной — ЦАР, и еще один жил прямо посреди войны на юге Судана.

Мы застраховали жизни, купили мешок лекарств, завели Instagram krutoymarshrut (подзаголовок Hero Hunters) и отправились на встречу с лучшими представителями рода человеческого. Я расскажу сегодня о двух героях, точнее, героинях, с которыми нам удалось повидаться. Обе они — женщины невероятной доброты и силы, чьи судьбы говорят о том, что человечество все-таки не так безнадежно, как это кажется, когда листаешь ленту своего Facebook.

Седа Гулам Фатима

Лахор поразил полным отсутствием белых людей: считается, что в Пакистане высокий уровень террористической опасности. При виде доброжелательных и улыбчивых жителей Лахора нам казалось, что опасность эта сильно преувеличена. Ровно через неделю после того, как мы уехали из города, в центральном парке в воскресный день произошел теракт — шахид взорвал себя в толпе христиан, отмечавших католическую пасху. Мы проезжали мимо этого парка каждый день...

Фатима более 30 лет занимается одним делом — вытаскивает из долгового рабства нищих малограмотных крестьян. В Пакистане и других странах субконтинента до сих пор существует такое уродливое явление, как кабальный труд. Человеку надо сыграть свадьбу, вылечить ребенка или просто нечего есть — он идет к работодателю, берет ссуду, подписывает какие-то непонятные бумажки и оказывается в кабальной зависимости от него. Документ составлен так, что человек работает только на проценты от долга, которые все равно растут. Выплатить ссуду нет никакой возможности, и люди по сути становятся рабами своих работодателей — все, что они зарабатывает, у них отбирают. В провинции Пенджаб, где находится Лахор, долговое рабство особенно распространено на многочисленных кирпичных фабриках, принадлежащих частным владельцам. Мы были на них — целые семьи, включая совсем маленьких детей, от рассвета до заката занимаются ручным производством кирпичей, которое не меняется веками — от формовки из глины до обжига в подземных печах. Познакомились с девушкой, которую регулярно насиловал хозяин фабрики, другой девушке, у которой мы брали интервью, пришлось продать почку, чтобы выкупить себя из рабства.

Отец Фатимы был профсоюзным деятелем и придерживался левых взглядов, что в первом в мире исламском государстве никогда не поощрялось. В 16 лет Фатима узнала о существовании долгового рабства — этого уродливого пережитка феодализма,— встретившись в кабинете отца с несчастным стариком, который приехал в город искать справедливости. Со студенческих лет она, как русские народники, стала ездить в деревню на кирпичную фабрику и учить там людей грамоте. Потом она образовала целую ячейку просветителей, которые не только учили, но и пытались оказать юридическую помощь попавшим в долговое рабство людям. Тогда, еще в юности, на нее с подругой было впервые совершено покушение, их зверски избили охранники фабрики. Но настоящих героев трудности только закаляют. Фатима создала организацию "Пакистанский фронт освобождения от кабального труда" (BLLF) и вывела борьбу с пережитком на государственный уровень. Благодаря ее борьбе в 1990-е был принят закон, запрещающий кабальную зависимость. Тем не менее, вследствие тотальной коррумпированности полиции, закон почти не работает, и только в Пенджабе насчитывается более 2 млн долговых рабов. Фатиме приходится организовывать специальные операции по освобождению, одну из которых мы снимали. Схема такая. Сначала Фатима добивается судебного постановления об освобождении, потом дает взятку приставу, чтобы он не сообщил преждевременно в местное отделение полиции — копы на местах находятся, как правило, на содержании у хозяев фабрик и информируют их. Далее под покровом ночи, чтобы никто не увидел и опять же не донес, Фатима с приставом отправляются на вызволение рабочих — освобождаются обычно целые семьи с десяток человек. После этого бывшие рабы некоторое время живут в кампусе на территории дома Фатимы, пока она помогает им оформить документы и устроиться на новую работу. На Фатиму неоднократно покушались, один раз в нее и брата стреляли, ранив обоих. Брат остался инвалидом и занимается теперь юридической работой в BLLF. Никакой личной жизни у 55-летней Фатимы еще недавно не было — она не вышла замуж в том возрасте, когда это в Пакистане принято. Как рассказал ее брат, в архаичном религиозном обществе заниматься проблемами рабочего класса, причем самой нищей и презираемой его части, считалось чем-то позорным. Спасая изгоев, она сама стала таковой. Одному Аллаху известно, как это внутри переживала молодая, гордая и красивая девушка — Фатима и сейчас красива. Она полностью растворила личное в общественном и лишь 10 лет назад встретила своего мужа Сафдара, на демонстрации, разумеется. В прошлом профсоюзный активист, теперь он ее верный единомышленник и соратник по BLLF.

Фатима вызволила из долгового рабства более 80 тысяч человек. Еще год назад за пределами Пакистана о ней никто не знал. Известной ее сделал Брэндон Стэнтон, автор блога Humans of New York, описавший в коротком посте ее историю. За неделю на счет организации Фатимы пришло более 2 млн долларов — вот она, фейсбучная сила! Но этот успех ее ничуть не изменил, разве что теперь она смогла переехать из дома, который давно уже превратился во временное общежитие для бывших рабов, в отдельную арендованную квартиру. Фатима — очень простая, очень искренняя и невероятно упрямая женщина с четкими и непоколебимыми представлениями о справедливости. Пока мы несколько часов ехали на ночную операцию в удаленный район Пенджаба, мы много говорили о политике. Она меня вдруг спросила, верю ли я в революцию. Я ответил, что, конечно, нет. Фатима же твердо сказала: "А я верю". И в этой убежденности в том, что царство справедливости может быть построено на земле, скрыт, как мне кажется, ключ к пониманию характера настоящих героев.

Маргерит Баранкитс

Маргерит, или, как все ее называют, Мэгги,— настоящая богиня, существо какого-то высшего порядка. Как и Фатима, она очень красива, красота ее величественная, как у царской особы, недаром еще недавно ее называли "королевой Бурунди". Как и у Фатимы, у нее никогда не было своих биологических детей, при этом тысячи детей в Бурунди и Руанде считают ее своей матерью.

Для съемок Мэгги мы прилетели в Руанду. Эта страна, откуда Мэгги родом, разрушает стереотипы об Африке. Очень чистая, гористая и утопающая в зелени — страна тысячи холмов, так называли Руанду бельгийские колонисты. Вся эта райская красота не помешала превратить Руанду в 1994 году в настоящий ад. Тогда в результате застарелого этнического конфликта представители одного племени — хуту — почти полностью вырезали другое племя — тутси. Только за первую неделю геноцида погибло полмиллиона человек — детей, женщин, стариков. Убивали в основном с помощью дубин и мачете — на всех оружия не напасешься.

В соседнем Бурунди, где проживают те же два племени, кровопролитие было не меньшим, но резали они друг друга с переменным успехом, то хуту — тутси, то тутси — хуту. В биографию Мэгги, как и многих других жителей двух стран, кровавыми буквами вписана история этого этнического конфликта. Мэгги по происхождению тутси. Еще в начале 1990-х, будучи ревностной католичкой, она усыновила семерых сирот — трех хуту и четырех тутси, чьи родители погибли в результате этнического конфликта. Она хотела показать, что нет никакой разницы, какой ты национальности,— все мы дети Божьи. Конечно, ее примеру никто не последовал. Осенью 1993 года боевики хуту вырезали родственников Мэгги в ее родной деревне. Через несколько дней карательные отряды тутси ворвались на территорию католической миссии, где она работала, и убили укрывавшихся там 72 хуту. Мэгги пыталась встать на пути убийц, но ее избили, связали и заставили смотреть на массовую казнь. После расправы без родителей осталось 25 детей, которых Мэгги чудом удалось спрятать. Так кошмарно начинается история "Дома Шалом", который Мэгги создала, чтобы вырастить новую нацию — не хуту и не тутси, а новую единую общность — бурундийцев. Она стала усыновлять осиротевших детей войны и оказалась суперэффективным менеджером, создав уникальную самоокупающуюся структуру, внутри которой были школы, мастерские, кооперативы. Она построила первый в Бурунди современный кинотеатр и самую современную больницу. Мэгги запрещала называть "Дом Шалом" детским домом, а детей — сиротами. Она говорила: "Вы мои принцы и принцессы, а я ваша мама". За 20 лет существования "Дома Шалом" через него прошло 30 тысяч детей.

Они нас закопали, но они забыли, что мы — зерна

Все закончилось в прошлом году, когда президент Бурунди Пьер Нкурунзиза нарушил Конституцию и пошел на третий срок. Люди в столице вышли протестовать, их стали убивать. Мэгги выступила с осуждением убийств, ее объявили иностранным агентом, и она вынуждена была бежать, как и почти 300 тысяч других бурундийцев. "Дом Шалом" стоит теперь заброшенный, здания приходят в упадок. Мэгги уже почти год находится в эмиграции в соседней Руанде. Зная всю эту, полную драматизма, историю, я ожидал увидеть "сбитого летчика", но не тут-то было. Большего оптимиста я, наверное, еще не встречал. В Руанде она тут же организовала систему помощи бурундийским беженцам, отправляя молодежь на учебу в местные школы и вузы. "Диктаторам не нужны думающие люди. Диктаторам не нужны люди, способные объединяться. Нас выгнали, наши здания разрушаются, но они не понимают, что "Дом Шалом" — это не только кирпичи. Это прежде всего любовь. Я часто это повторяю: они нас закопали, но они забыли, что мы зерна".

Через несколько месяцев Мэгги — 60. Я слушал ее смех, смотрел на ее грацию, она постоянно то пританцовывает, то напевает — настоящая африканка,— и поражался: только что какой-то властолюбивый упырь разрушил все дело ее жизни, а она радуется как ни в чем не бывало. А потом понял: это — все та же вера в светлую природу человека.

У этой веры могут быть разные оттенки. У Фатимы — вера в мировую революцию и торжество социальной справедливости на земле, у Мэгги — вера в Бога и победу любви над ненавистью. На словах звучит наивно, но в реальности эта вера работает. Я не придумываю — видел собственными глазами.